Равное распределение

      Это никогда не было сюрпризом для Эобарда. Он не родился с меткой на своей руке, но возможно судьба не такая уж и неизменная, как многие полагают; он убил Нору Аллен, и внезапно его руку обожгло — что за потрясающая жестокость. Он медленно избавился от желтого костюма, переживая смешанные ощущения недоверия и неоспоримого облегчения — все, что он когда-либо знал, когда-либо чувствовал, все это было не просто в его голове. Ему было предначертано быть в жизни Барри Аллена. Ему было предначертано что-то значить в ней.       Пятнадцать лет спустя, всматриваясь в Барри и чувствуя тот самый гложущий его голод, что рос с каждым днем, чувствуя, как сама его сущность скручивалась и закруглялась в бесконечную закольцованную агонию вокруг вечного удивления, непрерывного восторга, который Барри вселял в него — тогда он узнал, что Барри родился со своей собственной меткой. Золотая филигрань струилась по плечу Барри и перетекала в перистые крылья поверх его сердца — это было изысканным отражением острых багровых линий, что обвивались вокруг руки Эобарда. Клеймо каким-то образом передалось на тело, которое он присвоил. Как если бы это было неизбежным, как если бы ничего нельзя было поделать; Барри пришел в этот мир с невредимой меткой — несомненно, надежно и неизменно рожденный с ней  — в подчинении таща за собой душу Эобарда, перекраивая его на собственный вкус. Это имело определенный смысл: Барри был божественным, столь же истинным и исконным, как и сами Небеса. Эобард креновал* вокруг него, подобно спутнику на орбите.       — Я всегда знал, — сказал Барри столетия спустя. Слезы стремительно бежали по его лицу пока они стояли на краю скалы, а окружающий их мир был в руинах, Централ-Сити уничтожен и Амазонки вели войну с Атлантийцами — все без исключения ошибки родились в свете рокового выбора сделанного Барри Алленом, в его флешпоинте преданной скорби. Барри покачивался на своих ногах и едва ли мог говорить, настолько сильно он был измотан, но Эобард оставил его в покое. На данный момент, он достаточно травмировал Барри. — Даже когда я убеждал себя в обратном. Даже когда я пытался представить себе обратное.       — Я не должен был подарить тебе любовь, — сказал Эобард. Их жизни никогда не были исправлены; они могли быть родственными душами до мозга костей, но прощение было совершенно невозможным между ними. — Хоть она у тебя и есть, как бы ужасно для меня это не звучало.       — Нет, — пробормотал Барри, качая головой. — Ты был предназначен помочь мне обрести покой.       Эобард удивленно посмотрел на него.       — Ты знаешь, сколько раз я переписывал историю? — спросил Барри, с ненавистью к самому себе в голосе. — Как много раз я пытался вернуть её?       — Знаю, — мягко сказал Эобард.       — Я постоянно совершаю ошибки, — сказал Барри. — Ты… Ты вынуждаешь меня жить с ними.       Возможно, в другом мире Эобард бы притянул его к себе. Он бы сжимал Барри в своих руках и помог ему представить, что окружающий мир не имел значения, что не было ничего более важного для Барри, чем обдумать его собственные желания, его собственные чувства, и то, что десятилетний мальчик, который терял свою маму (в каждой Вселенной, самыми различными способами) рос несломленным и с ясным взором.       — Но я хороший человек, — медленно сказал Барри, — благодаря тебе. Мне кажется… когда-то ты сказал мне, что то, что было между нами, было ошибкой. Что это не должно было произойти. Но, я думаю, Вы ошиблись, доктор Уэллс.       Эобард с сожалением улыбнулся на старое имя и на знакомую боль, вызванную им.       — Думаю, я просил о Вас. Я помню, как я говорил Спидфорс…       Он затих.       — Оно нашло меня для тебя, — тихо сказал Эобард. — Оно дало тебе якорь. И отражение. Чтобы напоминать тебе о всех тех вещах, которыми ты не должен быть.       — И это не злит тебя?       — Это делает меня, — сказал Эобард, легко улыбаясь, — целым.       — А не должно.       — Нет, не должно.       Барри повернулся, чтобы посмотреть на него, его лицо решительно, а выражение почти злое.       — Я уйду в могилу с ненавистью к тебе, Эобард. Желая, чтобы ты умер. Чтобы ты никогда не брал меня к себе, чтобы ты никогда не спасал меня. Я буду ненавидеть тебя до своего самого последнего вздоха…       Эобард протянул тогда руку к Барри, нежно касаясь его лица.       — Я знаю.       — Хорошо, — грубо сказал Барри надломленным голосом, и тогда они слились в поцелуе.