Да, мой Лорд

На тёмно-синем небе силуэта птицы не было видно, но снова отчётливо раздался громкий гортанный крик, совсем близко, над вершинами деревьев. Шисуи надел на левую руку жёсткую кожаную перчатку. — Вот он, — сказала глазастая Сарада, разглядев таки чёрного ворона на почти чёрном фоне. Шисуи свистнул, подзывая его, и он спустился, бия огромными крыльями с полутораметровым размахом — большая красивая птица, сине-фиолетово блестящая в тусклых летних сумерках. Ворон был взрослым, но, учитывая долгожительство их рода, ещё совсем молодым. — Ты что-то принёс? — спросил синоби, гладя птицу и давая погладить Сараде топорщащиеся перья под клювом. Ворон негромко токнул и что-то проскрипел в ответ. Шисуи поймал его взгляд. *** Лорд Седьмой смотрел на него, прямо, не отводя взгляда, затуманенного смесью боли и наслаждения. Резкий диагональный луч лунного света падал на него сзади и сбоку, обрисовывая лицо в три четверти и серебристыми блёстками заставляя мерцать мелкие капли пота. Седьмой был весь взмокший, а его бёдра и мышцы пресса уже подрагивали от напряжения, от того, что он делал уже слишком долго одно и то же движение — приподнимался вверх и опускался вниз, раз за разом, то замирая, то наращивая темп. Дрожа, он кусал свои уже и без того припухшие губы, низко склонял голову, морщась от боли, и вскидывал её, отчего с его висков срывались капли пота. Капли пота текли градом, обрисовывали в холодном свете луны линию челюсти и падали Шисуи на грудь. Лорд Седьмой навис над ним сверху, схватившись ищущей рукой за спинку кровати. Половина его лица оказалась в чёрной тени, но на ней, медленно вращаясь, горел шаринган — алый, как уголь в золе. — Шису-и… — простонал Лорд, задыхаясь, — Шисуи, я сейчас!.. Ах! А-а-ах!.. Он смог передать не только зрительный образ, он, как непревзойдённый мастер гендзюцу совершенствовал свое великое мастерство изо дня в день. Шисуи, чьё дыхание слегка сбилось, всё так же вдыхал запах летней ночи, со всеми его таинственными нотами, с мятой травой, смолистыми соснами и сыростью воды, но он почуял, не столько обонянием, сколько сердцем, бесподобный аромат тела Итачи, разгорячённого долгим жарким сексом. *** Сарада заметила, что взгляд единственного глаза Шисуи как-то опустел, словно тот задумался. Это длилось не больше секунды. Шисуи поднял чуть дрогнувшую руку и сложил печать. — Рассеять, — проговорил он и судорожно выдохнул. Он перевел взгляд на маленькую куноичи и вдруг густо покраснел. — Что-то случилось? — спросила Сарада, — это сообщение от дяди? — Да, — ответил Шисуи, слегка охрипнув. — Извини, детка, мне нужно идти. Впрочем, уже довольно поздно, лучше тебе не сердить маму. Он, взмахнув рукой, подтолкнул ворона, и тот, шелестя крыльями, улетел во мрак. Мужчина и девочка занялись уборкой на тренировочной площадке. Шисуи выдёргивал из деревянных мишеней свои кунаи, рассеяно вспоминая как они с Итачи тренировались когда-то на этой самой поляне, тайком сбегая из дома или прогуливая занятия в академии. Он улыбнулся, глянув на молодую Учиху. Сарада бодро взбегала по стволу дерева, прекрасно контролируя высвобождение чакры, хотя до этого момента активно использовала шаринган. Она была не только талантливой, но горела энтузиазмом. Из неё непременно вырастет прекрасный профессионал… Только бы в жизни у неё всё сложилось. Шисуи вздохнул, и проговорил: — Вот ещё что, Сарада… Поменьше читай архивных книжек. Если хочешь что-то узнать, что-то относящееся к истории клана, то лучше спроси у хокаге или у меня. Про клан Учиха ходит много дурацких легенд. Не нужно верить всему, что слышишь. — Хорошо… — отозвалась Сарада, поправив сползшие очки. На лице её нарисовалась вопросительная задумчивость. Она поразмыслила и спросила: — А… Шисуи-сан… Значит, это всё-таки неправда? То, что написано в той книге про мангекё шаринган? — Нет, — ответил Шисуи. — Легенда исказила правду о этом додзюцу. Здесь, как часто и бывает, спутана причина и следствие. — Как? — Но ты уже и сама, наверное, догадалась? — мужчина улыбнулся. — Знаешь… Это не обязательно вообще случится. За всю нашу историю единицы смогли пробудить мангекё, но это следствие войн. Сейчас мы живём в мирное время. Это хорошо, если ты не испытаешь в жизни сильных потрясений. — Я не хочу уступать отцу и дяде, — проговорила девочка, улыбаясь и упирая руки в талию, — я, знаешь ли, в его кресло мечу! Шисуи расхохотался. — Точно, я и забыл! Ну, тогда пойди моим путём, госпожа Восьмая. Все Учиха от природы могут испытывать эмоции настолько мощные по накалу, что они преобразуют глаза. Может быть, когда ты встретишь нужного человека, то пробудишь свой потенциал.  — Шисуи-сан! — окликнула Сарада в уже спину. Она, вздрогнув, вдруг вспомнила, как он однажды проговорил это жуткое и завораживающее «мангекё шаринган!» и его левый глаз полыхнул пламенем. Ей до уровня легендарного Миража-Шисуи было как до Сунагакуре ползком, но она страшно хотела научиться всему, что он может. Она чувствовала себя почти обязанной это сделать. Синоби обернулся. — Скажи… — смущаясь спросила девочка. — О ком ты думаешь, когда активируешь глаза? — О Седьмом хокаге, — ответил Шисуи просто, но это прозвучало как откровение. *** Шисуи мягко ступил на карниз перед окном, чувствуя, как знакомая чакра Итачи всё ещё течёт по меридианам тела. У самой цели он вдруг заволновался, как мальчишка, и испытал странную робкую скованность. Не слишком ли быстро он явился? Шисуи постоял на чуть покатой, крытой ребристой черепицей крыше, глядя на Коноху, лежащую внизу. Вечер был ясным, и селение светилось множеством тёплых огней. Синоби перевёл дыхание и вынул из кармана пластинку ментоловой жвачки. Через некоторое время окно кабинета хокаге с тихим стуком отворилось, и Итачи положил обе ладони на подоконник. Итачи тоже посмотрел вниз долгим задумчивым взглядом. Тихий ветер слегка колыхнул его волосы, донеся до замершего Шисуи запах. Из безмятежной вечерней Конохагакуре он нёс тёплый запах темпуры и попкорна, а от отворенного окна аромат его собственной — Шисуи — замирающей души, что воплотилась во вполне зримую хрупкую прекрасную оболочку. Вселенская безграничность со всем её простором сосредоточилась в одной точке, на границе, где встречалась тихая сумрачная ночь и яркий, но загадочный свет зелёной лампы на рабочем столе Седьмого хокаге. Шисуи приблизился, медленно, настороженно, сдерживая свой зреющий порыв, словно подкрадывался к наивно расслабившейся добыче, которая в любой момент могла опомниться и упорхнуть. Он всегда подходил к Итачи именно с таким чувством замирающего сладкого страха в глубине сердца, всегда, даже несмотря на то, что его Итачи неизменно оказывался в его руках как нечто само собой разумеющееся. Шисуи сел на подоконник, изучающе глядя на Итачи, на его шею, на его руки. На хокаге была чёрная рубашка с коротким рукавом, выглядящая очень неформально и по-домашнему. Его рабочий день давно закончился, что он ознаменовал тем, что снял белоснежный плащ, символизирующий его высокий титул, и повесил на спинку кресла. Шисуи смотрел на его лицо, так мало меняющееся со временем. Итачи было уже двадцать девять лет, но выглядел он подростком, только тёмные круги под глазами делались всё глубже и темнее, и обозначились едва заметные морщинки в углах глаз, которые становились заметнее, когда хокаге улыбался. Он повернул голову к своему телохранителю отчего они стали друг к другу так близко, что могли теперь ощущать дыхание друг друга. У Итачи от запаха ментола защипало глаза. — Дай и мне тоже жвачку, Шисуи, — проговорил Итачи. — Прости, эта была последняя. Шисуи смущённо усмехнулся, нестерпимо краснея, в тайне с наслаждением вспоминая то видение, которое так внезапно настигло его. — Но я могу дать тебе свою… Шисуи едва успел закончить фразу, потому что Итачи, медленно подняв руку, твёрдо взял его за шею и властно притянул к себе, приникая к губам настойчивым поцелуем. Шисуи застонал, мгновенно теряя контроль, весь подался ему навстречу, обнял за талию, легко заключая в кольцо своих сильных рук его тонкий стройный стан. Они целовались, привычно сплетая языки, Итачи привычно чуть прикусывал Шисуи нижнюю губу, но это снова было так, как тогда, когда они сделали это впервые. Неловкие нежные подростки тогда целовались так же жадно и страстно, как сейчас двое молодых мужчин. Они так остро чувствовали обладание друг другом, близость, самоотдачу, что, всякий раз, целуясь, задыхались от этого счастья. Итачи оставил мятную жвачку Шисуи у себя во рту. — Зачем ты позвал меня так? — прошептал Шисуи ему в губы, — я чуть сознание не потерял, когда увидел это. Это правда? Ты так сильно меня хочешь? Итачи поймал его руку и положил себе на пах. Сквозь тонкую ткань довольно свободных штанов Шисуи хорошо прочувствовал твёрдость его вставшего члена. — Ох!.. — выдохнул старший Учиха, — мой Лорд!.. — Иди уже ко мне, — негромко попросил Итачи, говоря это Шисуи на ухо, — со стола я всё убрал. Шисуи, тихо зарычав, перемахнул через подоконник, порывисто опустил бамбуковые жалюзи, и, подхватив лёгкое тело Итачи, бережно уложил его на широкую тяжёлую столешницу. Скоро он, пытаясь быть медленным и осторожным, снимал с Лорда Седьмого штаны. Итачи, потянувшись, опустил руку к выдвижному ящику и вынул оттуда презерватив. — Возьми… — прошептал он, слегка охрипшим голосом и ухватил Шисуи за волосы, оттаскивая от своего члена, который тот намеревался взять в рот, — Шисуи! Не целуй меня там… Пожалуйста. Я со вчерашнего утра не был в душе. Я ужасно грязный. И воспользуйся этим. — Плевать! — прорычал Шисуи, ближе подтягивая своего Лорда к себе, — для меня ты никогда не грязный… Ты просто не можешь быть грязным, Итачи!.. Хокаге чувствовал, как ладони Шисуи обхватывают талию. Тот очень старался быть нежным, но в порыве страсти всё равно всегда оставлял на рёбрах и на бёдрах Итачи небольшие тёмные синяки от пальцев. Удерживая, чтобы Лорд не ерзал и не извивался, пытаясь, в приступе смущения, не даться ласкам, Шисуи покрывал живот Итачи поцелуями, проводя языком по плавно бугрящемуся прессу, и спускался ниже. Итачи и так уже часто прерывисто дышал, но весь вскинулся и застонал, когда Шисуи таки обхватил его член горячими губами. Шисуи был способен просто выматывать хокаге такими ласками, не ведая усталости, и ему очень нравилось это для него делать. Итачи — один из сильнейших ниндзя их поколения — казался таким очаровательно беспомощным в моменты, когда не выдерживал и проливался своему телохранителю в рот. Даже ещё более беспомощным, чем, когда безудержно сканчивался на его члене. — Пожалуйста, Шисуи, не так… — с трудом попросил Итачи, чувствуя, что проникает до горла, и что эти сильные уверенные движения и дразнящий язык скоро приблизят его к логичному завершению. — И так, и по-другому, — отозвался Шисуи, отрываясь от своего занятия, — сегодня ты кончишь подо мной столько раз, сколько я захочу. — Ты что, рассердился на меня из-за того гендзюцу?.. — Самую малость. Итачи обхватил руками его вихрастую голову, всё-таки оттаскивая от себя, и проведя ладонью по лбу, подцепил и снял бандану с протектором, которая спускалась на лицо, скрывая отсутствие правого глаза. Хокаге коснулся щеки Шисуи своими тонкими прохладными пальцами, испытывая, как и всегда, прилив жуткого острого извращённого удовольствия, глядя на искалеченное лицо своего названного брата. Правая глазница Шисуи с навсегда закрывшимся глазом слегка провалилась внутрь. Итачи, ухватив за шею, подтянулся ближе и поцеловал его в щёку, в скулу, в эту пустоту на месте глаза. — Возьми меня, — попросил Итачи, — я так сильно тебя хочу!.. Шисуи обнял его, просто, поддавшись приливу нежности, крепко стиснул в объятиях, а Итачи, как ребёнок, обвивая его шею руками, уткнулся носом брату в шею, чувствуя лёгкий запах костра от его взлохмаченных волос. — Хорошо, мой Лорд… — прошептал Шисуи, — я сделаю всё, что ты мне прикажешь. Он, мягко отстраняя и нажимая на грудь, снова уложил хокаге лопатками на стол. Итачи вынул жвачку, не глядя, кинул её через весь кабинет, попав в урну у двери, и замер, закрыв глаза, почти с тревогой ожидая того, что будет. Шисуи смотрел на него, раскрасневшегося от поцелуев, лежащего с задранной рубашкой. Такой возбуждённый и такой красивый в этой своей бесстыдной податливости. Красивый до боли — Седьмой хокаге, на своём рабочем столе, всей своей позой — разведённые бёдра, член, слегка покачивающийся в такт пульсу, — показывал, как сильно он желает, чтобы его взяли. И Шисуи его взял. Как делал много раз, но всё равно словно бы впервые. Итачи легко принял его в себя, пытаясь расслабиться, страдальчески сводя брови, но сразу почти на всю длину. Легко, потому что он безумно хотел этого — снова ощутить немаленький член Шисуи в себе, думал об этом с самого утра, мыслями распаляя себя, и возбуждаясь до боли. И вот, наконец-то, он — его неизменный телохранитель, его тень, — рядом, хотя у него сегодня выходной. Можно просто чувствовать его присутствие, можно смотреть на него, не уставая изумляться его красотой, можно отдаться ему… Снова, но всё равно в тайне ото всех, как тогда, когда они были совсем юными. Снова, по привычке. И он так свободно скользит внутрь, но так сильно заполняет, что Итачи кажется, будто он уже готов кончить от одного этого присутствия и от этой тянущей боли с которой раздвигаются мышцы. Больно, но так восхитительно приятно. Свет настольной лампы, которая одна только и осталась на обнажённом столе, бил Итачи в глаза, мешая, поэтому он наклонил абажур. Теперь он видел своего Шисуи лучше — единственный глаз дьявольски горит, лицо бледное от напряжения и страсти. — Так? — спросил Шисуи всё тем же глухим шёпотом, — ты этого хотел? Чтобы было больно? Так тебе нравится? Итачи ничего не говорил в ответ, нервно кусая губы и не отрывая взгляда от его лица. Ему нравилось наблюдать Шисуи в эмоционально напряжённые моменты. Тот вошёл до конца, приостановился, двинулся назад, давая возможность освоиться. — Быстрее!.. — бросил Итачи нетерпеливо, слегка выгибаясь в пояснице, — не нужно жалеть меня. Просто оттрахай. Шисуи сурово нахмурился, но начал двигать бёдрами в бодром темпе, и медленно, но неуклонно наращивал его. — Это приказ хокаге? — хрипло прошептал он, — ты приказываешь, Лорд Седьмой? — Да, — ответил Итачи. — Это приказ. И Шисуи перестал его жалеть. Скоро ему пришлось скинуть с плеч свой дзёниновский жилет, так стало жарко от быстрого движения горячих тел навстречу друг другу. Он грубо вдалбливался в нежное тело Итачи, а тот, распластавшись перед ним, пытался весь податься навстречу этим сильным толчкам. «Шисуи… Ши-суи-и…», — сбивчиво выдыхал хокаге с каждым разом. Его чёрные глаза подёрнуло мутной предоргазменной пеленой. Но Шисуи не давал своему Лорду разрядки, сбавляя темп на самом пике напряжения, заставляя Итачи чуть не плакать от разочарования и удовольствия. Вдруг старший Учиха снова подтянул хокаге ближе, взяв за руку, заставил подняться, поставил перед собой, а затем развернул и нагнул. — Вот так, — проговорил он, шлепком по внутренней стороне бедра заставив Итачи шире расставить ноги, — ещё шире, Итачи. Шисуи подошёл вплотную, склонился, практически лёг на брата сверху, и, протянув руку, провёл ладонью по его члену. Итачи заёрзал, тихо поскуливая. — Пожалуйста, Шисуи, дай мне уже кончить… — взмолился он, ощущая новые дразнящие движения. Член у него стоял очень крепко, Итачи бешено возбуждался именно от этой позы — лёжа лицом на столе, нагнувшись, так бесстыдно подставляясь. — Подожди, — прошептал телохранитель хокаге ему на ухо, другой рукой прикасаясь к его мягким горячим губам и осторожно всовывая два пальца ему в рот. Итачи тут же откликнулся на этот жест, проводя по ним языком. — Сейчас я снова вставлю тебе. Я хочу, чтобы ты кончил без рук. Ты ведь сможешь, да, Итачи? Шисуи выпустил его член, почти болезненно сжав его напоследок, вызвав жалобный стон, и снова насадил Лорда Седьмого, начав беспощадно трахать его прекрасно сложенное, но миниатюрное тело. Он ухватил Итачи за оба запястья, обездвижив, но тот и не делал попыток вырваться, покорно замерев под тяжёлым сильным телом Шисуи, полностью доверившись ему, весь ему отдаваясь. Ему, и этим переживаниям огнём горящего тела, этой невыносимой наполненности и скольжению члена внутри, который раз за разом, принося мучительное удовольствие, проходил по точке нервного напряжения. Итачи больше не мог терпеть это. — Я кончаю, Шисуи!.. — выдохнул Лорд. В глазах у него потемнело, а пульс колотился, болью отдавая в виски. Подстёгнутый этим доверчивым страстным откровением Шисуи перешёл в совершенно бешеный темп и, глухо простонав, излился, не выходя из своего хокаге, прямо внутрь, чувствуя не только своим мужским естеством, но всем сердцем, как Итачи, натянутый на его член, сканчивается, дрожит и стонет. Шисуи, отдышавшись, положил руку на мокрую прохладную спину Итачи. — Я люблю тебя, — хрипло проговорил он, — ты знаешь, Итачи, я больше жизни тебя люблю. Итачи продолжал лежать на столе, опустошённый и счастливый. Ему нравилось ощущать тяжёлую ладонь на пояснице, нравилось думать, что этот человек всегда будет рядом. Всегда будет там — позади него, как тень, будет стоять за его плечом. Что бы ни случилось. — И я, — отозвался он шёпотом, — люблю тебя, старший брат.