The bells are ringing

      Мягкий, приглушенный свет. Запахи праздничной еды на первом плане, тихие звуки телевизора – на втором. Чимин глубоко вдыхает всю эту новогоднюю атмосферу и расслабляется. Ноги приятно гудят после целого дня беготни и подготовки к этой особенной для него даты. Футболка кое-где заляпана салатами, и от этой вроде бы неприятной детали Паку так уютно, что скулы сводит. Он расположился на пуфике в углу своей небольшой квартиры в одну комнату, рядом с ним стояла небольшая елочка в одной гирлянде, а под елкой – пушистый старый кот, верный друг Чимина. Парень рассылал друзьям и родным дежурные поздравления, почти на автомате, а сам обдумывал и подводил итоги прошедшего года. До полуночи осталось всего каких-то полчаса.       Возможно глупо, но Чимин всегда так делал. Ну, подводил под Новый год итоги в одиночестве, а с приобретением отдельной жилплощади вообще всегда проводил этот праздник с котом и в полном уединении. Так легче в себе разбираться, считает Чимин. Вообще, данный ритуал всегда вызывал в парне чувство легкости и завершенности, помогал начинать по новой и обновленным. Только в этот раз система дала сбой.       Кот запрыгнул на стул у накрытого стола и посмотрел на подвисшего хозяина так, словно приглашал его тоже присесть и составить компанию. Чимин и составил, сев напротив кота и лицом к телевизору.       Вообще, год дерьмовый выдался. Вернее, случилось дерьмо, которое отравляет самый лучший, возможно, год в жизни Чимина. Нет, никто не умер и ничего особо серьезного в масштабах вселенной не произошло, но вселенная Пака просто раскрошилась, сгорела и утопилась. Не собственноручно, конечно же. Один отзывчивый хён помог. Лучше бы не делал этого, честное слово.       Парень накладывает себе салат и наливает в бокал шампанское, принимаясь помешивать его чистой вилкой, чтобы пузырьков поменьше было. И мысленно желает, чтобы гомосексуального дерьма в предстоящем году тоже было поменьше. Вообще, Пак никогда особых иллюзий насчет своей ориентации не питал, но раньше он как-то особо не влипал в парней, а тут он влип конкретно и, как казалось, бесповоротно. Удивительно все это, думает парень, сверля глазами кота, который от столь пристального внимания хозяина аж пригнулся, скрываясь за столом. Удивительно то, что в самом процессе «возвышенных чувств» Чимину казалось, что прошла целая вечность, а на деле – едва ли три месяца выйдет. Но сколько всего он успел за эти три месяца наворотить… До сих пор от себя тошно.       Чимин передергивает плечами и трясет головой. Нет, все это дерьмо надо оставить в уходящем году и пусть оно горит там синим пламенем. А Пак отчаянно хочет начать с чистого листа, забыть все это, выжечь из памяти и никогда не возвращаться. Стать обычным натуральным парнем, найти себе девушку и спокойно себе тонуть в посредственности и нормальности. Ничего другого ему в жизни так сильно не хотелось. Никаких больше красивых своенравных парней с тяжелым характером. Нахер.       Он глубоко вдыхает и растирает лицо ладонями. Сидит так немного, унимая тошнотворные ощущения в груди, а потом залпом выпивает бокал шампанского. До полуночи всего две минуты, поэтому Пак наполняет бокал еще раз, но попутно достает бутылку соджу, стоявшую под столом. Большую бутылку соджу. В оправдание Чимина – это первый случай, когда он хочет упиться, что называется, вусмерть.       Бьют куранты, и Чимин, силясь не думать о том самом мудаке, поднимает свой бокал и выпивает его. Потом он открывает соджу и решает пить прямо с горла. Парня душат слезы, хочется жалобно-жалобно разреветься, как ребенку, но Чимин - дядя уже большой, поэтому нельзя плакать. Надо все оставить в уже прошлом году. Забыть его. Вычеркнуть и не думать совершенно. Наивно, но Чимин ожидал, что ему сразу станет легче. Вот так, просто, сразу после боя этих пресловутых курант. Но стало только хуже. Сейчас он бы мог отмечать этот особенный день с тем самым мудаком (который мудак настолько, что Чимин на полном серьезе подумывал делить этот важный день вместе с ним), но он сидит один, ревет (все-таки наш дядя не большой еще) и жрет соджу, как заправской алкоголик.       Вообще, он с тем самым познакомился на одной своей подработке примерно в августе-сентябре и заинтересовался почти сразу. Им, вроде, заинтересовались тоже. Чимин балдел с холодного взгляда, ловил нехилые приходы с прикосновений и интонаций. С характера. Пак, верный своей детской натуре, отдал всего себя довольно быстро. Всегда старался быть рядом, по-своему мило и неловко заботился. Потакал всем прихотям и терпел просто адский характер своего мудака. Подумать только, всего три месяца, а сколько всего произошло. Пак даже выучил номера самых близких друзей своего парня (а были ли они вообще парой?), чтобы в случае чего примчаться и помочь, спасти, увезти, да что угодно. А в итоге Техён с Джином еще долго откачивали истерящего как баба Чимина, который увидел, как тот самый страстно засасывает какого-то парня на вечеринке их общих знакомых. Вернее, на самой вечеринке Чимин не истерил, конечно. Его накрыло у себя дома, после того, как он мило, действительно мило попрощался с охреневшим от жизни и вполне себе трезвым и теперь уже бывшим парнем. Пак просто не понял этого, ему даже осознать это было нереально сложно. Как так, ведь ему же казалось, что все серьезно и очень надолго. А оно вон как. Такая вот история.       Чимин делает большой глоток соджу и даже не морщится. Просто продолжает задыхаться от слез. Что бы он себе не внушал, душа болела с каждым днем лишь сильнее. После того, как он ушел с вечеринки, он заблокировал объект своего обожания везде, где можно было. Пак даже выяснять ничего не хотел, каждая мысль об этом вызывала короткие приступы удушья и невыносимую боль где-то в районе желудка. Ну и пошло все нахрен, Чимин выжрет все бутылки, которые у него есть дома и уляжется спать, чтобы утром проснуться новым и совершенно спокойным. Чтобы утром сердце не кровоточило и внутренности не сжимались. Кот осуждающе смотрит с другого конца стола на своего хозяина, но подходить не торопится. Чимину и не надо. Головокружение от алкоголя воспринимается как «падение в холодную бездну одиночества», и парень даже смеется от того, насколько все глупо. Сидит он в Новый год один, жестоко выпивает, ревет, смеется и очень хочет позвонить, но не может. А еще ждет чуда.       Чудо происходит после третьей выпитой бутылки, когда Чимин успел уже и станцевать вальс с котом под новогодние мелодии из социальной сети, съесть треть салатов, которые наготовил и нареветься до тошноты и опухшего лица. Настроение под действием алкоголя наконец-то улучшилось и Чимин словил то самое ощущение, когда все в жизни приобретает смысл и тебя захлестывает небывалый оптимизм. Небывалый оптимизм, правда, делает ноги сразу, после того, как Пак открывает входную дверь, в которую по инерции пьяный в жопу Намджун продолжает долбить своими кулачищами. Чимин…удивлен. И заинтригован появлением лучшего друга того-самого-мудака на пороге своей квартиры в три часа ночи в Новый год.       - Намджун? – Пак чувствует, как очень быстро трезвеет, пока разглядывает костюм новогоднего эльфа на своем знакомом.       - Так… подо-шди с-сек-кунду…- Кима жестоко шатает во все стороны, пока он, оторвав свою руку от стены, поднимает палец вверх, прямо перед лицом все еще заинтригованного Чимина. В коридоре темно, даже свет из квартиры Пака особо не спасает, поэтому парень не видит, что там пытается достать из-за угла Джун. Слышится шорох, колокольчики и больно уж знакомые маты, на секунду Чимин даже хочет захлопнуть дверь, но его останавливает Ким, который с гордым видом улыбается.       - Я этот…как…Санта твой. Вот. Он очень сильно брыкался, но общими усилиями…- Ким перевел дух после такого огромного количества слов. Чимин дыхнул чистейшего перегара и поморщился, но слушать не перестал.       - Так, стой, нет, не общими. Ты этого не слышал…- Джун смачно икает и пьяно смеется. А потом резко прижимает ладонь к своему рту, отталкивает все еще фигеющего Чимина и прямо в обуви бежит в ванную. Пак, очень добрый по своей натуре и слишком пьяный для злости, мысленно желает удачи Киму и выглядывает-таки в темный коридор, боясь, что его догадки подтвердятся.       Подтвердились.       Чуть поодаль сидел и параллельно с этим спал тот-самый-мудак, которого зовут Юнги. На голове у него красовался дебильный ободок с оленьими рогами, увешанными маленькими колокольчиками. Чимин надевает тапочки и подходит к Мину именно в тот момент, когда пьяная туша сползает по стеночке вбок. Паку приходится ловить товарища, который уже начинает просыпаться и рефлекторно хватается за Пака. Потом товарищ снова матерится и вцепляется в Чимина еще сильнее и преданно смотрит ему в глаза.       - Юнги..? – Чимин не знает, что делать и куда себя деть, и вообще. Что, мать его, происходит?       - Чимин-а, Чиминушка, - Мин немного (много) безумно улыбается, икает и щурится. У Чимина на секунду душа в пятки уходит, но потом он вспоминает, что они все еще в коридоре. И что гребаный Мин Юнги – мудак, разбивший ему сердце. И припершийся в дупло пьяный посреди ночи.       - Хён, давай зайдем. Поднимайся, - Пак скидывает клешни Юнги и, шатаясь встает, протягивая руку Юнги. Второй еле как хватается за нее, и общими усилиями они заходят в квартиру. Пак хочет стянуть обувь хотя бы с этого хёна, поэтому нагибается к ногам Мина. На заднем плане слышно Намджуна, который, кажется, отдает душу Господу в ванной Пака. Бедный Ким.       - Хён, блять, стой ровно! – Чимин уже выходит из себя, когда в третий раз пытается утихомирить то шатающегося, то дергающегося, то падающего Мина. От собственного опьянения и следа не осталось.       - Чимин-а, ты такой прекрасный, когда злишься, - елейным голосом мямлит хён, вызывая чуть ли не микроинфаркт у Чимина. Но Пак все еще очень злой, поэтому продолжает остервенело пытаться снять этот ебучий ботинок с ноги ебучего Мин Юнги.       - Чимин-и… - Юнги абсолютно глупо улыбается и запускает пятерню в волосы Чимина, на что тот отвечает ударом по этой самой пятерне. У Пака перед глазами черти пляшут.       - Да ты… ты… Тебе еще хватило совести припереться сюда! В таком состоянии! – Чимина несет. Даже Ким в ванной затих. Мин виновато тупит взгляд и выглядит при этом так невинно и мило, что ему не хватает только носочком пол поковырять. Пака это злит еще больше.       - Чтобы утром вас двоих тут не было, понял?! – вообще, Чимину несвойственно так орать. Парень разворачивается на пятках, и собирается уже уходить, но Юнги ловит его за запястье, сам при этом чуть ли не упав. Чимин с разворота бьет Мина кулаком в лицо и отходит чуть подальше, смотря на падающего и сносящего полку с обувью Юнги. Хён лежит тихо, только держится за место удара. Паку на мгновение кажется, что старший умер, и эта мысль быстро приводит в себя.       - Хён? Поднимайся, хватит придуриваться, - младший падает на колени рядом с Юнги и трясет его за плечо.       - Ты это… Не тряси так…сильно, пожалуйста, - Мин смотрит в одну точку, все еще держа руку на своей щеке, и отчаянно удерживает в себе уже свою душу. Попутно удивляется тому, насколько же добрый у него Пак. С такой силой и умением драться, донсен не избил Мина еще тогда, хотя стоило бы. Хён и сам не прочь себе по морде пару раз заехать.       Он вообще не планировал, что все выйдет так. Он хотел совсем чуть-чуть выпить для храбрости и прийти к Чимину извиняться. Потому что без этого щеночка как-то неожиданно невыносимо, оказывается. И Юнги успел уже влюбиться, вроде как. А с парнем тем левым вообще несерьезно все, правда, так случайно вышло и вообще… Он Чимину даже в подметки не годится! Только вот объяснить все это Юнги Чимину не успел, тот закрылся от хёна полностью и даже с той подработки ушел, лишь бы подальше. А Мин весь извелся уже и всех вокруг своим Чимином извел. Вон, Намджуна впряг, давал взятки в виде еды и алкоголя Тэхёну и Сокджину в обмен на информацию. Просто без донсена оказалось неожиданно никак и Юнги решился на отчаянный шаг и пришел к нему домой. В жопу пьяный, да. Но это уже непредвиденное обстоятельство.       Чимин перестает трясти хёна, убирает руки и пару секунд просто сидит и смотрит на Юнги, приходя в себя. Сердце бешено стучит после удара, не понимает, радоваться или болеть. Пак всхлипывает, отходя от злобы и от потрясений. Юнги тут же приподнимается, звеня своим идиотским ободком, боится прикоснуться к Чимину и сам чуть ли не плачет. Мин никогда раньше не успокаивал плачущих, а тут Чимин, который плачет из-за косяков хёна. Хён садится напротив младшего и с минуту задумчиво чешет репу, не зная, что сделать.       - Эй, Чимин-а, смотри… - Юнги снимает с головы ободок и пару раз дергает рога, заставляя колокольчики на них весело позвякивать. Обо всей тупости своей идеи (да и о своей тупости в принципе) хён может прочитать во взгляде Чимина, когда тот все же поднимает глаза и перестает реветь.       - Простишь меня? – Юнги загнанно смотрит в ответ и со страхом ждет ответа, мечтая уже поскорее обнять своего донсена. Чимин же только начинает плакать по новой, воя что-то о козлах и идиотах. Младший просто крепко обнимает Юнги, лицом утыкаясь старшему в плечо и продолжает реветь уже громче. Простил, конечно, давно простил. Но ему еще больно и старшему придется жопу рвать на британский флаг, чтобы загладить свою вину. А пока Юнги обнимает в ответ, прижимаясь щекой к макушке Пака.       Они так и сидят на коврике перед дверью до тех пор, пока Намджун не начинает снова отдавать душу Господу. Гирлянды на елке в комнате продолжают весело переливаться разными цветами, из колонок льется тихая музыка, кот безмятежно спит за диваном. Чимину кажется, что предстоящий год будет офигительно счастливым и прекрасным, а пока надо помочь Киму и уложить алкоголиков спать.