Шокирующее искусство.

— Приветствую вас, господин! Меня зовут Виго Рогнер. Мы с моим младшим братом Мартином, значься, решили дело в вашем городке открыть. Мастерскую по дереву, сталбыть. — Солтыс молча смотрел на распинающегося перед ним краснолюда, не проявляя ни малейшего признака заинтересованности. — …Значься рамы оконные могём, фигурки там всякие, мебель… Да что душе угодно! Уж поверьте, господин, мы-то с братцем того… Руки откудась надобно растут. А мы… — его речь прервал солтыс. Он выставил вперёд руку, с оттопыренным вперёд кривым пальцем. Палец указывал на дверь. Повозка, скрепя всем чем только возможно, ковыляла по тракту. Виго, насупившись, молча держал вожжи. Мартин тщетно пытался развеселить брата шутками, байками, построением рож, различной степени кривизны. Когда же он сообразил, что брат мрачнее обычного, ему пришлось перейти к крайним мерам. Когда телега, следуя по тракту, забралась в лесную чащу, Мартин смачно дал шуму. Сидевшие на ветвях деревьев вороны в панике сорвались прочь. Виго скривился, но не проронил ни слова. Непонятно, то ли от шума, то ли от накрывших окрестности ароматов краснолюдского внутреннего мира. Мартин расценил такую реакцию, как акт личного оскорбления, и снова дал шуму. Кобыла, тащившая повозку, пошла быстрее, протяжно фыркнув. Виго надулся, покраснел, как варёный рак, но снова не проронил ни слова. «Ага! Воздух задержал, курвин сын. Ну, получай» — подумал Мартин, и в третий раз дал шуму. Трубадур сидалищем очнулся, от тупой боли в области своего трубадурства. Кто-то остервенело колотил по нему окованным ботинком. — Что… Что ты делаешь Виго? — промычал ещё не пришедший в чувство Мартин. Братец ответил потоком витиеватых выражений, смысл которых затерялся, в мутном сознании трубадура задницей. Впрочем, их смысл всё же дошёл до него, когда Виго продемонстрировал брату средний палец. — Ты вообще что ли из ума выжал, собака ты скрученная?! — неистовствовал Виго, — В конец все мозги профукал, как бы это иронично сейчас ни звучало! Окончательно все… — Виго продемонстрировал редкую даже для бывалых поэтов способность в сочинении метафор, эпитетов и оборотов, направленных на придание своей речи цветастости. И нужно отдать ему должное — брат был впечатлён. Настолько, что только спустя продолжительное время после окончания монолога обратил внимание на то, что на нём нет ни штанов ни портков. На немой вопрос Мартин получил лишь кивок в сторону ближайшего дерева. Посмотрев туда, он увидел и свои портки и штаны. С огромными дырами в неожиданном, если не брать в учёт последние события, месте. — А… — Угу. Именно так оно и случилось, — буркнул Виго, запрягая осоловелую лошадь. Они продолжили путь снова в молчании. Виго сидел с тем же выражением лица, то и до инцидента, Мартин упражнялся в кройке и шитье. В силу постоянной качки и тряски, у трубадура ушло куда больше времени на ремонт одежды, чем тот рассчитывал. Окончив его, наконец, Мартин уселся к брату на козлы. Некоторое время ему удавалось сохранять молчание, но оно угнетало, и он не выдержал. — Ну прости! — воскликнул Мартин, — Я хотел тебя развеселить, а то едешь чернее тучи. Ну что ты, в самом деле? — Ты чуть Синичку не убил, — проворчал Виго. Кобыла, словно соглашаясь со сказанным, фыркнула. — Да ещё и сам чуть не сдох. Клянусь богами, ещё одна такая выходка, и я из твоей пустой башки кубок сделаю. Всё полезнее будет. Мартин состроил рожу, и, сложив руки на груди, отвернулся. — Завтра мы будем в Цидарисе, — после долгого молчания проговорил старший Рогнер, — если и там пролетим… Не знаю даже. Денег почти не осталось. Братья Рогнеры начали свой путь из гор Махакама, откуда, вообще-то уезжать и не собирались, их убедил дед. Им, молодым, нечего делать в той дыре, говорил он. «Поезжайте, покажите чего стоит рука настоящего краснолюда!» — наставлял он. И Виго с Мартином поехали. Весь южный Аэдирн, Лирию и Ривию, всю западную и северную Темерию изъездили, а толку ноль. Если в Аэдирне и Темерии к ним просто не проявляли интереса, то в Ривии частенько прогоняли, а в Лирии так и вовсе пару раз собак спустили. Теперь вся надежда оставалась на Цидарис, где их плотнические навыки могли прийтись как нельзя кстати. Один из крупнейших портов, как-никак. — Да как так не нужны плотники?! — вспылил старший Рогнер. — Здесь, чёрт возьми, один из крупнейших портов на севере, а вам плотники не нужны?! — Нет, не нужны, — не отрываясь от свитка, отчеканил скрипучим, как давно не видавшее смазки колесо телеги, начальник портового управления Цидариса. — Вы, милсдарь краснолюд, видимо полагаете, что раз являетесь краснолюдом, то мастеров равных вам нет и быть не может? — не дожидаясь ответа, он докончил, — Может. Поверьте мне на слово, после того, как я начал работать с мастерами людьми, качество работ улучшилось, а количество хищений строительного материала для кораблей стало значительно ниже. — Ты на что намекаешь, собака ты скрюченная?! — побагровел Виго. — Простите?! — начальник портового управления оторвался от свитка. — Да я тебе сейчас… — резко подскочивший Мартин заткнул старшему брату рот. — Простите, мы уже уходим! — сказал младший Рогнер, с трудом удерживающий брыкающегося и размахивающего кулаками старшего брата. — Идите, идите, — сверкнув глазами, процедил начальник портового управления Цидариса. Когда дверь за краснолюдами закрылась, добавил, — И никогда больше не возвращайтесь. Нелюди паршивые. Тьфу! Виго сидел за столом полностью разбитый. Ни пить ни есть ему не хотелось. Денег нет, где ещё искать работу неизвестно. Над братьями нависла мрачная перспектива голода. Матрин пытался подбодрить брата, на этот раз менее эффектным способном. Говорил, что рано или поздно всё устаканится, что они и дальше будут перебиваться случайными заработками. Раньше же выживали на этом и ничего. Да, всё так. Вот только Виго это осточертело. Следующие несколько дней прошли в безуспешных попытках найти хоть какую-то работу. Братьям, пришлось продать телегу за какие-то жалкие гроши, просто для того, чтобы хоть как-то худо-бедно прокормиться. Вырученные деньги, впрочем, быстро иссякли, и братья Рогнеры уже начали подумывать о продаже инструментов. Это был их потенциальный хлеб, но какой прок от потенциала, если он ни разу не реализовал себя? Скрепя сердцем, Виго и Мартин всё же решили продать их. Или может всё-таки кобылу? А, неважно что. Решение будет! Потом. Для начала они сошлись на том, что не смогут продать инструменты на трезвую голову, а потому нужно на последние деньги напиться. Сильно напиться им бы не удалось, только слегка. На храбрость, так сказать. — Простите, вы те самые краснолюды, что искали работу? — к выпивающим братьям Рогнерам подошёл молодой, на вид, человек, одетый, как художник или трубадур. Всё одно. — Я слышал вы, милсдари, в бедственном положении, и потому хотел бы выручить вас из беды, нависшей над вашими достойными голова… хотя, всё-таки скорее желудками. — Ну говори уже, — проворчал Виго. — Кхм. А не мог бы я, милсдари краснолюды, пригласить в мою мастерскую? — Это ещё зачем? — Виго с подозрением посмотрел в глаза художнику или трубадуру. Всё одно. — Мой заказ, — художник трубадур прошёлся пальцами по чёрным полоскам своих усиков, — он необычен. — Братья Рогнеры пошептались. Усатик доверия не вызывал, но с другой стороны он предложил хоть какую-то работу. Посовещавшись, краснолюды согласились. Мастерская то ли художника то ли трубадура представляла собой обычный сарай с соломенной крышей, сквозь щели которой по ночам открывалась романтичная картина звёздного неба. — Кстати, прошу прощения, господа, ей-богу, где моё воспитание?! — ударив себя по лбу, воскликнул художник или трубадур, — Я совершенно забыл представиться! Меня зовут Теобальд-Годфрид-Романик Жан-Жак Д’Орвиньон. И я художник, что несёт культурную революцию в живопись! — Краснолюды переглянулись. Увидев это, раздосадованный Теобальд-Годфрид-Романик махнул рукой, и проговорил, — Лех. Зовите меня Лех. Лех подошёл к мольберту, мечтательно посмотрел на него, затем отодвинул в сторону, и принялся копаться в груде мусора, находившегося ранее за ним. Краски, куски дерева, ткань, солома и чёрт ещё знает что. Виго и Мартин Рогнеры не без удивления наблюдали за культурным революционером, копающимся в этой своеобразной инсталляции. Наконец, кряхтя и пыхча, художник выволок из кучи массивное бревно, размером с него самого. — Вот, — сказал он, тяжело дыша и обливаясь потом, — это материал, с которым вам, милсдари мастера, предстоит работать. — Краснолюды деловито осмотрели бревно — хорошее дерево. «Очевидно, художнику нужны скульпторы. Ну что же, милости просим», — подумал Виго. — Скульптура, сталбыть, не ваш конёк, а, милсдарь Лех? — заговорил Мартин. — Увы, — развёл руками культурный революционер. — И что же, собсна, мы с братцем должны для вас сварганить? — Ну… — Лех замялся, — понимаете, господа… Сие творение будет… Новым словом в жанре. Революцией. И оно… Гхм. Шокирующее. — Ой, да ладно вам! — махнул рукой Виго, — Чем таким может удивить это ваше искусство бывалого сына Махакама? — Ну, хорошо! — собравшись духом, сказал Теобальд-Годфрид-Романик Жан-Жак Д’Орвиньон. И снял штаны. Долгое молчание прервал нервный смешок Мартина. — Ты серьёзно? — сказал, словно пробуждённый ото сна, но всё ещё пребывающий в замешательстве, Виго. — Я же говорил, что искусство шокирующее, — проговорил покрасневший Лех. — Ну так… — Мартин Рогнер почесал затылок, — делать-то будем в натуральную величину? — Ты всерьёз собираешься с этим, — Виго недвусмысленно указал на «образец», — работать?! — А что? Мы тут с голоду, между прочим, помираем, а ты щами перебираешь! — Справедливо, — после некоторого молчания ответил старший Рогнер. — Так вы согласны? — радостно воскликнул Теобальд, всё ещё стоящий со спущенными штанами. — Куда уж нам деваться, — хором проворчали братья. Решили так, что будущее творение сохранит размеры бревна, оно будет лишь облагорожено. Также, художник-революционер обещал раздобыть два деревянных шара, предназначение которых понятно без всяких пояснений. Братья Рогнер приступили к работе немедленно. Дело продвигалось скоро, бревно довольно быстро начало приобретать очертания будущей культурной революции. Приобретало бы ещё быстрее, не путайся под ногами наниматель. Он нервно крутился вокруг фигуры, тщательно проверяя каждую мелочь. Леха нельзя было назвать знатоком анатомии, поэтому он сверялся с тем, что всегда имел под рукой. Точность, с какой работали краснолюды, поражала. — Знаете, судари, вы мне так помогаете! — сказал подпрыгивающий от нетерпения Лех-Теобальд, — Недаром говорят «делай добро, и оно вернётся тебе в ответ». — А вы помогали кому? — не отрываясь от работы, спросил Мартин. — Было дело. Я тогда в Мариборе жил. Для одного дедка картину написал, — Лех умолчал о том, что взял за это 6 оренов. — Дело благое, — буркнул Виго. — Эх, как сейчас помню — написал саму Битву под Бренной! — Теобальд Жан-Жак с важным видом поднял палец вверх. Краснолюды с уважением посмотрели на художника, который всего несколько часов назад продемонстрировал им нечто весьма далёкое, по мнению краснолюдов, от искусства. Лех, увидев одобряющие кивки братьев, смутился, но вида не подал. Всё для искусства! Работа над скульптурой продолжалась несколько дней. Всё прошло практически идеально, если бы не пара сучков, вылезших в самых ненужных для того местах. Но мастера краснолюды не были бы мастерами краснолюдами, если бы не сделали всё в наилучшем виде. К завершению работ подоспели и обещанные Лехом шары, так что культурная революция была закончена без задержек. А после того, как скульптуру вскрыли лаком и покрасили, всем стало понятно — имя Теобальд-Годфрид-Романик Жан-Жак Д’Орвиньон надолго, а возможно и навсегда, будет вписано в историю мирового искусства. Братья Рогнеры же, будучи краснолюдами исключительной скромности, от такой чести отказались. — Вот ваша оплата, судари. Всё до последнего медяка. И ещё чуть-чуть сверху — как раз чтобы купить новую телегу. За смелось, — Лех выглядел очень взволнованным, — Милсдари, Виго и Мартин. А не окажете ли вы мне честь… В общем, не хотели бы вы продолжить работать со мной? — на лбу художника выступила испарина. — Вы знаете, у меня ведь никогда не было столь необычной компании… друзей, — сказал он, сглотнув. — Мы с братом возвращаемся в Махакам, — сказал Виго, по-дружески, — нам тут, сталбыть, ничего не светит, а благодаря тебе хоть на дорогу до дому заработали, значься. Не обижайся, Лех. — Да я не обижаюсь, — грустно вздохнув проговорил Лех, — просто как-то привык к вам. — Да и мы к тебе. Хотя твоё видение искусства, — Мартин кашлянул, — своеобразное. Но ты хороший мужик! — Так… Когда вы собираетесь? — Да прямо сейчас. Чего ждать-то? — Так может быть нам поехать вместе? Я возвращаюсь в Марибор — представить миру революцию, а там всё одно через Вызиму ехать. — И верно, — согласился Виго, — запрягай лошадей! Их пути разошлись у Вызимы, когда телега художника-революционера повернула на юг к Марибору, а краснолюдская на Восток к горам Махакам. Братья действительно сдружились с этим чудаковатым, но, без всякого сомнения, интересным человеком. За то время, что Рогнеры работали у него, тот поведал им много о живописи, литературе и музыке. А также в понятных для краснолюдов выражениях объяснил, почему картины пишут, а не рисуют. Виго и Мартин не остались в долгу, и также много чего поведали Теобальду о ремесле, скульпутре и краснолюдских женщинах. Лех-Теобальд был впечатлён. Разъезжаясь, они пообещали Леху навестить его как-нибудь в Мариборе, если будут там. Лех, в свою очередь, пообещал краснолюдам навестить их, если окажется поблизости. Так и разъехались. Братья-краснолюды долго махали художнику вслед. Они были одновременно и рады расставанию со столь своеобразным культурным феноменом, вместе с изготовленной для него скульптурой, и опечалены тем фактом, что им, как ни странно было интересно с ним. — Да-а, — проговорил Виго, поглаживая бороду, — в жизни таких чудаков не видел. Не знаю, что там его в Мариборе ждёт, признание, или позорный столб, но вынужден признать — это самый хреновый, во всех смыслах, заказ из всех, что нам когда-либо доводилось в жизни выполнять.