Дитя великих металлистов

Вот смотрю я на мир — живут же счастливые люди — с мамой и папой. Кто-то — только с мамой или только с папой. А у меня, так уж получилось, два отца-молодца. И причем не колхозники из села Большие Жопки, а лучшие вокалист и гитарист российского металла! Валерий Кипелов (он же папа Лера) и Сергей Маврин, он же папа Мавря (за глаза — иначе будет худо), а в глаза — папа Мавр. Вот спрашивают меня люди добрые: — Кто у тебя родители? — Лера и Мавр, — отвечаю. Эх, как сердобольные тетушки меня жалеть начинают!.. Сразу представляют себе девчонку-институтку, которая по дурости залетела от лица африканской национальности... Прикиньте, каково мне объяснять, что Лера — это папа. Не верят. Фото его показываю (где он помоложе) — все равно не верят. Голос даю послушать — тем более не верят. А некоторые, к слову, на папе Мавре зависают: — У тебя правда папа мавр? — Ага. — А почему же ты тогда белый уродился? Ну, невдомек людям. Объясняю, как могу: — Папа у меня голубой, щеки красные, волосы рыжие, а у другого папы голос золотой (желтый то есть), глаза синие, в них тоска зеленая, и на общественное мнение им фиолетово. Сложи все спектры — белый и получишь. Рот разевают, замолкают. И все бы хорошо, если бы не одна маленькая особенность — папаши мои здорово облажались, когда в ЗАГС пришли меня усыновлять. Спрашивала у них, значит, тамошняя работница: — Вы как дитё-то называть хотите? Ну тут и началось... Папа Мавря (по его собственным словам) прогрессивней оказался — вспомнил о модной западной тенденции складывать имена воедино. Папа Лера, как истинный русофил, начал, естественно, возмущался — но скорее не от оскорбления патриотических чувств, а от инициативы «бесочки родимой» (как он ласково звал папу Маврю — естественно, тоже за глаза). — Маврокипин! — разливался восторгами папа Мавря. — Отличная фамилия! Чем тебе, рыбонька моя голосистая, не угодило? — Фу-у! Маврокип — птичий грипп! Звучит, как название лекарства... Давай лучше Кипаврин! В качестве аргументов папа Лера привел то, что он всегда свободен (сомнительный аргумент однако), что собирает стадионы и что в противном случае он начнет орать. А когда папа Лера орет, это, поверьте, страшно. Папа Мавря обозвал папу Леру нехорошим словом, но согласился. На отчестве сошлись в пользу папы Маври — Консталерьевич (аргументировал это папа Мавря тем, что он крутой, рыжий и компом хотя бы пользоваться умеет). Но самое стремное началось, когда выбирали имя. Папой Лерой был, например, предложен вариант Валергей. — Это, конечно, похвально, что ты хочешь, чтобы сын по нашим стопам пошел, — комментировал папа Мавря, — но Валергей — это перебор. Давай, Лерка, напряги извилины, не все же тебе только грибочками галлюциногенными травиться! Затем рассматривался и Серлерий. — Ах, почти как сэр Лерий! — умилялся папа Лера. — Как сельдерей! — возмущался папа Мавр. Короче, затевалась между папашами грандиозная драчка, и тут я в прямом смысле слова вляпался в ароматное — от страха то ли перед сельдереем, то ли перед папалериным криком — обкакался. Видимо, в наказание за прилюдное унижение великих музыкальных особ (или в вечное напоминании о той малюсенькой оплошности) имя мне нарекли — Засеря. Так что позвольте представиться — Кипаврин Засерий Консталерьевич. (Хулио, тот, который гондольер из Гондураса, и то наверное счастливей меня.)