***
— Я дома! — крикнула Женя, стаскивая с плеч куртку. Всё прошло даже лучше, чем она ожидала. Девушка хотя бы не опозорилась и заслужила несколько раз похвалу от отца Влада, который был привычно приветлив, хотя его сын всё чаще молчал. Женя не слишком сильно заострила на этом внимание: это отношение было вызвано не только к ней, но ко всем окружающим. Парень немного повеселел только по пути домой и вновь шутил, но они оба чувствовали, что нечто изменилось, хотя ничего серьезного на самом деле не произошло. Ничего не произошло, а они вдвоём так много себе напридумывали. — Ну, рассказывай, — улыбнулась мать девушки, пока та хватала первое подвернувшееся печенье и падала на стул за столом. Дальше Женю было не остановить. Она болтала без остановки, рассказывая о своих впечатлениях, о работе и даже отеле, хотя в нём не было ничего необычного. Рассказ к тому же дополнялся активными жестикуляциями, из-за которых девушка чуть не развернула чашку чая, от чего едва сдержала смех, пребывая в необычно хорошем настроении и предвещая почти с радостью следующий понедельник, когда вновь встретится с Владом в офисе. И черт знает, чего она ждала больше: офиса или самого Влада, возникающего каждое утро у неё под подъездом с неизменной улыбке на лице. Женя не могла рассказать, какие чувства он вызывал у неё теперь, но знала, что многое бы отдала, если бы кто-нибудь подарил им еще одну такую ночь и утро, будто не было никаких проблем, будто они только начинали узнавать друг друга, будто было время сидеть и смотреть дурацкие фильмы. — Тем не менее, странные у тебя друзья, которые заваливаются посреди ночи. — Ну, папа, — девушка обняла сидящего отца, когда поднялась, и чмокнула его в щеку. — Сам его сначала пригласил на чай, а потом еще сам и впустил посреди ночи, как ты говоришь. — Конечно, иначе он бы выломал нам дверь, — буркнул мужчина, и Женя рассмеялась, прежде чем уйти в свою комнату. Девушка улыбалась всё то время, что переодевалась, что залезала в кровать и даже тогда, когда уже лежала, обняв одной ногой скрученное одеяло и уткнувшись носом в соседнюю подушку. Всё безусловно запуталось и перемешалось, но это вовсе не мешало ее мозгам всё время сосредотачиваться на Владе, о котором Женя уже бы и хотела перестать думать, здраво рассуждая, что ему было от неё нужно, но не могла. Она видела его той ночью: его настоящего. Не расчетливого Влада, который строил свои мерзкие планы, а настоящего, парня, который хотел расслабиться и который так смотрел на неё, заставляя беспричинно улыбаться и проигрывать его обаянию, а этого делать было категорически нельзя. Ни за что в жизни она бы не позволила стать младшему Лаврентьеву чем-то большим для неё, чем коллегой и другом. Его рот, язык и губы. Пальцы, которые медленно скользили от её плеч к груди, к животу, приятно гладили между ног, вызывая вихрь эмоций и сладкую боль. Женя проснулась от собственного стона и испуганно зажала сама себе рот руками, часто дыша и лихорадочно осматривая помещение, в котором находилась. Это была всё та же её комната, где девушка уснула, и Влада здесь не было, а вот ощущение того, насколько сильно он на неё влиял, и чувство дрожи от недавнего оргазма остались. С раздражением откинув в сторону одеяло, которое она крепко сжимала бедрами, Женя поднялась на ноги и включила ночник, а затем остановилась напротив зеркала. Девушка в отражении была совершенно растрепанной и покрасневшей, и именно так Женя себя и чувствовала, еще справляясь со сбивчивым дыханием. Она вздрогнула и взмахнула головой, откинув с лица прядь волос, а затем размяла шею, потирая её так, будто там действительно оставались следы от губ Влада. Через несколько мгновений Женя осторожно прикоснулась к собственной груди, которую он так чувственно сжимал, а потом раздраженно отвернулась от зеркала и прошлась по комнате от одной стены к другой. В постель возвращаться не хотелось, ровно как и спать, когда голову наводняло столько навязчивых мыслей и столько желаний, которые она здраво контролировала в реальности, но которые её тело выуживало на поверхность во снах. Это было совершенно отвратительно, к тому же неконтролируемо. Девушка обернулась в сторону телефона, который известил её о новом уведомлении, и присела на пол, где расположилось устройство, которое пришлось заряжать, а розетки поближе не наблюдалось. Потерев глаза несколько раз, Женя резко выдохнула и ущипнула себя, чтобы убедиться, что уже действительно бодрствовала, а не проснётся сейчас ещё раз. Самодовольная задница: Ты мне нужна. Прямо сейчас. Помнишь мой адрес? 02:48 Девушка едва не расхохоталась, увидев то, какое имя в приступе бешенства присвоила Владу в своих контактах, но все же сдержалась, чтобы не разбудить родителей. Сперва парень был Владиславом Александровичем. Потом Владом, просто засранцем и еще огромное количество различных имён, которые его прекрасно характеризовали и за которые Влад открутил бы ей голову, только если бы увидел это. К счастью, Женя никогда не планировала давать ему свой телефон даже на пару секунд.Ты что, с ума сошел? Сейчас три часа ночи. Что случилось? 02:48
Самодовольная задница: Я объясню тебе, когда приедешь. Это срочно, мать твою, Женя. Пожалуйста. Прямо сейчас. 02:50А до утра не подождёт? 02:51
Самодовольная задница: Я бы написал тебе утром, если бы мог ждать. Ты приедешь? Я отдам тебе деньги за такси. 02:52И шоколадку? 02:53
Самодовольная задница: Да хоть десять. Живее. 02:55 Женя довольно улыбнулась и поднялась на ноги, после чего еще раз уточнила адрес, вызвала такси и шустро натянула джинсы и свитер, привела в относительный порядок волосы, остановилась перед косметикой и со вздохом нанесла самый минимум, который немного растянул время её пребывания дома до момента, как её уже известили о подъехавшей машине. Тихо пробравшись по коридору, от комнаты до входной двери, девушка постаралась обуться как можно тише, не желая столкнуться с проснувшимся папой, после чего улыбнулась и выскочила за дверь, молясь, чтобы родители остались спать от звука закрывающегося замка. Вскоре девушка уже вызывала лифт, а затем замерла, пытаясь понять, какой этаж ей стоило выбрать. В тот день они тоже доехали до дома Влада на такси, но Женя не помнила ничего, кроме того, как его белая футболка облегала тело и сильные плечи, на которые она, кажется, и смотрела всё то время, что парень нажимал на кнопку с нужной цифрой. Честно говоря, девушка вообще очень мало помнила с той ночи, кроме самого главного. Женя вышла на одиннадцатом этаже, для чего пришлось снова писать Владу и переспрашивать, после чего подошла к двери и, взвизгнув, вовремя успела схватиться за ручку, поскольку едва не растянулась на мокром полу. Парень же открыл ей дверь в тренировочных штанах и футболке, и девушка едва не засмеялась от его сонного и злобного вида, а также домашнего образа, в котором никогда его не видела: чаще всего лишь в костюмах и рубашках. — Что у тебя здесь случилось? — Женя провела носком обуви по мокрому полу прихожей, когда Влад галантным жестом пригласил ее зайти в квартиру. — Трубу в ванной прорвало. Я вызвал сантехников и всё такое, но, честное слово, я уже не могу собирать остатки воды по всей квартире. — Ты отвратителен, ты знаешь, это? — разочарованно простонала девушка. — Я думала, ты устроил ужин в три часа ночи и поведешь меня встречать рассвет, — пошутила она, а Влад улыбнулся. — Если это намёк, то я его понял и принял. Жди. Если сперва Женя лишь предчувствовала, насколько всё будет дерьмово, то к тому моменту, как везде воцарилось подобие порядка, она уже несколько раз делала вид, что душила парня, и он со смешком закатывал глаза, строя из себя умирающего. В итоге, им двоим было слишком жарко, так что Женя с удовольствием сменила свой свитер на футболку Влада, который еще полчаса смеялся с того, насколько она была ей велика, и они вдвоём были абсолютно мокрыми, а Влад еще и злым, поскольку предчувствовал то, что ему придется в самом ближайшем будущем компенсировать соседям весь нанесенный ущерб и оплатить ремонт мало того, что себе, так ещё и им. А ещё оба чувствовали, что невероятно устали, и мечтали добраться до своих кроватей. Но вместо этого Женя с Владом сидела на кухне, пила кофе и посматривала на часы, осознавая, что в том, чтобы ложиться спать, уже особого смысла и не было. Влад же растянулся на столе, положив на него голову, и смотрел на девушку с лёгкой и уставшей улыбкой, пока Женя бродила взглядом по кухне и время от времени останавливала его на стене, которая подвернулась парню первой, когда он подхватил пьяную девушку на руки и поцеловал. По крайней мере, Жене казалось, что всё происходило именно у этой стены, на этом столе и в спальне, но в воспоминаниях у неё до сих пор кружилась голова, и от этого они становились ужасно мутными, а попытки разобраться заканчивались провалом. — Спасибо, что приехала, — наконец, нарушил тишину Влад, после чего сел всё же ровно и затянулся сигаретой, придвинув к себе ближе пепельницу, а затем рассмеялся, выдыхая дым. — Трубы работают на меня: я всё не знал, как с тобой встретиться. — Хочу тебе напомнить, что мы виделись вчера и что мы вместе работаем. — Вне офиса, Жень. Он так мягко произнёс её имя, что девушка не смогла ответить, а Влад лишь вновь обхватил губами фильтр. Прошло почти полгода, и вот они — сидели вновь на его кухне, она так забавно качала ногой в воздухе и пила кофе, а он курил. Дым проникал внутрь и наполнял легкие, а парень чувствовал себя так, словно он туманил ему мозг, затмевая те отделы, которые отвечали за рациональное мышление и речь. Он должен был что-то сказать ей и объяснить, он хотел это сделать, но он совершенно не мог подобрать нужных слов, которые звучали бы не так идиотски. Ты мне нравишься? Она ему не нравилась. Более того, он иногда желал лишь того, чтобы она закрыла рот и перестала раздражать. Я хочу тебя трахнуть? Она это знала, а Влад не был уверен: его накрывало всё то же ощущение пустоты, когда он представлял, что получит её тело и вновь потеряет расположение. Жень, я запутался и хочу поступить как лучше, но не знаю, где это лучше. Да, он должен был сказать именно это, но он не хотел ей признаваться и показывать, что тоже мог быть слабым, а не таким, как она о нём думала. Влад представлял почти все мысли и суждения, которые только были у девушки на его счёт. Она думала, он был коварен. Он не был. Он хотел, задумал с ней поиграть в игру, которую сам же и не потянул, оказавшись для этого недостаточно сильным. Парень не считал мужчин, которые развлекались таким образом, сильными, но признавал, что у них был какой-то другой склад ума, а он не подходил. Она думала, что у него не было никаких принципов. У него были. Влад не слишком жаловал женитьбу, но лишь потому, что не хотел ошибаться, а осознавать это тогда, когда было слишком поздно. Он не хотел жениться, но он и не хотел бессмысленно пользоваться девушками, а делал именно это. Она думала, что человеческие чувства были ему чужды. Они не были. Парень действительно вёл себя отвратительно с ней, но самым отвратительными стали упрёки в том, что это Женя была виновата в том, что они занялись сексом дважды, и теперь Владу оставалось только жалеть, что он действительно сказал ей это, слишком злой и напуганный тем, что Диана могла всё узнать, хотя он хотел. Хотел, чтобы она узнала и чтобы всё, что каждый день висело над ним неизбежностью, уже произошло и развеялось. — Прости меня, — Женя только поднялась, когда парень пересилил себя и выпалил всего два слова, заставив её вновь сесть. — Прости, что я так много тебе наговорил. Тогда, в кафе, когда я увидел тебя с Дианой, я так запаниковал, — Влад нервно рассмеялся, зарывшись рукой и в так взъерошенные волосы. — Правда, кажется, впервые я чувствовал себя настолько неуютно. — Поэтому ты решил застопорить всё движение, остановив меня на переходе? Слегка удивленное выражение на красивом лице сменилось мягкой улыбкой, и Влад оставил сигарету в покое, забычковав в пепельнице, а затем развернулся лицом к Жене. Она тихо засмеялась, и он не сдержал смеха сам, вспоминая вместе с ней тот день, но более весело, чем в прошлый раз. Девушка рядом была такой же лохматой, как он сам, сидела в его футболке и была готова выслушать всё то, что у него скопилось, и Влад ей был за это благодарен, какие бы выводы Женя не сделала в дальнейшем. — Ты явилась с моим отцом ко мне в кабинет, и я наговорил тебе этого дерьма про то, что ты хотела вытребовать денег. Я обычно не такой, но в тот момент был так зол на то, что ты вечно вертелась где-то рядом. — А потом сторожил у офиса. — Да, и ты, чёрт возьми, утёрла мне нос, — рассмеялся парень. — А в машине снова завела этот разговор о честности, и я снова взбесился. Я был не прав, но тогда мне так не казалось: ты, блин, выводила меня из себя, а я продолжал почему-то к тебе тянуться, словно сумасшедший, который нашел свою панацею. И я… тянусь до сих пор. У меня ничего нет, кроме всего материального. Я действительно ни к кому не привязан, меня никто не ждёт и, ты же видишь, мне никто не поможет, кроме родителей. Ты думаешь, я написал тебе первой? Нет, Женя. Диана посочувствовала, друзья сказали, что жёны их не отпустят никуда посреди ночи, а ты здесь. Я пуст, а в тебе так много светлого. У тебя есть моральные устои, есть цель и энтузиазм, а у меня только эгоизм. И он заставляет меня вертеться рядом с тобой, чтобы тоже хоть немного почувствовать, каково это, так смотреть на мир. Но, знаешь что? Я говорю девушкам столько гадостей, совершаю столько предательств, а потом понимаю, что это уже не те люди, которые мне нравились. И я не хотел бы испортить ещё и тебя, натворить слишком много. Представь, если бы ты всё же была не так упряма, и я бы тебя уволил? Я бы сломал тебе как раз то, чем ты живёшь: карьеру. И, если бы я тебя не узнал, а я бы не узнал, если бы поступил именно так, то никогда бы даже не испытал ничего, что заставило бы меня задуматься о том, насколько это было для тебя важно и насколько бы ударило по твоему характеру. Женю не так легко было тронуть. Она оставалась глуха почти ко всему, что делал этот парень, и не воспринимала слишком близко к сердцу: ни пиджак, который он заботливо накидывал ей на плечи, ни кофе по утрам, ни то, что он подвозил её вечером и ходил с ней обедать. Для неё эти его поступки были практически ничем, поскольку в них остро было заметно притворство и желание покрасоваться, показаться лучше. А его искренность подкупала. Именно искренность подкупила Женю тогда, когда они сбежали с того дурацкого ресторана, и подкупила сейчас. Он вовсе не был идеальным и не строил из себя этот образ: он был разбитым, запутанным, сожалеющим и искал её поддержки, внимательно глядя ей в глаза. Он был простым, таким же, как и все. И вдруг стал таким близким. Она не хотела больше слушать, но Влад хотел говорить, и остался лишь один способ — заставить его закрыть рот. Женя могла перебить, накричать, сказать, что он был идиотом, уйти, в конце концов, и парню пришлось бы прерваться, но она не сделала ни первого, ни второго, ни третьего. Губы девушки нашли губы Влада быстро, а он ответил ей почти с отчаянием, зарывая руки в короткие волосы, наклоняясь вперёд, удерживая и пытаясь перетянуть к себе ближе, хотя бы на колени. Девушка больше не чувствовала угрызений совести: они исчезли, но она еще не знала, навсегда или вернутся несколько часов спустя, вновь обрушившись на неё, вновь заставив сожалеть. А у Влада слегка кружилась голова, словно он снова был пьяным и пьянел всё больше от каждого поцелуя, который так бессовестно раз за разом срывал с её губ, крепко держа в своих объятьях. В чашке остался стоять недопитый кофе. В пепельнице продолжала дымиться сигарета, поскольку парню так и не удалось от нервов затушить её как следовало. Кухню наполнил бледный свет осеннего рассвета и выловил из темноты две фигуры, которые хватались друг за друга как могли: губами за губы, пальцами за плечи и руки, а словами за то чувство, которое сегодня они невольно делили на двоих, признавая эту прекрасную ошибку, посмевшую с ними случиться. Признавая и принимая, поскольку никто больше не мог и не хотел с ней бороться. Влад подскользнулся, когда нёс девушку в спальню, так что в комнату они завалились радостные, смеющиеся и спорящие, кто же должен был вымыть ту часть пола, а затем признавшие, что это было совсем, совсем неважно. Важно было то, как парень осторожно раздевал её: как стаскивал с девушки свою футболку, осторожно, пытаясь не задеть волосы, как долго, медленно, не желая торопиться, целовал её тело и как Женя осторожно поглаживала его по светлым волосам, покорно и с удовольствием принимая мужские ласки. Как он, такой сильный, нависал, удерживая свой вес на локтях, над ней, такой хрупкой, гладил по волосам и иногда лишь наслаждался молчаливой нежностью в голубых глазах. Важно было, как она сидела на нём, ощущая поясницей одеяло, которое Влад накинул на них, и осторожно скользила ладошкой по крепкой груди вниз, к прессу, тоже исследуя, изучая и запоминая. В комнате не было запаха алкоголя и дурацких ошибок. Происходящее не было грязным, неправильным, тем, чего следовало стыдиться. Они вдвоём не могли провести аналогий и сравнений с тем, что допустили в этой постели в прошлый раз, с тем, как Влад хотел поиметь девушку на столе, как поимел в машине и как Женя, запрещая сама себе, думала о сексе с ним. Их тянуло друг к другу, и они хотели друг друга физически всё время, но то было какое-то животное желание вновь урвать себе порцию безрассудности, удовольствия и неподчинения всеобщим правилам, и, если бы они позволяли этому случаться раз за разом, эти поступки лишь усугубляли бы в них чувство вины и стыда, как бы они не пытались от этого отрешиться. Влад признавал и хотел высказать девушке благодарность в том, что она так упорно его отталкивала, не дав над собой надругаться, но дав ему прочувствовать что-то восхитительное и новое, что-то, что было правильным, было тем выходом и той вещью, которую он искал, чтобы разобраться. Чтобы принять правильное решение. И парень не видел ничего правильнее того, что происходило между ними в этой спальне, где было много девушек, но где никогда не было такой важной, каковой была Женя. Он чувствовал её: чувствовал, как она обхватывала его внизу, как горячо и влажно там было, чувствовал, как она касалась его и как пыталась прижать ещё ближе, и одновременно ощущал, как страшно ей было. И ему было. Они вдвоём приходили в ужас от мысли о том, что всё могло прерваться или больше никогда не повториться, что затем кто-то из них мог отвернуться, пожелать забыть, счесть происходящее пустяком и предложить вернуться к прежним отношениям. Женя не была готова к тому, что в ближайший понедельник они вновь разойдутся по кабинетам, вновь будут дурацки шутить, а Влад вновь будет абсолютно недосягаемым. Что из глубины его тёмных, почти чёрных, глаз исчезнет вся открытость, вся потребность в ней, которую он так хотел ей показать, и что он вновь заберёт у неё своё сердце, которое, мать твою, сейчас доверял и дарил. А парень боялся, что она разобьёт, сломает его, сделает зависимым и беспомощным, тем, каким он всегда боялся стать. Она была единственной, которая могла его изменить и поступить именно так, поскольку, наверное, только она теперь действительно его знала таким, каким он был. Не жизнерадостным, саркастичным и пошлым, но проблемным, уязвимым и настоящим. Между ними не было криков от удовольствия и похотливых стонов, которые Влад сквозь собственное рычание выбивал у девушки в прошлые разы. В квартире не было громко, а соседям было не на что жаловаться, кроме, конечно, отставших от влаги обоев, но с этим парню предстояло разобраться многим позже. Где-то в гостиной на стене мирно, со знакомым тиканьем, двигались стрелки часов, высчитывая минуты счастья и полного порядка, где-то на барной стойке в кухне, каждый раз всё ближе смещаясь к краю, далеко не впервые вибрировал телефон Жени, которую потеряли родители, проснувшись утром и позвав на завтрак, а затем не обнаружив дочери в нужной комнате, но застав там лишь разобранную кровать и до сих пор включенный свет, а в спальне в квартире Влада раздавались её совсем тихие стоны и громкое дыхание вместе с лихорадочным шёпотом, который они вдвоём ловили, вслушиваясь каждый в то, что срывалось с губ другого, а затем вновь прерываясь на долгие поцелуи с привкусом кофе и никотина. Она лишь едва заметно улыбалась, вглядываясь в его лицо, гладя его, наконец, открыто вновь и вновь, прогибаясь в спине, замирая с его именем на приоткрытых губах, а парень только пытался запомнить это, каждое её самое незначительное движение, каждое слово и улыбку, и Женя делала только ровно то же. Она действительно была для него важна и она это чувствовала в каждом его толчке, в каждом ласковом и мокром поцелуе, в каждом открытом стоне. Никто не знал, зачем они так отчаянно пытались стать ещё ближе, во всех возможных смыслах, но каждый понимал, насколько это было необходимым. А на то, чтобы разобраться, у них ещё было такое огромное количество времени. Важным было то, что Влад был готов признать, что они вовсе не трахались. Он не был романтичным или сентиментальным, но чувствовал, что это было знакомством, лаской, потребностью, но не было яростным и неправильным перепихом по пьяни. Влад сам был почти аморальным, но впервые знал, что занимался любовью. И это было важно. А пол, как и весь оставшийся мир, пол был не важен.