***
Где-то рядом щебетали птицы, очень рядом, как будто над ухом. Свежий утренний воздух прохладный, вызывающий стадо мурашек на коже, касался мягких светлых волос парня. Он попытался нащупать хоть что-то теплое, чтобы укутаться и немного согреться. Блондин делал все медленно, так как знал, что сейчас ему противопоказаны резкие движения. Его голова может взорваться из-за боли похмелья. Не найдя предмет желанного теплого одеяла или еще чего-нибудь, Антон перевернулся набок. Но без боли не обошлось, почувствовав ее в плече, он резко сел. Держась за голову, Шастун, так и не открыв глаз, замер, приходя в чувства и успокаивая ноющее теперь плечо. Он пожалел, что не надел вчера кофту и уснул в футболке. Еще несколько минут потребовалось блондину успокоить давящую на мозг боль, и все же открыл глаза. Не сразу, так как солнце слепило, но открыл, замечая вокруг себя много деревьев и кустов. Шаст оглядел себя, вроде все в порядке, запустил пятерню в волосы и тер ушиб на плече. Не прошло и пяти минут, как до Шастуна дошло, что он, блять, в чертовом лесу! Не сказать, что парень боялся, но легкая паника присутствовала, он вновь огляделся и не нашел ни одной тропинки, которая вывела его, даже не из леса, а из рощи. Ведь возможно это просто лесопарк, возможно же? Антон попытался встать, но спина вся жутко болела и ныла, ведь он спал не просто на твердой поверхности, а еще и на маленьких сучках и камушках. Собрав все свои силы поднялся, отряхнув с себя весь собравшийся «ассортимент», который может быть в лесу (в роще?). Очень хотелось пить, да и таблеточка не помешала бы, но увы. Тоша, как только делает шаг, падает в объятия ближе стоящего дерева, держась за него. После ночи без единого движения, конечно же, мышцы немеют, но Шастуна жизнь совсем не учит. Размяв мышцы, снова смотрит по сторонам, не понимая, что это не поможет и тропинка сама собой не появится, но и это не останавливает, так и пытается разглядеть хоть что-то наподобие дороги из природы в город. Он не любил широчайшие просторы этой земли, о которых отзывались поэты. Не любил птиц, животных, деревья, землю, потому что любил город. А может и природу когда-то любил, но он же не помнит. У него не склероз, просто не нужное, забивающее голову — стирается. Шаст не задается вопросом, как он здесь оказался, знает - это предатель его проучил. Но задается тем, где его телефон. Гаджет всегда лежит в кармане, неважно в какой ситуации, он всегда там, чтобы если что позвонить кому-нибудь и попросить забрать его. Блондин осмотрел себя снова и поискал глазами там, где ночевал сегодня. Не обнаружив его и на земле, Антон закатывает глаза, понимая всю свою тупость. «Алло, это лес вообще-то, тут связь ловит только на верхушке кроны дерева, а ты свою задницу и на метр выше не поднимешь.» — кричал во всю внутренний голос, норовя расколоть голову, как белка орех. Куда идти он не знал, а то, что с северной стороны растет мох ему ничего не говорило. Ну север и север, и что? Откуда он знает в какую сторону нужно идти? Может, если он пойдет на юг, уйдет только в глубь леса, а если пусть даже и на север, ладно, может, там овраг или болото, и что тогда? Закрыв глаза, он отпустил дерево и покрутился вокруг себя несколько раз. Остановившись, он открыл их и принял решение идти туда несмотря на мох, чтобы не знать в какую сторону он все же направляется. «Пускай будет интрига для меня, ну или же смерть» — очень так оптимистично подумал блондин. Антон шел медленно, но решительно. Зеленоглазый просто уверен, что идет не туда, но не останавливается и шагает все также прямо. Он не думает о хищниках, например о медведях, совершенно, ведь это же роща, да? Какие в роще медведи, ну или волки, верно? Чем дольше шел Шастун, тем больше он убеждался, что это все-таки лес, именно лес. А вот тут мысли парня уже накрутились, и вопросы сами всплыли в светлой макушке. Как я здесь оказался? Кто меня сюда выбросил? Именно выбросил, не мог же он сам прийти в лес и лечь спать? Что вчера было вообще? Где мой телефон? Кто-нибудь мне поможет?! Он не знал ответа ни на один вопрос, даже вспомнить не получалось, что вчера вечером произошло. Сколько выпил, тоже не припоминалось, да даже не лезло в голову, когда и как он вышел из своего дома и пошел куда-то, и куда пошел? Или вообще выходил? Так сложно ему еще никогда не было. Хотелось пить, курить и есть, последнее удивило потому, что просилось редко, так как жил Антон на воде и хлебе, сигаретах и выпивке. Он не набрел ни на один куст с ягодой, не важно какой ядовитой или нет (а уж лучше ядовитая, чтобы сдохнуть и не мучиться), ни на одно дерево с фруктами. Ему было хреново, как никогда. Да, даже речушка не попадалась, ни одной лужи не было. Блондин знал, что это уже в край, но чертов сушняк, чертово горло, которое так и горит огнем. Господи, за что? Мышцы немного отошли, но легче идти не стало, слабость так и напоминала о себе. Руки стали дрожать не от холода. Солнце вовсю жарило под своими лучами. Хорошо, что лето, а не осень или еще хуже зима, Шастун бы где-то уже примерз к дереву. И никто бы его не нашел, что уж там, никто бы и не спохватился, подумали бы: «Ушел в запой или же снова где-то бухает». Именно сейчас Тоша понял всю свою никчемность, он же никому не нужен, ни друзьям, ни семье. Значит, ему придется самому искать выход, а потом, когда вернется в город сесть и напиться, только теперь уж у себя в комнате под всеми замками. Мало ли он лунатик, уйдет куда-нибудь или обратно в лес его потянет, хрен знает. А пока надо выбираться отсюда. За все время его прогулки по лесу, он присел трижды, переводя дыхание и снова отправляясь искать выход из лесного лабиринта. Антон не знал сколько уже идет, или который сейчас час, для него этот лабиринт кажется вечным. Но он продолжает идти, несмотря на свое состояние. Уже на томном, полного усталости, выдохе он слышит шум, наконец-то хоть какие-то другие звуки, а не крики птиц. Немного это прибавило сил, и он направился туда, хоть и подозревал, что это галлюцинации. Но нет, это не глюки, не мираж, это оказалась речка. В душе блондин кричал от радости, впервые именно от осознания того, что вот она родненькая водичка, которой не хватало столько времени. Он пьет, набирая в свои ладони еле прохладную воду, после умывает лицо и снова пьет. Его жажда неутолима, и кажется, что, как в мультиках, у него начнет расти живот из-за огромного количества воды. Он чувствовал облегчение и усталость, поэтому лег. От понимания того, что это не конец, становилось тошно. Хотелось лечь на мягкий диван или кровать, опустить голову на воздушную подушку и уснуть глубоко, видеть сны, а утром, проснувшись, проваляться весь день, смотря фильмы или какой-нибудь длинный сериал. Но это только мечтания, от которых Шаст уснул, да уснул, на земле: вместо подушки руки, а одеяло пока не требовалось. А вот, когда оно стало нужно, Антон проснулся. На небе заходило солнце и теперь блондин запаниковал еще сильнее. Он совершенно не хотел ночевать в лесу, тем более без всего, только в футболке, в рваных джинсах, да еще и на холодной земле. Да, может в первый раз ему повезло, что его никто не сожрал, но какова вероятность, что повезет еще раз. Но идти некуда. Вдруг, пройдя он дальше встретит опасного лесного жителя. Выбор очень сложен, Антон мечется от одного варианта к другому, пойти или остаться. Это уже слишком надоело. Но что это? Что за звук? Неужели своими слишком громкими разногласиями он привлек волка или медведя, а может и еще кого-нибудь? У него даже огня нет, чтобы отпугнуть зверя, и странно, что он вообще помнит, что животные боятся огня, так поди и вся память вернется, все вспомнится. Обернувшись в сторону шелеста листьев и шагов (Почему он это слышит? Потому что сейчас настолько тихо, что только сердца звук отдается в ушах, какой-то глухой и чрезмерно быстрый), он замечает фигуру человека? «Человек?» «…Правда?» «Разум, надеюсь ты меня не наебываешь?» Фигура напротив замерла на месте, Антон сделал несколько шагов в направлении, и остановился тоже. «А вдруг маньяк?» — пронеслось в голове. «Или же лесник?» — Благо было еще не настолько темно, поэтому можно было увидеть мужчину. «Точно не он, нормально одет, черная рубашка вон, джинсы тоже черные… может гробовщик?» «Вот ты дебил, Шаст! Ну какой гробовщик?! Божеее» Антон отмирает и снова делает несколько шагов. — Эм...Здрасте, я кхм... заблудился немного, не подскажете, как отсюда выбра… Мужчина во всем черном, резко поворачивается, направляя свои ярко-голубые глаза на Шастуна. Его это пугает, во-первых он все это время думал, что тот стоит к нему лицом, во-вторых, слишком (очень много слишком в последнее время в его жизни) ядерные глаза океаны, даже с такого не маленького расстояния их было отчетливо видно. Они настолько пугающие и завораживающие, что речь блондина была прервана. Очнувшись от гипноза, он продолжил. -…ться…ох, это уже не важно, я вспомнил как нужно идти, то есть куда я должен пойти. До свидания. Все это он протараторил с такой скоростью, что сам не понял, что сказал. Он развернулся вокруг своей оси и, не задумываясь, пошел прямо, этот человек явно был опасен и подозрителен, поэтому он зашагал, как можно скорее. Пройдя немного, понял что за ним следуют, он обернулся и видел, что незнакомец шагает позади него. В первый раз Шаст подумал, что ему по пути, но поворачиваясь уже в пятый раз он громко спрашивает, кто он и почему продолжает идти за ним. Но тот делает безразличный вид и нет, парень, я тебя не преследую. Уже стемнело и стало зябко, а идти в одной майке, тем более под надзором левого мужика не очень комфортно. Звезд становилось больше, но блондин боялся остановиться, он ищет плюсы, а их ничтожно мало: например, он выспался и может идти еще, например, этот мужик может помочь спастись от зверя, какая-никакая защита, он выглядит крупным вроде, и например… все, их только два. Дойдя до какого-то старого дерева, уже уставший и хмурый Шастун разозлился, его взбесило все, а именно прожигающий взгляд в спину и ужасное молчание — полнейший ИГНОР. — Слушай мужик, ты меня реально заебал! Что ты плетешься за мной, а? — Антон жестикулируя своими длинными руками, уставился на незнакомца. Он кричал весь знающий мат, в промежутках со вздохами спрашивая: «зачем», «за что» и «кто ты такой». Мужчина все также делал вид, что смотрит на очень интересное дерево, не обращая внимания на длинного кричащего мальчишку. Блондину хотелось подойти и врезать этому наглецу, какого черта тот молчит? Раздражает. Но не делает этого, он замолкает и стоит, тупо прожигая взглядом лесного дебила, что так усердно пытается слиться с деревом, как-будто он просто бревно и все, отстаньте. В какой-то момент, мужчина резко кидает взгляд на Шастуна, будто только здесь никого не было и вдруг появился, и теперь своими глазами он прожигает парня на сквозь. Антон понял, что все это время за собой он вел не защиту, а самого настоящего зверя, который сейчас отведает своей добычей, загнанной в угол. Шаст срывается на бег, не поворачиваясь, знает, что тот не отстает и преследует. Он бежит и молит о пощаде, зеленоглазый не хочет чтоб его жизнь кончалась так. Он не хочет быть съеденным. Антон задыхается, ноги не слушаются, из-за чего часто спотыкается. Но не падает, боится, поэтому пытается бежать. Он не слышит звуков, даже сердце заткнулось и больно отдавалось в грудной клетке, которую оно хотело разорвать. Блондин оборачивается на бегу и спотыкается, окончательно падая на землю. Он пытается резко встать, и у него это получается, держа руку на сердце, чтобы то не выскочило, смотрит по сторонам и никого не замечает. «Притаился же, сука» «Надо бежать» Антон вновь крутится. «А с какой стороны я п-прибежал?!» Он не знает и проклинает себя за это. Он пытается сдержать слезы, но ему страшно, пиздец, как страшно. Шастун обнимает себя руками. Вспоминает мать. Раньше, если кто-то обижал маленького Тошу, тот всегда прибегал к маме, она гладила его по голове, успокаивая, и шептала «все будет хорошо». Прямо сейчас Антон хотел упасть к коленям матери и извиняться за всё, за все свои никчемные поступки, за весь свой поганый характер, за всё то, что он сотворил. Она бы его простила, поцеловала в лоб и сказала: — Все в порядке, сынок. Ничего не бойся, я всегда буду рядом. — нежный, женский голос, прозвучал в голове. Ему захотелось вернуться в детство и снова видеть ее, ее улыбку, ямочки на щеках, обнять и вдохнуть мамины духи. Но ее нет. Блондин заливается слезами, садится на землю, пусть что будет, может так он скорее увидит ее. Он плачет от безысходности, бьет себя по ногам, кусая костяшки, тем самым подавляя крик, он правда пытается успокоится, но у него не выходит. Шастун не хочет чтоб его услышали, не хочет оказаться замеченным тем дьяволом по его душу. Хочет провалиться под землю и спрятаться там. Однако его хватают за волосы, заставляя подняться на ноги, слезы катятся, по красным от слез, щекам. Шаст сопротивляется, когда его поворачивают, закрывает глаза и пытается убрать чужую руку с волос. Больно. Страшно. Противно от самого себя. У него не получается, мужчина намного сильнее Антона. Он чувствует, как щека обжигается, потом второй раз, пощечины настолько сильные, что в глазах начинают мерцать цвета. Потом он чувствует резкую боль в живот, его ударили коленом, это заставило блондина закашляться и согнуться пополам. Звон в ушах становится громким, он падает на четвереньки. У него нет сил. Шастун чувствует обувь у себя на спине. Чужая, тяжелая нога вдавливает в землю, пытаясь продавить почву, слезы не прекращаются, боль тоже. Он шмыгает носом, поднимая голову от земли, но всего на несколько секунд, на макушку опускается рука, а незнакомец наклоняется к уху и монотонно, настолько глубоким голосом, что Антон вздрагивает, спрашивает. — Как зовут? Шаст подавился воздухом. Серьезно? Зачем ему имя блондина? Он молчал, и, кажется, не дышал, просто замер, слушая ночную тишину. Спустя несколько минут без единого движения, хватка ослабляется, но всего на секунду, рука возвращается на место и незнакомец тянет голову вверх, прижимая к щеке. — Имя. — Антон, — сглатывая и открывая глаза, тихо отвечает. Он слышит смешок и чувствует улыбку на губах незнакомца, — от-отпустите, пожалуйста… я никому не скажу… не у-убивайте меня. Светловолосый от страха стал заикаться, он сквозь слезы и кашель умолял мужчину не трогать его. — Тише, Тош, тише, — снова смешок, — я не собираюсь тебя убивать, глупыш. После таким мягких и нежных слов, с Антона стягивают джинсы, кидая их куда-то в сторону. — Нетнетнетнетнет! — Шаст кричит и начинает ворочаться под тяжелым телом брюнета, он не хочет и не может представить, что этот человек собирается сделать. Блять, нет! Никто не имеет права касаться его тела, пока он не разрешит. — Не надо! Не хочу! Но мнения блондина никто не спрашивал. От футболки остается только клочки в пыли и грязи, он чувствует как дорожка грубых поцелуев, начиная с копчика и поднимаясь выше, оставляет алеющие синяки на теле. Господи, нет! Он рычит, истерически бьет руками об землю, зовя на помощь, но никто не услышит его срывающегося голоса. Его крики подавляет земля, он снова прижат к ней щекой. Мужчина вдыхает запах волос Шастуна, задерживаясь на них и зарывается носом в светлые кудри. Антон же, все также предпринимает попытки освобождения, и со всего размаху бьет своей худой и длинной ногой по спине, попадая пяткой ровно по позвоночнику, тот никак не реагирует, словно не чувствуя боли совсем. Хотя блондину показалось, что хорошо ему заехал, тот все также продолжает дышать в затылок. Но через несколько секунд приходит в себя и переворачивает парня, садясь к тому на бедра и обхватывая холодными ладонями лицо. — Эй, ты чего бьешь меня? Боишься? — он шептал это в лицо Антону, который застыл на опасных глазах, находясь как-будто под гипнозом, не отводя взгляд, — Таких как ты, я еще не встречал здесь, — он проводит большим пальцем по чужим губам, придвигаясь все ближе, сталкиваясь лбами. — Такой сладкий и одновременно вредный. Не разрывая зрительного контакта, брюнет тянется к шее, и как только втягивает запах Антона, прикрывает глаза от удовольствия. Вкус тревоги и волнения заводит. Он проводит носом по кадыку, сначала бережно и аккуратно целует, слегка втягивая молочную кожу, но после сразу же вгрызается. Блондин боится, что тот доберется до мышц, и просто-напросто разорвет их на куски. Шаст чуть ли не воет, и все также просит остановиться. Слезы, кажется, кончились, поэтому выходили только рваные вздохи и всхлипы. Шея становится растерзанной, вся горит пламенем чужих губ, по ней скользят ледяные пальцы, заставляя Антона дрожать и покрываться мурашками. Другая ладонь ложится на впалый живот, немного надавливая. Снова гипноз, и губы накрываются другими, их жестко сминают и просятся внутрь горячего рта, но стена из зубов непреклонна, что немного раздражает мужчину. Как этот человек так быстро меняется, только за несколько минут блондин увидел и милого, и, сука, опасного монстра. «Что ты такое, блять?!» Голубоглазый так сильно терзает губы парня, что на них выступают капли крови, и теперь во рту ее вкус. Он кусает в последний раз и настолько сильно, что у Шастуна собирается слеза в уголках глаз, боль заставляет открыть рот, незнакомец пользуется этим, а Антон даже и не пытается отвечать, он точно не будет этого делать. Чужой язык исследует его глотку, скользит везде, где только можно. Рука, которая гладила живот, изучая, медленно, чтобы не заметил сам парень, стянула последний предмет одежды. Но незамеченным это не осталось. Шаст замычал, выставляя руки, он только вспомнил о них, все это время они были словно парализованы. Не отрываясь от губ, мужчина расстегивает ремень и вытаскивает его из шлевок джинс. Блондин, набираясь смелости, совершенно не думая о последствиях, сильнее толкает зверя и скорее пытается отползти и свалить нахер, но голубоглазый не спешит. Шаст пытается встать на полу беге, и вот тут мужчина хватает его за щиколотки и резко тянет, тот падает всем телом на землю. На весь лес раздается громкий стон боли, он переворачивается на спину и хватается руками за нос. Кровь. Разбил. Он поджимает ноги, сгибая их в коленях, ворочаясь. Больно. Открывая глаза, он замечает, как лесной хищник возвышается над ним. Зря он это, очень зря. Мужчину поведение мальчишки не разозлило, а только вызвало садистскую усмешку и оскал, Антона это настораживало и пугало. К этому устрашающему образу добавился лунный свет, который только наполовину охватил голубоглазого, а самого Шастуна, благодаря попытке бегства, поглотил полностью. Незнакомец медленно наступал, а блондин лишь держался за нос и с опаской смотрел на того. Идея с ремнем уже была забыта, на ее место пришла мысль лучше. Попав под лунный свет, голубоглазый опускается рядом с зажавшим ноги Антоном и, легко улыбаясь, обхватывает своими длинными пальцами острые колени, разводя в стороны. Взгляд медленно скользит по лицу, смотрит на руку, испачканную кровью, которой он прикрывает кончик носа и губы. После идет шея, выделяющиеся ключицы, часто вздымающаяся грудная клетка, впалый живот, и вновь возвращаясь к глазам, тянется вниз. Когда его лицо, находится возле члена мальчишки, тот резко сводит ноги так, что голова теперь плотно зажата, между бедер блондина. Антон жалеет о поступке, он не знает реакции мужчины, он действительно даже не задумывался хоть что-нибудь предпринять. Простой рефлекс и все. От приступа новых слез он откидывает голову назад, все также держа руку возле лица, и ожидая страшного. Мужчина раздвигает ноги снова и кусает за выпирающую, тазобедренную кость, и в тот же момент вставляет в Шаста два пальца перед этим смочив их своей слюной. Парень кричит, но подавляет крик своей же рукой. Мужчина двигает пальцами быстро, мальчишка скулит и второй рукой пытается за что-нибудь зацепиться, он скребет землю, что под ногтями собирается грязь. Третий. Антон перестал пытаться схватиться за что-либо, теперь его обе руки царапают плечи брюнета. Больно. Они двигаются все сильнее, а лучше не становится, все только хуже. Шаст перестал издавать звуки, на какой-то момент он онемел, что заставило незнакомца остановиться и посмотреть на блондина. В голубых глазах читалась обеспокоенность, он приблизился к грязному, испачканному об землю, лицу и поцеловал. Коротко и быстро, и вновь возвращаясь к бедрам, стал двигать пальцами. Эта немота длилась до поцелуя во внутреннюю сторону бедра, Антон не знал, что с ним сделали, но хотелось большего, а еще громко-громко стонать. Незнакомец понял его, но не спешил. Он убрал пальцы и лег на грудь Шастуна. Тот боялся сделать лишний вдох, поэтому оставалось только смириться. Спустя мгновенье до ушей донеслось: — Такое громкое, — произнес мужчина, — хотел бы я его увидеть! Антон застыл, сейчас в голове всплыло столько мыслей, в которых кричалось о его кончине с вырезанным сердцем и сломанными рёбрами. Он боится, он боится сумасшедшего — это нормально. Но еще больший ужас его охватывает, когда тот достает из кармана джинс складной нож. — Металл в свете луны выглядит безупречным, — легкий смешок, — интересно, как будет выглядеть твое сердце при луне? Вот сейчас Антон бьется в панике, он кричит, слезно молит, пока холодный металл касается его кожи. — Страшно? Парень кивает, постоянно сглатывая слезы. Он думает о смерти, об окровавленном ноже и о, перестающем биться, органе. Нож скользит по скуле, но так аккуратно, чтобы и следа не оставить. Лицо портить не хотелось, оно слишком красивое. Дальше пошла шея, она слишком изящная, но здесь под подбородком остается едва заметная царапина. Ключицы — слишком вызывающие, поэтому просто пропускаются. И вот она, вздымающаяся грудь, такая упругая, но в то же время, ее кожа очень тонкая. Резко и быстро голубоглазый замахивается. А Шаст, зажмуривается, одновременно прощаясь со всеми. Ничего не происходит, и поэтому уже открытые глаза наблюдают за ухмылкой мужчины. — А вот теперь, тебе страшно. Не ожидая ответа, не замечая скулежа со стороны парня, брюнет входит до основания и сразу же останавливается. Антон рвет горло, и думает о том, что его даже в городе услышали. Он перестает что-либо делать, он не пытается сопротивляться, а зачем? Он знает — это его не спасет. Сильные толчки будто выбивают из него душу, укусы будто высасывают жизненную силу, Шаст начинает задыхаться от новых ощущений, таких странных и болезненных. Спина горит огнем из-за быстроты трения с землёй. Кожу царапает мелкий «мусор», находящийся на ней. Блондин кричал о том, что ненавидит всех, но вслух это не произнеслось, он не понимал что он говорит, а что думает, мысли с речью смешались в кучу. Его мозг начинает полыхать огнем, он вспоминает о ноже, который лежал где-то рядом, вспоминает о руках, которые раздирали плечи, о ногах, которые уже затекли, но не переставали обхватывать широкую спину. Мужчина рычит, вдалбливается в юношу так сильно, что последнего пугает, он мечтает, чтобы все это кончилось, но конца всему этому и не видно. Быстро моргая, Антон одной рукой ищет нож, он надеется на то, чтобы брюнет этого не заметил. Не находя его, он возвращает руку на место, а другую медленно убирает, чтобы также поискать с другой стороны. В глазах начинает темнеть, но Шаст не отчаивается, он ищет рукой холодной оружие. Мужчина стонет, ему явно нравится тело Антона, такое красивое и стройное. Нравятся его худые ноги, его заплаканное лицо, его грудь и торчащие ребра, закрывающие трепетное сердце, он тянется к набухшим соскам, обхватывая один губами и резко кусает, что заставляет блондина вскрикнуть и сжаться, не давая тому двигаться. Мужчину это не останавливает он кусает второй раз и после ласкает его языком, втягивая бусину. «Да где, блять, этот чертов нож?!» Голубоглазый резко прекратил, он отодвинулся от груди, но не поднимал головы и не устремлял на Шастуна своих глаз. Антон также перестал двигаться, перед глазами туман, и он чувствует, что вырубается. Нашел. Он нашел его. Обхватывая дрожащими пальцами оружие, он улыбается, но не долго. Теперь уже улыбка на губах мужчины. Шаст не обращает на нее внимания, он заносит руку над спиной зверя, видит ни чуть не трусливый взгляд, а после темнота, а в ее объятиях слышится отдаленный голос. — Ты собирался меня убить, котенок? Какой же ты глупец.***
Журчание воды разбудило Антона, открыв глаза, он увидел голубое небо без единого облачка. Шаст лежал на спине, не собираясь переворачиваться, ему было удобно и тепло, какая-то ткань накрывала его тело, но блондин не сразу обращает на это внимание. Вскоре ему надоедает слепящее солнце и он отворачивает голову. Смотрит на деревья, слышит шум воды и вспоминает все то, что вчера с ним произошло. Боль, унижение, слезы, прикосновения — все это всплывало в памяти Антона, но… Он же вчера ушел от этого места, а точнее убежал. Не значит ли, что это все был сон?! Глаза парня широко распахиваются, а на губах довольная улыбка. «Господи, сон, это же был сон, спасибоспасибоспасибо!» Он хочет убедиться еще раз, поэтому садится, Шаст охает, спина жутко болит. «Спать на камнях было ужасной идеей.» Размяв шею, он осмотрелся вокруг: вся та же речка, все те же камни, все тот же берег. Оказывается, он сам себе напридумывал того насильника, нож, свою смерть или он не умер во сне? Хотя какая уже разница. Это ведь был обычный кошмар. Теплый ветерок трепал светлые кудри, было тепло, но все ровно хотелось укутаться, он натянул до подбородка предмет одежды укрывающий его всю ночь и замер. Взглянув на вещь, на его лице читалось возмущение и тревога. У него не было черной рубашки вчера. Он проснулся в этом же лесу в одной футболке, которой на нем сейчас нет! Скинув себя рубашку в сторону, он заметил на себе только свои боксеры, от страха и паники хотелось взвыть. Дернувшись назад, он столкнулся с чем-то спиной, в мыслях отдавалось, что это дерево, и надо перестать волноваться. Но не веря уже ни чему, он задирает голову и встречается с голубыми глазами. — Господи… — Какой же я Господь, забыл? Я Дмитрий и никак иначе, — мужчина улыбнулся и наклонился к лицу Антона, тот онемел и ждал от того каких-либо действий, но Дмитрий, как представился насильник, все также стоял и смотрел на Шастуна. Блондин знал, что если сейчас рыпнется отхватит больше вчерашнего, но нужно спасать себя. За то время пока он спал, он отдохнул и набрался сил, можно попробовать. Шаст так и делает, он не пытается как-то задержать мужчину, он просто срывается на бег. Но не сделав и трех шагов падает. — Если ты хотел искупаться, то попросил бы и я донес. — произнес мужчина и потянулся к блондину, но тот остановил его своим голосом. — Не трогай меня! — хмуря брови, закричал Антон. Поясница выла, словно стая волков на луну, ему самому уже хотелось подать голос и кричать о том, как у него все болит. — Ты зубки-то не показывай, я их вчера видел, — Дмитрий достал нож, тот самый, которым Шастун хотел убить этого ублюдка, а после и яблоко, — не страшно. Он разрезал его на две части и одну протянул блондину. И в этот момент зеленые и голубые глаза встретились, теперь мужчина был под гипнозом, у которого в голове проносилась одна фраза: «Они живые.» Шаст не выдержал первым, он отвернулся и продолжал хмурится, показывая всем видом, что ему ничего не надо. Проморгавшись, Дмитрий присел на корточки возле сидящего Антона и, схватив за подбородок, развернул к себе. — Ешь. Не дождавшись ответа, он надавил на челюсть и запихнул кусок яблока, половина оказалась большой, что не помещалась в рот блондина, а служила кляпом, посчитав это отличной идеей, брюнет возвращается на свое место, берет рюкзак и достает веревку. В то время Шаст, пытается достать кусок яблока, из-за которого ужасно болел рот. Несмотря на свою гордость, он начал есть это яблоко, наполовину оно было в слюне, а на вторую в пыли, так как в начале блондин его, грубо говоря, выплюнул. Кусая плод, Антон чувствует сладость, он с наслаждением вновь и вновь вонзает свои зубы в мякоть фрукта, не замечая никого вокруг. Доесть ему не дают, руки идут в плен веревкам так, чтобы между ними оставалось место. Смотря на это, вспоминаются кандалы. Тоша сопротивляется, но безуспешно, на шее затягивается ремень, да так сильно, что Антон начинает сдавленно рычать и размахивать длинными ногами. Так и не ослабляя хватку на шее, Дмитрий берет из того же рюкзака скотч и откусывая достаточный клочок, закрывает им рот Шастуна. Мужчина поднимает того на ноги и протягивает еще одну веревку между шеей и ремнем, делая на нем большой и крепкий узел. Он тянет эту веревку, проверяя, но блондин все также не намерен выполнять все то, что говорит ему этот мудак. Но пыл быстро утихает, когда после нескольких ударов он падает на четвереньки и слышит: — Не хочешь по-хорошему, теперь поползешь, — Дмитрий все также дернул за один конец, и в этот раз Шаст послушался. Они шли медленно, как будто гуляли, только вот для парня ползущего на четвереньках, выполняющий роль собаки, прогулкой не казалось. Но он не показывал этого. Сейчас в голове было столько мыслей, о своей очень хуевой жизни, а главное везучей, что начало вгонять в депрессию. Брюнет, что-то говорил, но Антону было не до этого, он вел себя безразлично, будто все эмоции у него забрали с недоеденным яблоком и возможностью говорить. — А ты сообразителен. До шоссе оставалось где-то 700-800 метров, ты был близок, — слыша это светловолосого передернуло, и он невольно съежился, еще больше замедляя шаг. Они прошли много, колени были содраны до крови, ладони рук жгло от царапин, но широкая спина не переставала идти. До этого они останавливались, чтобы Дмитрий справил нужду, а Антона никто не спрашивал и сказать ему не дали, поэтому он до сих пор терпел. Также они давно уже прошли место, с которого все началось, когда он проснулся здесь в первый раз. Там брюнет нашел телефон, весь царапинах и трещинах, он поднял его и положил его к себе в карман. Они снова идут, а блондин чуть ли не воет, мало того что он разодрал себе конечности, так и задница со вчерашней ночи ноет от боли. Он мычит, останавливая этим Дмитрия. Тот садится на бревно и призывает Шастуна сделать тоже самое. Антон, прекращая издавать звуки, аккуратно садится, не поднимая глаз. — Меня на самом деле Арсений зовут. Антон никак не реагирует, ему не нужно имя, ему уже ничего не нужно. Думая, что тот не отвечает из-за скотча теперь уже Арсений убрал его. — Хочешь есть? — Нет. — Пить? — Нет. — Эх… глупо сейчас задавать вопросы, да? — Наверное. Шастуну казался странным этот диалог. Зачем, просто зачем он его начал, разве сейчас нужно все это? Антон хотел конца всему тому, что с ним происходит. И уже не важно, будет он хорошим или плохим. Блондин смотрел вдаль, смотрел на деревья, траву, на выглядывающее из-за верхушек, небо. Он чувствовал взгляд на себе, и как ему сейчас хотелось повернутся и плюнуть за испорченную жизнь, а еще хотелось плюнуть в себя, если бы он тогда не напился, то ничего бы этого не было. Теперь Шаст винил только себя. Не выдержав длительного, пронизывающего взгляда, хочет повернуться и что-нибудь ответить, но затыкают его руки, удерживающие за скулу и подбородок, и легкое, аккуратное касание губ щеки Шастуна. Брови сами поднимаются в вопросе, а глаза устремлены на лицо брюнета. Арсений смотрит так долго, а после его будто передергивает, что и отражается на его лице: паника, злость, тревога и улыбка сумасшедшего. Блондин в ступоре, что черт возьми с ним происходит?! Он не делает резких движений, не издает ни звука и будто перестал дышать, только выжидающе смотрел на Арса. Тот присел на корточки, держась за голову, всем видом он пугал мальчишку, а его бездействие еще больше. Шаст дергается от испуга, когда брюнет резко встает и направляется к нему, он берет веревку и тянет на себя Антона, поднимая на ноги. Он тащит его за собой, пройдя немного, бросает блондина на землю, и взяв скотч, начинает обматывать им Антона. Все было в плену и ноги, и руки, и рот. И только зеленые, опять мокрые от слез глаза, смотрели на все это. В который раз уже Шаст прощается со всеми. Некоторое время назад, ему было все ровно, как он закончит свою жизнь, а сейчас его душа вновь рвалась к свободе, он не хотел умирать. Он хотел вернуться в город, исправиться, начать учиться, забыть своих друзей, найти новых, познакомится с девушкой, завести семью, никогда не вспоминать это и уже, когда все это пройдет, в старости сможет одиноко скончаться у себя дома. Но, видимо, этого не случится. Голубоглазый посадил его на колени, осмотрев еще раз, он запустил руку в волосы, которые все также оставались мягкими, гладя Шастуна по голове, он наклонился и коснулся губами лба. Он отошел и взял рюкзак, доставая спички, сразу же кладя их в карман, чего не заметил Антон, так как брюнет стоял к нему спиной. Шаст видел, как Арсений что-то искал, за каждым деревом его окружавшим, найдя он со странной улыбкой понес к блондину. Это оказалось бутылка с какой-то жидкостью светло-коричневого даже желтого цвета. Голубоглазый долго не открывает эту бутылку, но через несколько минут, откручивает крышку, не разрывая зрительного контакта. И также смотрит Шастун, не совсем понимая, что хочет сделать брюнет. Но осознав, что это за жидкость, догадываясь, что сейчас может произойти, глаза широко распахиваются. Хочется открыть рот и кричать о помощи, кричать, что в бутылке бензин, что сейчас его заживо сожгут, но выходит мычание и, не прекращающиеся литься, слезы. Арсений держит бутылку над головой, над такими прекрасными волосами, которых он не видел ни у кого с кем повстречался здесь. Редко, когда настолько сладкие люди, попадаются ему в лапы. Ему жалко его, он не хочет его убивать, но подсознание кричит о другом и поэтому отдаваясь ему, поливает его с ног до головы. Вытаскивая его вещи из рюкзака, также смочив их, кидает рядом с Шастуном, который не переставал рыдать. Он достает спички, лицо Антона показывает весь страх и всю боль, которую он пережил за эти ебучие два дня, он умоляет этого не делать, еще громче начинает мычать, смотря только в глаза напротив. Брюнет сам готов был разрыдаться и упасть в колени, обнять Шастуна и долго-долго целовать, продолжать смотреть на него было невыносимо, поэтому взяв какую-то тряпку, вроде это была футболка блондина, завязал глаза. Почему именно с ним сложно? Почему из-за него дрожат руки? Раньше было легко, а сейчас, это милое создание не хотелось отдавать никому, даже небесам. Он хочет отпустить его, оставить его живым, и если тот захочет, не держать его. Но вместо этого черкает и теперь зажженная спичка находиться возле Антона, наровясь упасть с дрожащих рук. Шастун чувствует, как приближается пламя, не видя его, он знает, что скоро этот маленький огонек превратится в пожар, который оплетет Антона полностью и оставит только попел от него. Он уже близко, но вместо своего крика боли, слышит другой голос, он был таким громким, долгим, пропитанным горем и болью. Этот крик не прекращался, но медленно затихал. Блондин начал мычать, в голове творился полный хаос, он хотел ответа на вопрос. «Что сейчас произошло?! Вскоре голос замолк, и сколько бы не прислушивался Шастун, кроме щебетания птиц, он ничего не слышал. Неужели Арсений ушел? Или убежал? А вдруг он еще здесь и просто решил одурачить его? Но ничего не произошло и после минуты, двух, пяти и Антон решил попытаться освободить себя, очень повезло, что руки находились спереди, будь они за спиной было бы намного сложнее. Разгрызая скотч, руки теперь свободны, потребовалось достаточное время и вот уже они тянутся к повязке, закрывающая глаза. Обретя возможность видеть, оглядывается вокруг и никого не находит. Шастун судорожно и со спешкой пытается развязать веревку на руках, но это занимает много времени, слишком уж туго и сильно крепил Арсений оковы на блондина. Также нужно было освободить ноги, которые также заняли не мало времени. Шаст встал и схватив рюкзак направился по тому пути откуда пришел, он помнил, что брюнет говорил. От того места оставалось чуть-чуть, он не был уверен, что нужно идти туда, он сомневался, метался, хотел найти свой путь, но… Боязнь повстречать Арсения или кого-нибудь еще было большим аргументом, его не пугали никакие теперь животные, единственным его страхом остались эти ярко-голубые глаза. Он нашел выход, долго ловил тачку, не каждый водитель увидя его в грязной одежде всего потрепанного, вышедшего из леса, согласится подбросить и помочь. Такой нашелся, и решил помочь ему совершенно за бесплатно. Но все равно Антона всю дорогу била паранойя, что этот человек тоже не так прост, как кажется, завезет еще дальше и прощай, Антоша. Ехали они долго, мужчина все расспрашивал, о том как здесь очутился и откуда вообще, ответив на несколько вопросов, а после сделал вид, что уснул, чтобы не раскрывать незнакомцу всей истории, не переставая следить за мелькающим пейзажем и обстановкой. Также он все это время ждал ворчаний или какой-либо проявление злости, так как сейчас портит чужое, пачкая сидение грязными вещами, которые очень сильно пропитались запахом бензина. Но водитель, как только увидел, что Шастун спит, замолчал и немного прибавил радио, по которому играла легкая, непринужденная музыка. Доехав до города, он разбудил блондина, спрашивая куда подбросить. Показав дорогу, водитель снова стал задавать вопросы, на которые вообще не хотелось отвечать. — Я, кстати, Дмитрий, а ты? Усмехнувшись, и отворачиваясь к окну, вспоминая все, как какое-то дежавю, он просто прикрывает на секунду глаза, а после, устремив взгляд на дома и улицы, тихо ответил: — Антон.***
— Шастун! Открывай! Прошла третья неделя с того дня, как блондин вернулся домой, за это время он ни разу не присел, занимался уборкой, учебой, разбирался в друзьях, которые теперь с огромного количества скатились до одного, который сейчас выломит дверь, если его не впустит. — Да иду я! Открыв дверь, он увидел мужчину низкого роста в очках, который помог ему выбраться из той глуши, добраться до дома, и осмыслить все то, что с ним произошло. Тогда по возращению домой, отдохнув и окончательно выспавшись, он убирался, приводил в порядок все: квартиру, мысли, себя. Он ходил на учебу, подтягивая свои знания хвостом, догоняя всех, было трудно и иногда Шастун отчаивался, но вновь собирался и делал. Недавно случайно встретившись с тем водителем, который теперь стал лучшим другом, первый подошел и поздоровался. А вскоре излил всю душу ему. Обычно все эти истории сопровождались всем чем угодно: пиво, виски, коньяк, водка, но сейчас все эти названия не всплывали в голове, не требовались, поэтому рассказывал он про тот ужасный лес абсолютно трезвым. Слово за слово, Антон тоже познакомился с историей Димы. — Привет! — протянул блондин с радостной улыбкой. — Здоров, — ответил Позов, и чувствуя себя, как дома, зашел и сразу завалился на диван перед телевизором. — Как у тебя дела с той дамой? — поинтересовался Шастун, вспоминая вечер, как они ходили в кафе, где Диме очень понравилась одна официантка. — А, да ну ее! — О Боже, все настолько плохо? — Шаст упал рядом на диван, задирая голову и смотря в потолок. — Неважно, я тут мужика какого-то встретил, сказал твой знакомый. — И? — И если это твои прошлый собутыльник, то я его догоню и побью. — Блин, не напоминай прошу, да и откуда они могут знать мой адрес, я не настолько тупой, чтоб рассказывать где я живу! — Ладно-ладно, но он передал тебе это. В ладонях Антона уже лежал маленький сверток бумаги, но открывать он не спешил. — Эй, чего завис? Открывай, мне ж интересно, — произнёс Позов. — А? Да, сейчас! — у блондина странное предчувствие, что его это ошарашет или поразит, но заметив любопытный взгляд, развернул клочок бумаги, на котором маленьким и аккуратным почерком было написано: В ночной тиши я к тебе прикоснусь, И на эти касанья ответишь, Улыбнешься и скажешь: "Вернусь." Но увижу ли я тебя в свете? Я так не хотел отпускать, Но не смог я справится с болью, Не хотел тебя отдавать, А чуть не сжег тебя скорбью! Ты не вспомнишь меня, И я знаю, не скажешь и имя мое, Я оставил свой след на печати Сердца теплого твоего. В моей памяти, черствой и гнусной, Все ощущенья остались твои: Злость, отчаяние, слезы страданья, От моей дурацкой любви. Мне прощения нет, и я знаю, Не простишь ты меня никогда, Что о сердце твоем я мечтаю, И хочу предаваться я снам, Где свое из груди вырезаю И тебе отдаю навсегда.* Антон не знает, что думать, не знает, что ответить, любопытному взору, он рассказал ему все, кроме… Кроме того момента, где его… Он сказал, что его избили, морально унизили, заставив ползти на поводке, сказал, что его чуть не сожгли, но одно он упустил - мельчайшие подробности нежности, страха, страсти, слез, все упустил. Блондин не знает, что случится с Арсением, вернется ли он в лес или же останется в городе и как-нибудь с ним пересечется. Кто знает, может быть, его уже нет здесь, а возможно, что он до сих пор стоит в этом дворе и смотрит на окна четвёртого этажа, своими теперь тусклыми, почти серыми глазами, надеясь встретиться с живыми. Дмитрий сидевший рядом, не понимал, что заставило Антона так зависнуть на этом куске бумаги, но не стал его отвлекать, по нему было видно, нужно кое-что обдумать. Поэтому он придвинулся к телевизору взял пульт и добавил громкость на какой-то передаче. После он ушел, уже было поздно, а Шаст все также сидел и смотрел в пустоту. — Ох, не пей больше, Тох… — последнее, что сказал Дима перед тем как закрыть дверь, которое еще долгое время звучало в мыслях.