***
Диплом валяется среди остальных документов в папке, но он бессмысленный — он не разрешает ему работать, так как зарабатывает достаточно, чтобы обеспечить их обоих, да так, что и еще останутся деньги. И хотя это действительно так, перспектива сидеть в четырех стенах всю оставшуюся жизнь его не только не радует, но и пугает. Страшно оставаться одному, никому не нужным, ничего не добившимся. Телевизор кажется пустым ящиком, а wi-fi сюда даже не провели, потому что он не думает, что будет пользоваться интернетом дома. Действительно, о Мише зачем думать? Он же будет все терпеть, беспрекословно слушать и ждать, ждать, ждать... Ждать, что однажды на него посмотрят с любовью и лаской, а не пройдут в комнату, где его нет. Ждать, что однажды его снова обнимут, и станет тепло — тепло в душе, на сердце, словно грелку подложили. Но если очень долго ждать? Слишком долго? Приходит разочарование. Во всем, но, кажется, Миша разочаровывается только в себе.***
— Глупенький, — шепчет ему на ухо Даня, крепко обнимая. Он бы хотел утонуть в объятиях друга. — Я знаю, — почти неслышно выдыхает он, сжимая талию парня так крепко, как только может. Кашин улыбается, хоть и совсем грустно. Не понимая, зачем парень терпит все это, он сходит с ума внутри. Миша ведь такой прекрасный. Просто прекрасный, других слов не найти. Когда он передвигается, кажется, нарочито медленно, чтобы показать всю изящность своего тела, он даже не догадывается о том, насколько прекрасен. Когда он просто моргает, но взмах его ресниц можно было бы назвать произведением искусства, он снова не допускает мысль, что прекрасен. И, конечно, Миша представления не имеет, насколько он прекрасен, когда улыбается, но Даня подтвердит, что самая красивая из всех его улыбок — это та, которую он пытается спрятать, когда смущен каким-нибудь комплиментом. Даня думает, что стоит делать больше комплиментов Мише, но потом задает себе вопрос — «куда еще больше?» В любом случае, их никогда не будет достаточно. Оторвавшись от объятий, они молча стоят, разглядывая лица друг друга. Кашин не знает, о чем может думать Миша, но сам он, переведя взгляд на малиновые губы, забывает, что значит «думать». А в голове все звенит да звенит заезженная пластинка, выдающая на повторе «хочу, хочу, хочу...» Они разойдутся через час, может, два — в общем, слишком быстро, чтобы кто-либо из них успел насытиться совместным времяпрепровождением. Ведь скоро домой придет мужчина Миши, а он обязательно должен встретить его у двери. На секунду Миша сравнивает себя с собачкой, а потом начинает думать, что место, которое он называет домом, можно было бы назвать именно конурой. На секунду Миша позволяет себе подумать, что именно в крепких руках у Дани он чувствует себя дома. Дом — это не четыре стены и крыша. Дом — это безопасное место, где ты можешь быть собой, ничего не опасаясь. Даня провожает его, потому что уже стемнело и потому что пара часов — это слишком мало. Миша заходит обратно в квартиру, чувствуя, будто гора мебели, посуды, стопки купюр в сейфе — ничего здесь не имеет значения. Ни в чем из всего этого он не нуждается. Впервые он задает себе этот вопрос. — Что меня здесь держит? А в ответ тишина.***
Мужчина заходит в квартиру. Звон ключей слишком громкий — сегодня он особенно пьян и особенно поздно. На часах четыре утра. Голова Миши не касалась подушки. Он невероятно устал. Устал так, что даже не выходит в коридор, продолжая сидеть на кухне, откинув голову на стену. Ему, вроде как, плевать. Он засыпает сразу же, ведь на работу уже через несколько часов. Снова все будут оглядываться из-за запаха перегара, но это не важно.***
Дрожащая рука неаккуратно выводит буквы на белом листе формата А4. Миша выдыхает, смотрит, не забыл ли чего, и уходит.Все и так понятно. Ключи у соседей сверху. Не ищи меня. Удачи.
***
Сердце бешено колотится в груди. Кажется, он сам слышит его звуки. По кончикам пальцев, чего уж там, по всем конечностям разливается чувство ожидания чего-то нового, лучшего, как у людей, получивших шанс начать все с самого начала, как у невинно осужденных, с которых снимают срок. Дверь ему открывает Даня, немного заспанный и оттого безумно милый, которого хочется обнять и не отпускать, даже если весь мир за окном начнет рушиться. Кашин определенно удивлен его визиту, но он надеется, что удивлен приятно. Они заходят внутрь, и Мише даже не приходится ничего объяснять, ведь весь его багаж с ним говорит за себя. — Приютишь? — спрашивает он, улыбаясь. И, черт, будто Даня мог ему отказать.***
С Даней весело. Нет, не то что бы он не знал об этом, но с Даней действительно весело. За пару недель с ним Миша смеялся больше, чем за все последние три года. А Кашину большего и не надо, кроме как видеть сжимающиеся в скрепочки из-за смеха глаза и слышать самый приятный ему голос в мире.***
Просто в один момент их объятия стали длиться еще дольше. Просто в один момент они начали засматриваться друг на друга еще чаще. Лежа на огромной кровати Кашина, притащившего в комнату свой телевизор, чтобы играть в приставку, они обнимались. И все было бы как обычно, только горячее дыхание Миши, уткнувшегося ему в шею, заставляло его дышать чаще, прикрыв глаза и представляя разные, очень неприличные картинки. В штанах с Пепе стало ужасно тесно, а Миша был так чертовски близко. А потом случилось это. Миша немного пошевелился, начиная чувствовать пока еще непонятно что. Но небольшое трение оказало слишком неожиданный для обоих эффект — Даня застонал. Никто из них не мог этого игнорировать, в особенности когда Миша понял, что ему в живот упирается приличный стояк Кашина. — Дань, — посмотрел он ему прямо в глаза, когда собственные щеки горели пунцовым цветом. Не давая ничего добавить к своему имени, Кашин придвинулся еще ближе и поцеловал его нежно-нежно, почти осторожно, давая возможность отпрянуть в случае чего. Но Миша даже не собирался, отвечая на поцелуй так остервенело, будто ждал его всю свою жизнь. Может, так и было. Губы Дани чувствовались на его так правильно, словно были созданы специально для них. Кашин первым оторвался от поцелуя и посмотрел на Мишу с таким обожанием в глазах, что все его тело дрогнуло под этим пронизывающим взглядом. Подарив брюнету улыбку, Даня склонился, снимая футболку с него, а затем жадно кидаясь к шее, желая скорее оставить как можно больше следов, потому что, черт, наконец-то Миша в его руках. Наконец-то Миша с ним. Он так долго ждал этого. Выцеловывая шею и срывая стоны с губ лежащего под ним наипрекраснейшего парня, Даня хотел бы забыться в этом моменте, остановить время и застыть навсегда, но стояк Миши упирался ему в бедро, да и собственному уже было больно от возбуждения, так что... Он раздевается полностью и достает презерватив и смазку. За это время брюнет тоже успевает стащить с себя всю одежду. Удобно устроившись, они наконец возвращаются к поцелуям. Члены обоих касаются их животов — настолько они хотят чувствовать, касаться друг друга. Кашин опускается дорожкой поцелуев к соскам брюнета, облизывая их, обсасывая и легко покусывая. Парень под ним извивается, вытягиваясь в спине и часто выдыхая. Наконец, он опускается еще ниже. Член Миши аккуратный, хорошего размера и толстый, красиво лежит на впалом животе парня, призывая своим видом прикоснуться к себе. А Даня и не против. Он берет его в рот, сначала облизав и пососав головку, а потом заглатывая. Руки медленно перебирают яички, и Миша выпускает низкие стоны. — Перевернись, — говорит Даня, и он слушается, переворачиваясь, выгнув спину и выпятив очаровательную попку. — Блять, такой охуенный, — будто не веря своим глазам выдыхает Кашин. Он поглаживает бедра, разводя их в стороны. Розовая, аккуратно выбритая дырочка выглядит очень аппетитно, и парень не хочет отказывать себе в удовольствии и не попробовать ее. Опустив голову, он касается кончиком языка чувствительного местечка, и Миша, как по сигналу, стонет так громко, что соседи обязательно поняли бы чем они занимаются. Облизав дырочку вокруг, Даня проталкивает кончик языка внутрь, сводя Мишу с ума. Тот утыкается лицом в подушку, крепко зажимая ее концы в своих руках. Даня улыбается, продолжая разрабатывать дырочку своего мальчика. Скоро в ход идут пальцы — первый, второй, третий, сопровождающиеся теми же нескончаемыми и все такими же любимыми стонами и любующимся взглядом. Даня отстраняется, чтобы хорошенько смазать свой член — Мише ни в коем случае не должно быть больно. Когда все готово, он переворачивает брюнета — Миша в сравнении с ним такой маленький, хрупкий. Хочется защитить его от всего, отгородить от всего внешнего мира, и на долю секунды, если забыть, что Мише это причиняло страдания, (чего он не сможет забыть никогда), он мог бы понять причину действий его бывшего. Миша — целое сокровище. Отныне он будет принадлежать только ему. Он позаботится об этом. Даня приставляет свой член и одновременно тянется за поцелуем. Он входит внутрь ровно в тот момент, когда Миша впускает его в свой рот, предлагая свободу действий. Они буквально стонут друг другу в рот, и, блять, это так горячо. Даня двигается медленно, его руки блуждают по чужому телу, изучая. Навязчивый голос на задворках сознания напоминает, что теперь на это у него есть целая вечность. Когда Миша уже сам начинает насаживаться, Даня ускоряется. Они оба совершенно потерявшиеся в пространстве, находящиеся в эйфории от происходящего. Пот стекает с их тел, но это не мешает им кусать и облизывать шеи друг друга. Оба совсем близко к концу. Их стоны смешиваются. Даня кладет ладонь на истекающий смазкой член Миши, начиная дрочить ему в таком темпе, чтобы они кончили одновременно. Так и получается. Миша кончает себе на живот, оставляя там белесую полосу, а Даня кончает в презерватив, все еще находясь внутри брюнета. Он выходит из него, убирая презерватив. С довольной улыбкой, он склоняется над парнем, убирая сперму с его живота своим языком, глотая. — Блять, Даня, — хрипло отзывается Миша, откидывая голову назад. Кашин смеется. Лучше и быть не могло.***
Все хорошо. Может, даже слишком. От бывшего нет ни звонков, ни сообщений. Миша рад, Даня рад еще больше. Возможно, он вообще удалил нахрен его номер с телефона своего парня. Мелочи. Их взгляды, направленные друг другу, невозможно не заметить. Желающие вечно быть рядом, всегда касаться друг друга, — они влюблены до беспамятства, и это прекрасно. Это прекрасно, потому что всем идут влюбленные улыбки, смущенное хихиканье и прячущиеся милые взгляды. Миша находит свой дом — он там, где Даня. Миша дома, если его обнимают его руки, целуют его губы, а голос нежно шепчет, что любит. Даня по-настоящему счастлив, наверное, впервые.