Плохой пёс.

Большая полупустая комната заполнена тусклым интимным освещением. В центре комнаты элегантно извивается мальчишка на заказ. Он трогает себя в самых разных местах, старается красиво двигаться в такт музыке, как учили, лишь бы клиент получил удовольствие и заплатил побольше. Ближе к стене расположен массивный вычурный стул, чем-то напоминающий трон. На «троне» восседает парень, внешне и по возрасту не большим отличающийся от мальчика, танцующего по середине комнаты. Их разделяет только уровень социального статуса. У того, что сидит на своем импровизированном троне, глаза подведены черным густо-густо, словно на веках поселилась сама Тьма. На теле, кроме белоснежной хлопковой рубашки — ничего. Единственное, так это кожаная портупея, добавляющая образу каплю эротики, но она не в счет. Бэкхён уже столько мальчишек перевидал, что подобный маневр его больше не возбуждает, да и не интересует вовсе. Все движения однотипные и заученный, так не интересно. Чего не скажешь о сторожевом псе, важно сидящем по правую сторону от хозяина. Его член стоит колом и вот-вот начнет истекать смазкой, но сколько бы он не смотрел на своего стервозного хозяюшку, стреляя жалобно-возбужденным взглядом, тому плевать, лишь бы самому получить зрительное и мысленное удовлетворение, а потом подставить задницу какому-нибудь накаченному толстосуму, который заплатит в трое дороже, лишь бы хрен был большой. Однако терпение у черного добермана уже на исходе. Такое происходило до безобразия кучу раз, что должна была уже появиться хоть какая-то выдержка, но такие выходки хозяина и полный игнор только больше раздражали и злили. В конце концов, Бэкхён прогнал шлюху, швырнув тому плату за старание и позвал на свое ложе очередного богатенького папочку. Но на этот раз Чанёль не позволил извращуге переступить порог заветной комнаты. Басистый лай разнесся по всей квартире и, сверкая белоснежными клыками, доберман набросился на мужчину, готовый разорвать того в клочья, но получилось только порвать штанину. — Чанёль!!! — злобно взвизгнул Бэкхён, глазами стреляя молнии на своего сторожевого пса. Но со стороны Чанёля не было ни капли подчинения. Только ярость, жажда мести и… желание. Клацая челюстью, он надвигался на хозяина, ощетинившись. Запахи кислого страха и огненной злости смешались и разнеслись по всему помещению. — Нет! Плохой пес!!! — продолжал кричать Бэкхён, стараясь оставаться злым и серьезным, но острый нюх собаки давным давно прочуял страх, и теперь царем положения был Чанёль и только Чанёль. — Назад! Место! — Почему я должен слушаться тебя?! — прорычал черноволосый и резко прибил свою жертву к стене, игнорируя тот факт, что шатен ударился затылком. — Ты просто богатенькая шлюха… — шипел он на ухо хозяину, — Ни чем не отличающаяся от тех, что танцуют на этом сраном полу, лишь бы удовлетворить твои дешевые потребности! Тут злость захлестнула с новой силой и доберман, не жалея хозяина, впился острыми клыками ему в изгиб шеи. С губ шатена сорвался громкий вскрик, перешедший на всхлипы. Бэкхён начал лупасить Ёля по плечам, спине, старался оттолкнуть, что еще больше злило пса и тиски из челюстей сжимались еще сильнее, принося большую боль. Тогда парень решил сдаться для личной же сохранности. Пёс был настолько близко, что шипы его ошейника впивались в тонкую кожу на ключицах, что делало еще больнее. Он резко подхватил хозяина под бедра и утащил в соседнюю комнату, где до этого Бэкхен трахался с другими, и повалил на ту самую кровать. Одним рывком разорвал все непрочные ремёшки на худом теле и также хлипкую рубашку. Шатен скулил и всхлипывал, закрывая ладонью истекающую кровью рану. Вся подушка уже была заляпана, но Чанёль не собирался останавливаться, иначе передумает и потом такая возможность вряд ли предоставится снова. Он бормотал себе под нос обидные ругательства, пока пытался справиться со штанами, а когда сделал это, то торопливо достал баночку со смазкой, небрежно измазал жижей растраханый сфинктер шатена и свой член. В следующий миг эта же баночка полетела в стену, а Бэкхён затрясся от ужаса, словно почувствует дикую боль. — Н-не надо… — он попытался свести ноги, но Чан навалился на них, не позволяя этого сделать. — Чего не надо?! Разве не этого ты жаждешь круглые сутки? Больше не медля, брюнет въезжает каменным стояком в задницу Бэка, а тот кричит, ведь все равно больно. Толчки бешено быстрые и глубокие, а стоны постепенно переходят с громких и надрывных на плавные и мелодичные. Все так-и попадания по простате не оставили без удовольствия и перебили неустойчивую боль, а затем и вовсе ее убили. — Вот видишь, тебе нравится… Дешевая дрянь… — шипит Чанёль и старается двигаться как можно грубее, но он и так делал это долго, а силы постепенно истратились и тело покрылось потом. Он закидывает стройные ноги себе на плечи, собирает остатки силы в кучу и толкается так резко, как только может, но уже совсем скоро издает отчаянный скулеж. Он так хотел отомстить, выместить всю злость и обиду, каким бы нелепым не был способ, но прекрасно понимая, что не сможет этого сделать, все равно полез. Теперь раз начал, то лучше получить удовольствие, вместо того, чтобы прекратить действия, а потом жалеть и снова обижаться. — О боже… Чанни! ~ Чанни?.. На этот раз с губ слетает отчаянный вопль, вместе с тем Чан не выдерживает и бурно кончает в хозяина, а как только это прекращается, он выходит из удовлетворенного тела, спрыгивает с кровати и, тонко топоча подушечками лап, уносится в самую дальнюю часть квартиры, чтобы спрятаться и побыть одному. Он слышит возню по кровати, болезненные стоны, слышит как хозяин встает, надевает на себя что-то и на ватных ногах направляется в ту же сторону, где прячется его сторожевой пес. Доберман весь сжимается и тихо скулит, опасаясь, что скоро его настигнет наказание, но когда слышит тихое «Чанни, иди сюда» и послушно выходит, вопреки ожиданиям его не хватают за ошейник и не тянут к выходу или не бьют по морде, а всего-лишь гладят по голове и груди, и улыбаются, смотря в глаза, горящие преданностью. — Сегодня ты был плохим мальчиком, но я тебя прощаю.