Уйти нельзя остаться

      Тор всё меньше и меньше понимает, что происходит.       Тор всё глупее себя чувствует, буквально вцепившись руками в низкие подлокотники своего нового трона, неотрывно наблюдая за снующим туда-сюда Локи.       Локи, который, кажется, больше и не думает о побеге, наоборот весь до кончиков чуть завивающихся длинных, по сравнению с Торовыми, волос здесь.       Двадцать четыре на семь.       Помогает уцелевшим, что-то обсуждает с Хеймдаллем и даже с Беннером перебрасывается парой фраз, хотя тот всё ещё с опаской смотрит на Локи.       И каждый, каждый чёртов раз его брат подходит к нему и с проникновенным видом интересуется, не против ли его царь устроить вместо разрушенного в прошлую их перепалку отсека арену, или лучше импровизированный театр? Людям нужно почувствовать себя хоть чуть-чуть как дома.       Беннер тут придумал, как быстрее добраться до земли, но Валькирия предложила перед этим заскочить на один захудалый, но довольно полезный в плане провизии и других припасов мирок, как поступим?       Как будто у самих Беннера и Валькирии языки внезапно отсохли, и они говорить разучились!       Как будто он может сосредоточиться на словах брата, когда тот говорит их таким голосом. Когда он подходит так близко, чуть нависает сверху, чтобы дыханием до него дотянуться, ароматом своим окутать, окончательно взбалтывая его мозги в кашу.       Всё, что сын Одина может – рассеянно кивать, по факту оставляя решения на самого Локи.       Но что это: новая игра, попытка, хоть и косвенно, отобрать у него бразды правления, или вправду брат решил ему помочь?       Очень хочется верить, что второе, очень, но… Даже после того, что произошло тогда, Локи не был бы Локи, если был перестал плести интриги и юлить.       Отвечал на его поцелуй также страстно, обещал остаться, быть на его стороне, а что в итоге?       Локи на расстоянии вытянутой руки перед его глазами как специально маячит. Везде и постоянно. Услужливый, покорный, провоцирующий… и Тор ведётся на каждую из его провокаций. Ведётся так откровенно, что Валькирия только закатывает глаза и осушает очередную бутылку спиртного, а Беннер, сидя за приборной панелью, отворачивается сам и закрывает глаза Мику, бурча себе под нос, что детям на такое смотреть рановато.       У Тора в последние дни любимая скороговорка, которую он повторяет по сто раз на дню: «Он сам должен прийти ко мне, по доброй воле. Я так хотел. Да».       Но срабатывает всё хуже.       Терпения всё меньше, оно с электрическими разрядами в крови смешивается и выплёскивается несильными искрами из кончиков пальцев.       Сопровождается плотоядной улыбкой тонких губ.       Снова заставляет думать, что только ему, Тору, это нужно.       Неужели правда?..       У сына Одина, привыкшего несмотря на то, насколько повзрослел, пользоваться в первую очередь силой, с тех пор, как они ступили на космолёт - руки связаны.       Здесь не развернёшься, слишком велик риск повредить что ненароком и отправить их всех в чёрную дыру.       Здесь приходится работать тем, на что шлем обычно надевают, и вот оно как раз уже закипает.       Он думает-думает-думает. Постоянно. О своём выжившем народе, о свалившейся мантии правителя и о том, что в очередной раз затеял его брат… Локи. О том, что затеял Локи.       Тор зажмуривает здоровый глаз и бьёт кулаком об отъезжающую в его каюту дверь. Несильно, чтобы не раздробить к чертям.       Совсем не то. Не помогает. Напряжения в его теле столько накопилось – что можно легко заменить одну из электростанций в Мидгарде.       Он чувствует себя отравленным, как будто весь яд из клинков Локи разом действовать начал, а единственный, у кого есть противоядие… прямо сейчас вальяжно разлёгся на его кровати.       - Локи! – Тор молниеносно оказывается рядом, предварительно поставив на дверь код-блокировку.       Что не укрывается от брата, который все его телодвижения сопровождает игривой улыбкой.       - Как ты здесь… - чуть было не вздрагивает как девица, когда Локи прикладывает длинный тонкий палец к его губам, заставляя замолчать. А после не просто отнимает – с нажимом проводит по нижней и чуть приоткрывает. Наблюдает, словно художник получившейся картиной, и, удовлетворенно хмыкнув, пододвигается ближе.       Обжигает пламенем Суртура, потому что на Локи кроме его плаща не оказывается больше вообще ничего. Тор оторвать глаз не может от темных ореолов сосков на бледной коже, от длинных, раздвинутых так, чтобы его колени обхватить можно было, ног, и только собрав всё, что у него там осталось от самообладания, в кулак, остаётся на месте.       Потому что совсем не уверен в помыслах Локи.       Локи, который мучил его без малого три недели, а теперь вдруг решил всего себя на блюдечке преподнести.       Потому что сам Тор за эти недели только уверился в том, что лжи ему будет недостаточно. Только весь Локи целиком. Настоящий.       Только так.       - Неужели, думаешь, для меня существуют замки, которые невозможно взломать? – удивлённо вскидывает брови и перехватывает его за грудки, подтягиваясь ещё ближе. Голой кожей к холодному доспеху. И Тор в который уже раз говорит себе перестать носить чертовы латы в космолёте. Тогда бы уже смог насладиться прохладой кожей брата. Тогда бы… - Твоим я занялся в первую очередь, – в самые губы, чтобы сразу после запечатать провоцирующим поцелуем. Не глубоким, губами перехватывая губы, языком очерчивая кромку ровных зубов, но не дальше. Раззадоривая специально всё сильнее, словно бы желая пробудить в нём зверя, которого сам Тор так старался подавить… Сколько уже?       Уж точно больше трёх последних недель.       Этот скрывался внутри долгие годы, бесновался в клетке из: «Нельзя, он твоя семья», «ты царевич, что скажут люди?», «что будет, если родители узнают?», и «ты же не животное, Тор. Ты бог грома. Богу грома желать своего младшего брата не положено».       Сейчас – Локи куда больше, чем просто его семья.       Он – единственное, что по-настоящему осталось у Тора.       Не подданные, которые, может, примут, а может, нет, ему по большому счёту уже всё равно; не трон, который и троном-то по-хорошему назвать трудно. А родители… даже если с небес увидят, не слишком-то удивятся, Тор почему-то уверен.       - Брат мой? – Локи кончиками пальцев очерчивает пластиковую накладку на глазнице и спешно поправляется, едва почувствовав, как Тор напрягся. – То есть, я хотел сказать, Тор. Мой царь, – голос Локи – чистый мёд, он снова тянется к губам, но Тор отходит раньше, и Локи едва не валится с кровати. – Что не так? Ты же этого хотел?.. – осматривает себя, проследив за взглядом брата, и понятливо улыбается. – Ты сам хотел раздеть меня, я прав? Прошу простить мою недальновидность, – зелёное свечение вмиг охватывает поджарое тело, и вот Локи уже облачен в своё обычное одеяние.       - Хватит говорить, словно ты на светском рауте, – обрывает резко и так же резко тянет за ворот на себя, едва носом не впечатываясь в его. Даже так желая быть насколько это возможно близко. – Столько времени мучил меня, так зачем пришёл сейчас? – вглядывается зрячим глазом в прищуренные брата, пытаясь отделить правду от умело сотканного обмана.       - Мучил? Разве не ты говорил, что сделаешь меня своей царицей? – улыбается совершенно обезоруживающе, как всегда было перед подлым ударом. – Так что я пришёл выполнить свой супружеский долг, – усмешка на губах до того ядовитая, что Тор готов протащить его по всему кораблю, силой вдалбливая в непутёвую голову, что и как на самом деле, но почти сразу это чувство сменяется усталостью.       Настолько сильной, что ломит плечи и голова кружится. Тор готов играть в какие угодно игры Локи кроме этой.       Эту – не выдержит.       - Если так – уходи, – отходит на шаг и отворачивается, чтобы не видеть. Хоть как-то, но обезопасить их обоих.       - Разве не ты этого хотел? – голос Локи звучит растерянно, но Тор знает, что такое невозможно в принципе. Только не с богом обмана.       - Я. Хотел. Тебя. По. Доброй. Воле, – чеканит каждое слово и плотнее сжимает руки в кулаки, когда чувствует прикосновение брата к себе.       - Я и пришёл по доброй воле, глупый ты чурбан! – от обшивки из высокопрочного пластика отскакивает раздражением и злостью.       Тор не может видеть, а потому весь обращается в слух, и едва шелест покрывал говорит о том, что Локи встал, разворачивается, с силой давит на плечи, обратно усаживая.       Снова проигрывая.       Просто не может позволить ему уйти.       - Я понимаю, что прошу почти невозможного, но пожалуйста, хотя бы сейчас не юли, Локи. Мы оба знаем, чем это всё закончится. Может закончиться… - так и стискивает плечи брата, наверняка даже через кожу доспеха оставляя синяки. Лбом к его прижимается, и если бы не опасался получить кинжал под рёбра, сграбастал бы в объятия.       Совсем не ожидает, что сам пришедший к нему Локи будет сопротивляться.       - Я никогда не юлил в своих чувствах к тебе. Это то немногое, в чём я всегда был честен, – Локи неожиданно взрывается, отбрасывает его руки, но не отскакивает, наоборот, ещё ближе к Тору наклоняется, а в голубых глазах столько всего разом, что не разобрать. – Тем, кто врал, был ты, брат мой, – последнее с ядовитой усмешкой, попадает в цель куда лучше любого кинжала. – Я видел в тебе те же чувства, но ты так упорно, так умело скрывал их за братской личиной, что даже меня удивил. Ты раз за разом выставлял щит, стоило мне приблизиться ближе, чем положено, так откровенно пренебрегал, брезговал… Ты просто не хотел видеть. И после этого я – юлю? – реагирует раньше, чем Тор успевает хоть что-то сделать, и, превратившись в змею, отползает на другой край комнаты, снова становясь собой. Только чёрные как смоль волосы растрепаны, и взгляд горит неприкрытой обидой. – О да, признаю, было пару раз. Настолько сильно хотелось, хотя бы из тени не выходя, почувствовать тебя больше, чем братом, что превращался в дев, и даже получалось урвать поцелуй у пьяного и невероятно популярного царевича. А потом, от осознания сделанного становилось так мерзко, что, только пырнув тебя раз-другой отравленными кинжалами, мог успокоиться.       Следит, как загнанный в угол зверь, за осторожно приближающимся к нему Тором.       Тором, который до сих пор поверить не может. Как, как с двумя зрячими глазами он мог быть так слеп?       - Ты как-то сказал, что хотел, чтобы я видел тебя, не только нашего отца, – Локи на десятки копий разделяется, и каждый раз Тор ухватывает руками лишь зеленоватый дымок, - Но правда в том, брат, что я всегда смотрел на тебя. Хотел для тебя стать всем, как ты – для меня. Что на это скажешь? – возможно, позволяет себя поймать, а может, это Тор наконец угадывает.       Бог обмана оказывается прижатым Тором сначала к пластиковой обшивке, а потом и к не слишком-то мягкой постели. И всё не разрывая взгляда.       - Я был непроходимым глупцом, – горячо шепчет в тонкие губы и тянется за поцелуем, но Локи снова уворачивается.       - Был?       Тору порядком надоедает эта игра в притяни-оттолкни. Тор узнал слишком много, чтобы и дальше сдерживать себя.       Дальше – незачем.       - Был, – в капкан запястья Локи, чтобы над растрепавшейся черноволосой головой зажать. Чтобы вечно извивающийся как змея Локи даже двинуться не мог. Пока он, Тор, не разрешит. – Я люблю тебя, ты же знаешь, – выходит неловко, несмело, как у малолетнего юнца.       Тор много раз говорил брату о своей любви, но в первый раз… так.       - Знаю? – после слишком уж долгой для всегда знающего, что сказать, Локи паузы произносит и больше не отворачивается, смотрит на Тора.       - Знаешь, – с нажимом, теряя последние крупицы терпения, и металл щитков на запястьях Локи жалобно скрипит под его хваткой, непривычным румянцем разливается по алебастровой коже.       - Тогда я требую доказательств, – улыбка впервые за всё время не только губы изламывает – в глазах отражается, и Тор со всей готовностью принимает правила игры.       Такая - ему по душе.       Тянется к брату, загрубевшими ладонями проводит по жёстким волосам, подхватывает расслабленную шею, большим пальцем давит на острый подбородок – и наконец по-настоящему. Жадно, властно, с первого же поцелуя пытаясь подавить любое сопротивление, но Локи и не думает об этом больше.       Локи – гибкий, как большой кот.       У Локи длинный, мягкий, юркий язык, которым он вытворяет во рту Тора такое, что сдержать первый глухой стон не получается именно у него.       Тору хочется и страшно одинаково сильно.       Страшно, что податливый, как размягчённое масло, хитрый Локи все запреты разом сломал.       Страшно, что он сам за эти полторы тысячи лет почти поверил, что ему будет достаточно Локи как брата рядом, а теперь… Теперь, стоит только подумать, что он снова, хотя бы на день потеряет его из виду – по телу неконтролируемо проходят разряды. Задевают тонкую, почти прозрачную кожу, но Локи только губу закусывает и выгибается под ним, обнажая горло, за короткие волосы сильнее пальцами цепляясь.       - Тор… - с придыханием и мольбой в голосе, отражающейся в глазах, словно он пьян, словно больше просто не может.       Словно Тор ему как воздух нужен.       Так же, как сам Локи нужен ему.       Весь целиком.       Пока Вселенная не перестанет существовать.       Нагибается слишком резко, губами впечатывается в острую скулу, но не спешит отстраняться. Водит прямо так, не размыкая, вдоль до уха, прикусывая тонкие хрящики, дыханием обдавая ушную раковину, носом очерчивает челюсть и подбородок, улыбкой ловит мурашки, закрадывающиеся под ворот лёгкого доспеха, и откровенно наслаждается, что распластанный под ним Локи может только вздрагивать и хватать идеально округлившимся ртом воздух. Ртом, в котором совсем скоро окажется кое-что покрупнее его языка.       Нажимает чуть сильнее на защитный щиток, и в руку выскальзывает один из кинжалов. Тор ловко перехватывает его двумя пальцами, а Локи тут же напрягается, неотрывно следит за ним.       - Никак отыграться решил? – осторожно спрашивает, а Тор не может скрыть глупую, до черта довольную улыбку. – Такие грязные приёмчики – не твоё, – не успевает перехватить руку, скрывшуюся меж их телами.       - Ты прав, Локи. Я предпочитаю идти напролом.       Вбок, и поддев край кожаной вставки, рвануть наверх, по шву распарывая чёртов мешающийся доспех. Но Локи был прав, да.       Раздеть его Тор хочет сам.       Рывком за горло, и передняя часть бесхозной тряпкой из его руки летит на пол. Задняя – просто под Локи остаётся, пока он не привстаёт, Тор, подхватив, и её выбрасывает. Тут же прижимаясь губами к покрывшейся мурашками коже, пробуя на вкус, смакуя. Специально отросшей щетиной по особенно нежным участкам, специально задерживаясь на идеально ровных тёмных сосках. Чтобы новый судорожный вдох урвать, чтобы ещё больше опьянеть от того, что Локи, вечно отстранённый и холодный как ледышка Локи позволяет ему с собой делать.       От рукавов он избавляется сам, и Тор недовольно цыкает, тут же оглаживает литые мышцы, сплетает пальцы и, не удержавшись, одну к губам прижимает. Тем самым местом, где на запястье бьётся в рваном ритме пульс. Закрывает глаза, проводит влажную дорожку и с упоением чувствует, как ещё более отрывисто, быстро сердце Локи на это реагирует.       Голову подставляет под ладонь, словно большой пёс, и довольно хрипит, когда Локи понятливо гладит его, перебирает короткие волосы и задумчиво тянет:       - Не жалеешь? – повторяет выбритые, но уже порядком подзаросшие линии ближе к вискам.       - Меня и не спрашивали, – Тор недовольно бурчит и принимается за обтягивающие брюки брата.       Никогда он не понимал, как можно не то что сражаться, ходить в такой неудобной одежде, но Локи всегда справлялся с лёгкостью.       Локи вообще много чего может делать с лёгкостью из того, что Тор не может от слова совсем. Именно поэтому сын Одина даже через своё неуёмное юношеское желание стать правителем иногда сомневался: а может, младший брат подошёл бы больше?       - Мне нравится, хотя иногда я скучаю по твоим волосам, – останавливает руку у левого уха и подтягивается ближе, помогая Тору снять с себя брюки и тут же вплотную губами мочку уха прихватывая. - Ты очень трогательно смотрелся с моей прядью в косе, – смеётся в ответ на недовольное бурчание брата, смеётся так тепло, что даже спорить всё желание пропадает, тем более, что правда…       Все всегда думали, что это его тоска по Джейн, но на самом деле это чтобы хоть немного ближе быть к Локи.       К Локи, которого, он думал, больше никогда не увидит.       Снова скребёт по едва-едва начинающей заживать ране, но Тор только отмахивается.       Сейчас Локи с ним, живой.       - Как отрастут, вплетёшь заново, - пожимает плечами и встаёт, чтобы удобнее было снять сапоги.       Один, затем другой, задерживаясь, чтобы помассировать узкие ступни, не спеша снова заключить его в живую клетку из самого себя, осматривая полностью нагого брата перед собой.       Впервые без ужимок и отвода глаз, впервые жадно впитывая каждый изгиб, каждый шрам.       Потому что наконец-то можно.       Можно всё, что он только пожелает.       А желает он столько всего разом, что теряется даже. Он, могучий Тор, в глупую юность разделивший постель с таким количеством дев, что и не подсчитаешь, теряется перед полностью покорным, ласковым младшим братом.       Как ребёнок, которому подарили кучу игрушек и который не может решить, с какой же начать.       Тор хочет всего и сразу отчасти потому, что до сих пор не позволяет себе поверить в то, что Локи теперь всегда будет с ним. Не предаст больше, не исчезнет.       И кажется, Локи понимает, сам подаётся вперёд, ногами подсечку делает, и пока Тор мешком на него валится, магией начисто уничтожает его доспех.       - У меня нет столько терпения - с каждой деталью по отдельности разбираться, – ведёт плечом и тут же руками и ногами Тора обхватывает, сцепляет в замки и прижимает к себе так близко, что между ними и волоску не протиснуться.       Замирают оба.       Впервые так близко.       Кожей к коже, и Тор с удивлением отмечает, что Локи горячий, как жидкая лава, как будто не ему снегами повелевать положено. У Локи сердце так же сильно, как у него самого, бьётся, и пальцы, оглаживающие спину, немного дрожат.       От волнения или?..       Или.       Локи пятками сильнее на его поясницу давит, сам вперёд подаётся и горячо, нетерпеливо сначала в шею выдыхает, а затем, очертив языком его кадык, впивается в губы.       Кусает даже больше, чем целует. Требует ответа, требует того же, что сам так щедро отдаёт, и Тора дважды приглашать не нужно. Тор сам слишком давно хочет.       «Хочется» уже давно перевесило «страшно».       Локи трётся о него всем телом, каждой частичкой, юркими пальцами оглаживает напряжённый торс и всё же протискивает одну ладонь между ними.       Сначала невесомо почти, кружит вокруг, но не касается, и только когда у Тора от нетерпения глаз превращается в свечение молний, и он уже сам перехватывает запястье, чтобы направить куда нужно, с ехидной усмешкой уворачивается и шлёпает его по руке.       - Не сильно ты, брат, искушён в любовных делах, как я посмотрю, - со сладкой, соблазняющей улыбкой тут же ластится снова, пальцами на губы нажимает, заставляя пропустить внутрь.       Вторую его руку берёт и то же самое делает. Плотно обхватывает тонкими губами каждый по очереди, языком спирали выводит, а под конец влажно, размашисто по всей ладони языком.       Бог грома сгорает в чёрном пламени его глаз, в безумных, доселе никогда ещё не испытываемых им ощущениях, и только после довольно-таки сильного укуса начинает повторять за братом.       Это должно было бы быть неправильно. Одни помыслы о подобном должны быть отвратительны, но… Он плавится, когда чувствует длинные пальцы на своём члене, и с готовностью обхватывает Локи тоже.       Локи, который двигается плавно, словно сирена, заманивающая моряка в свои сети, но Тору этого мало.       Тор сам задаёт темп для них обоих, свободной рукой сильно оттягивает длинные растрёпанные волосы, заставляя бога хитрости подставить горло.       Абсолютно беззащитно, и тот с шипением, но поддаётся.       Под укусы, под метками расходящиеся от ключиц до солнечного сплетения поцелуи, позволяет грубой ладони мять упругий, натренированный зад, давится полустонами.       Сам только пальцами сильнее впивается в литые плечи, давно уже отдав верховодство над ними обоими старшему.       И то, что он настолько ему доверился, настолько раскрылся, пьянит куда сильнее самой забористой выпивки, растекаясь по венам чистой похотью.       - Локи, Локи, Локи, – лихорадочно шепчет, покрывая поцелуями его всего, и едва успевает удержать в руках, когда тот, изогнувшись под невероятным углом, кончает.       Тор ещё держится только на глупой упрямости.       В этом он всегда был силён.       Но сделать это оказывается невероятно трудно: Локи, судорожно дышащий, покрытый потом и собственной спермой, с подрагивающими ресницами и влажным от слюны, чуть припухшими ртом безумно красив.       Тор смотрел бы и смотрел, но собственного болезненного желания уже через край.       - И кто из нас не искушён, а? – раздумывает всего секунду, никогда раньше такого не делал, а в следующую языком собирает белёсые капли.       Локи вздрагивает.       Локи заворожён и будто бы парализован.       Локи никак не может выровнять дыхание, но всё же ухмыляется криво, признавая своё поражение.       Но он не был собой, если бы не попытался взять реванш.       - Это мы ещё посмотрим, брат мой, – последнее выделяет особенно, желая смутить Тора, но промахивается.       Тор весь изнутри пропитался его ядом и только плотоядно, совсем как он недавно, усмехается и утягивает Локи в грязный, с солоновато-горьким привкусом поцелуй.       Позволяет, насытившись, змеёй сползти по себе, чувствует, как по коже с нажимом выводят странные, похожие на заклятия узоры, пальцы, а когда их заменяет узкий восхитительно умелый язык, и вовсе запрокидывает голову и жмурится до вспышек. Совсем не метафорических, и сдержаться бы, но сейчас плевать.       Плевать на всё, кроме Локи, с урчанием ловящего капельки пота на загорелой коже. Спускающегося всё ниже, замершего на миг только для того, чтобы Тор, не утерпев, сам схватил его за волосы и насадил послушным, сложенным в идеальную букву «о» ртом на себя.       Руками вцепившись в его бёдра, как будто бы сопротивляясь.       На деле же старательно втягивая худые щёки, чтобы ещё уже, языком основание головки очерчивая и надавливая на самую её вершину, и снова вниз, щедро сдабривая слюной, что тонкой ниточкой от его губ к члену тянется, когда Тор отдёргивает его от себя.       Локи улыбается, хитрый, снова непокорный Локи не слушается, перехватывает его запястья и одну головку втягивает с громким хлюпающим звуком, выпуская из рассаженного рта, и снова по новой.       Позволяет ей свободно елозить по покрасневшей, словно от лихорадки, щеке, высовывает язык и от поджавшихся яиц до головки лижет, выступившие солоноватые капли с удовольствием собирает, а после позволяет окончательно потерявшему себя Тору толкнуться внутрь до самой глотки. Спазматично сжимающейся при каждом движении.       Локи – сама покорность.       Локи затуманенным, потерянным не меньше его взглядом на Тора смотрит, и не кончает бог грома только потому, что его ожидает нечто куда большее.       То, что сделает Локи по-настоящему его.       Заклеймит.       - Ладно-ладно, ты победил, - гладит по голове, словно маленького. - А теперь иди сюда, - за предплечье притягивает к себе, рывком меняя положение так, чтобы Локи оказался под ним.       Всем его весом к кровати придавленный.       - Ты ничего не забыл? – в воздухе с хлопком материализуется какая-то склянка, явно из арсенала Грандмастера, и Тор хмурится. – Что? – Локи как может пожимает плечами. - Похоже, наш старый знакомый устраивал оргии абсолютно на всех своих кораблях.       - В этот раз я ему даже благодарен, - забирает оказавшееся разогревающим маслом средство и ведёт носом по губам брата. – И нет, я не забыл. Как бы я мог, если целую тысячу лет представлял это.       Локи удивлённо выгибает бровь, словно не верит, и уже хочет снова подколоть, но только выдыхает сдавленно, упираясь руками в Торовы плечи, когда в него осторожно, массирующими круговыми движениями проникает первый палец.       И даже так туго. Тор покрепче сжимает зубы и добавляет ещё один, а затем ещё, напряжённо ожидая, пока хватка Локи не ослабнет, и он не расслабится наконец.       Когда тот уже сам начинает подаваться навстречу, заменяет пальцы собой, медленно, безумно медленно, стараясь причинить как можно меньше боли.       Но Локи жадный, всегда был. Локи всегда всего было мало, он хочет всё и сразу и плотнее лодыжки на его пояснице сцепляет, сильнее выгибается, подаваясь навстречу, и давится, давится болью, впитывает её, уголки губ судорожно дёргаются, ногти до крови спину Тора вспарывают, а в глазах безумное удовольствие плещется.       Разрешение.       Бог грома ещё никогда не позволял себе такого. Отпустить полностью, не боясь сломать, слиться воедино, несильными разрядами прошивать, приплавляя Локи к себе, одно дыхание на двоих делить и задыхаться в поцелуях.       Заполнять собой и в голос стонать от горячей узости, так восхитительно приятно сдавливающей его всего. Слышать, как Локи сквозь стоны зовёт его, упиваться всхлипами, когда головка надавливает на разработанный вход, но и только, а затем Локи давится криком, потому что до самого основания оказывается заполненным Тором.       У Тора в сознании всё вспышкой – яркой, ослепляющей.       Тор, не боясь раздавить, валится на запыхавшегося, словно от армии Читаури убегал, Локи, и не спешит выходить, наслаждается их близостью.       Локи и сам не спешит отстраняться.       Они лежат так, пока не начинает холодить пришедшие в нормальную температуру тела. И даже тогда Тор перекатывается на бок, с невероятной для него ловкостью притягивая к себе Локи и параллельно укрывая их обоих тонким, но всё же одеялом.       Не отпускает несмотря на ворчание ставшего обратно чопорным Локи о гигиене и отсутствии нормальной стиральной машины на космолете, только ещё сильнее, до хруста рёбер к себе притискивает.       Залипает на том, насколько сильно кожа Локи бледнее его, и улыбается, носом уткнувшись в черноволосый затылок.       Неважно что там на самом деле затевает Локи, если затевает.       Или если решит.       Тор его больше никуда не отпустит, и…       - Ещё кое-что перед тем, как я всё же отпущу тебя исключительно для того, чтобы ты принял душ и вернулся ко мне.       - Что? – Локи напрягается, весь обращается вслух, а Тор так и не решается повернуть его к себе, чтобы сказать в глаза.       Сам не может понять, почему, но…       - Я твой царь, и ты должен выполнять мои приказы, – ждёт, пока Локи кивнёт, и продолжает отрывисто, резко, почти угрожающе. – Я запрещаю тебе умирать. Если ты ещё раз оставишь меня, я найду тебя даже на той стороне и убью. Сам.       Спустя неимоверно долгую, невыносимую паузу Локи сам поворачивается к нему и с лучащимся озорством взглядом отвечает:       - Как прикажет мой царь.