***
Во время гастролей нарастающая паранойя становится верной спутницей Антона, подкидывая все новые поводы для переживаний, разъедающих изнутри ядовитой кислотой. Каждый день находиться под пристальным вниманием сотен глаз – не самая приятная вещь. Каждый день находиться под пристальным вниманием сотен глаз, высматривающих малейшую деталь, связанную с отношениями, которые ты пытаешься скрывать – полный кошмар. Нужно контролировать каждое свое слово и движение на сцене, ведь не будет доброго режиссера, который решит, что «тут, ребята, вы переборщили - вырежем» - фанаты увидят все: каждый момент, что непроизвольно проскальзывает между ними, срывая с языка непрошеные слова. Прибытие в отель, прогулки по городу, экскурсии, передвижение по ДК – каждый раз Антон думает, что их могут увидеть, усмотреть мимолетное переплетение пальцев или же быстрое объятие, вновь и вновь вздрагивал от звука своего имени, оглядываясь по сторонам. Страх быть раскрытым пропитывает его изнутри, пускаясь вместе с кровью по венам. Антон даже немного завидует находчивости Арсения, избравшего прекрасную тактику: напускное отвращение при малейшем упоминании Артон и жгучее презрение, направленное на любого, кто был с этим связан, —гомофоб до мозга до костей. Даже если в сети вдруг пойдет разоблачающий слух, добрая часть фанатов с лёгкостью отмахнется, зная, что их кумир никогда не опустится до таких «извращений». Антон не уверен, что в его случае все будет так же. Но он с точностью в двести процентов знает, что разоблачение станет крахом его карьеры. И он не стал бы сильно переживать, уйдя в тень, если бы от него не зависело так много людей: Илья, которого он не мог подвести, прекратив выступать в непобедимом дуэте «Шастун и Макар»; команда Импровизации, так долго и усердно работавшая над шоу, каждого человека в которой он искренне любил. Поэтому любой новый город разжигает тлеющее пламя тревоги все сильнее и сильнее, грозясь оставить болезненные ожоги ярко-алыми языками. Пожар внутри стихает лишь в тихом сумраке так похожих друг на друга гостиничных номеров, где они остаются наедине в конце бесконечно долго тянущегося дня. Нежные поцелуи, крепкие объятия и долгие разговоры, убаюкивающие болезненное сознание, залечивают все раны, оставшиеся от волнений пережитого дня. Антон не заговаривает с Арсом на эту тему, искренне боясь его реакции, лишь сильнее прижимается к мирно вздымающейся груди спящего, закрывая глаза и отпуская на ночь все страхи, роившиеся в голове.***
— Ну что, следующий город – Воронеж, рады? – спрашивает Сережа, заходя в гримерку после отыгранного концерта. – Какие планы? — Наконец-то домой попаду, — счастливо улыбается Дима, набирая смс жене. – А ты, Тох? — Да не думал еще. С родителями надо повидаться, — Антон пожимает плечами, прикрывая уставшие глаза. Последнее, чего ему хочется сейчас – это думать о том, как провести бесполезный день в родном городе, где его, он уверен, будут высматривать на улицах с еще большей тщательностью. Он не обращает внимание на друзей, снующих по гримерке, каждый из которых занят чем-то своим. Ему хочется лишь опустить голову на мягкую подушку, отдавшись во власть сна, который унесет мысли как можно дальше от всех переживаний дня. — Какие же они шустрые все-таки, — усмехается Сережа, показывая друзьям найденные по хештегам посты. Антон приоткрывает глаза. – Вы, ребятки, вообще за собой следите? Матвиенко смеется, передавая телефон с открытыми фото с концерта: очередной фанат подмечает мимолетно брошенный взгляд и слишком долгое объятие, запечатлев это на снимке, быстро слитом в сеть. Антон шумно выдыхает, не разделяя всеобщего веселья, и не видит, как Арсений молча хмурится, заметив это. — Ничего такого здесь не вижу, — все же добавляет Арс, когда Стас отпускает очередную шутку по этому поводу. — Ну да, кроме влюбленных глаз Шаста, — Сережа пытается спародировать этот взгляд, звонко смеясь. – Когда-нибудь они вас спалят, отвечаю. К горлу подступает непрошеный ком нарастающего волнения, когда Антон слышит свой главный страх озвученный чужим голосом. Разговор плавно перетекает в другое русло, оставив болезненную тему позади, но вновь разошедшаяся паранойя не отпускает сознание, утягивая все глубже и глубже в пучину самобичевания. Знание, что не один он задумывается об этом, сводит с ума, разгоняя пульс, бьющий по тонким стенкам вен с удвоенной силой. Он уже не слушает друзей, оставшись один на один с ворохом беспорядочных мыслей, подбрасывающих все более безумные способы отвлечь внимание фанатов от их отношений. — Тох, да ты нас слышишь вообще? – явно заданный не первый раз Стасом вопрос долетает до его слуха, возвращая в реальность. Он натыкается на обеспокоенный взгляд Арсения и извиняющееся улыбается краешками губ, стараясь не показывать своих страхов. — Задумался. Что ты хотел? – переспрашивает Антон, пытаясь обуздать прилив тревоги, наполнявший его до краев. — Что в Воронеже будешь делать? – вновь повторяет Стас и качает головой, сетуя на рассеянность Антона, не оставшуюся незамеченной. — Да не знаю…С Ириной повидаюсь, —выпаливает он первое, что выныривает из пришедших в голову вариантов «спасения», усмиряя сердцебиение и стараясь не смотреть на взлетевшие вверх от удивления брови Димы. — Ирой? — переспрашивает Арсений, отрываясь от инстаграма, увлекшего его минутой ранее. — Да. Знакомая старая, — отмахивается Антон и встает, направляясь к дорожной сумке, надеясь занять предательски дрожащие до кончиков пальцев руки. Он чувствует тяжелый взгляд Арсения на своей спине, но не хочет оборачиваться, именно сейчас боясь взглянуть в любимую синеву глаз.***
Воронеж встречается их пасмурным небом с низко нависшими свинцовыми тучами, грозящими вот-вот придавить к земле, не оставив от твоего существования и следа. Антон ежится, выходя из теплого автомобиля на промерзшую до основания улицу. Порывы ветра кружат вокруг, забираясь под куртку и обнимая промозглыми дуновениями сквозняка. Вид родного города не утоляет чувства ностальгии, а лишь наоборот разгоняет тревогу набатом отдающую прямо под ребрами. —Точно не передумал? – в очередной раз переспрашивает Арсений, выгружая свою дорожную сумку из такси. — Точно. Я правда давно не виделся с ней. Как-то нехорошо, друзья все же, — отвечает Антон, сам чувствуя неуверенность, исходящую из каждого произнесенного им слова. Арсений хмурится, но коротко кивает, захлопывая за собой дверь. Они молча отходят от машины, медленно двигаясь к отелю. Антон старается замедлить шаги и оттянуть момент вынужденного и такого странного прощания. — Значит, увидимся на концерте? – дойдя до массивной входной двери, спрашивает Арсений, остановившись. — Да, — Антон бегло озирается по сторонам и коротко целует парня, быстро отстранившись. Холод чужих губ поселяет осколки льдинок на коже, и он снова ежится, спрятав руки в карманы. Арсений все так же внимательно изучает Антона, начинающего чувствовать нарастающее волнение под этим взглядом. — До встречи. — Пока, — Антон медлит еще секунду и уходит, быстро развернувшись, впервые за долгое время гастролей оставив Арсения одного.***
Холод улицы отступает, вытесненный теплой негой, распространяющейся от самой груди до кончиков пальцев. Антон закрывает глаза, наслаждаясь спокойной атмосферой уюта вокруг, и лишь краем уха вслушивается в разговор друзей. Переживания, поселившееся в его голове, впервые за долгое время отступают на край сознания, прячась в тени, не от объятий Арсения, а лишь от простого человеческого общения, не требовавшего невероятного самоконтроля. Смех Ильи перемешивается с завершением истории Иры, и Антон искренне улыбается, даже не зная шутки. — Шаст, иди сюда, — Илья подзывает его, снимая прямой эфир в свой инстаграм. Антон пододвигается, смеясь и невпопад отвечая на быстро летящие комментарии. Макар заполняет собой все пространство, не оставив места ни волнениям, ни страхам. Его шутки и смех словно переносят Антона в недосягаемое беззаботное прошлое первого курса, когда они лишь только познакомились и начали строить планы на будущее: проба пера на кухне под тусклым светом ночникам вместо подготовки к экзамену, который обоим пришлось пересдавать; волнительные первые выступления, выворачивавшие все чувства наизнанку; незаметно подкравшийся успех, накрывший их обоих с головой — два восемнадцатилетних парня, переполненных энтузиазмом и жгучим стремлением быть на сцене. Все было куда проще в мире скрытом от преследовавших камер и слепящих фотовспышек. Восторженный трансляцией Илья не замечает, что Ира отвлекается от них, увлекшись чем-то в телефоне. Не останавливаясь ни на секунду, он продолжает болтать с подписчиками, заглянувшими к нему в эфир посреди ночи, лишь изредка беря передышку и давая слово Антону. Тот скользит глазами по не убавляющимся комментариям, стараясь не замечать все, что хоть как-то связано с Арсением. Выбрав все же вопрос адресованный девушке и не дождавшись ответа, он втягивает ее в разговор, приобняв за плечо и втянув в кадр. Они беззаботно смеются, и Антон облегчённо выдыхает. Где-то глубоко внутри неподъемный камень тревог последних дней обрывается, глухо падая на землю и разлетаясь на сотни кусочков. Спокойствие заполняет его целиком, и все страхи кажутся мизерными и надуманными. Антон снимает руку с плеча девушки и оставляет их в кадре с Ильей вдвоем, услышав оповещение. «Ну как ты там?» — пишет Арсений, и губы Антона непроизвольно растягиваются в широкой улыбке. Он закрывает глаза и представляет так знакомую ему картину: Арсений, приготовившись ко сну, полусидит в кровати, накинув теплое одеяло на оголенный торс; тусклый свет, исходящий от экрана телефона, подсвечивает острые скулы, закладывая тень под ключицы; брови едва заметно сходятся на переносице, а сосредоточенные глаза кажутся в ночном полумраке иссиня-черными, словно глубинные воды океана, расплескавшиеся на радужке. «Веселимся», — набирает ответ Антон, не прекращая улыбаться. – «По тебе соскучился», — добавляет он и откладывает телефон в сторону экраном верх в ожидании ответа. «И я. Отдыхай. Люблю» — лаконичный ответ Арсения не заставляет себя ждать и вновь поселяет улыбку на губах Антона. Он возвращается к друзьям еще более счастливым, чем минутой ранее, чувствуя себя свободным от всех переживаний «Антона Шастуна», одного из четырех импровизаторов с ТНТ. Сейчас он — всего лишь молодой влюбленный парень, которому ничего не нужно кроме теплого поцелуя, пробирающегося под кожу неспешно бегущими мурашками.***
Утро врывается в его сознание пронзительным звоном будильника, с надрывом кричащего о начале нового рабочего дня. Антон, нехотя потягивается, приоткрывая глаза. Вылезать из-под мягкого пледа совершенно не хочется, и он тянется за телефоном в надежде хоть немного проснуться, заняв себя пролистыванием ленты. Механически выверенный алгоритм сам дает сигнал непослушным после долгого сна пальцам, и они набирают знакомое название группы, собиравшей главный страх Антона по крупицам. Затянув все свои нервы в единый напряженный узел, он готовится увидеть украдкой сделанные фото около отеля или же новую подборку двусмысленных взглядов, брошенных друг другу во время выступления, но его брови медленно поднимаются вверх от удивления, когда он пролистывает с десяток постов, посвященных их вчерашней трансляции. Сердце радостно ускоряет темп, грозясь выскочить наружу, пробив хрупкую преграду ребер, а улыбка непрошеным гостем поселяется на его губах. Антон усмехается, читая очередное негодование подписчиков по поводу совместно проведенного вечера и кратких объятий с Ирой. Конспирологические теории, рождаемые фантазией фанатов, забавляют его и расслабляют уставшее сознание, ведь все оказалось проще: один вечер, проведенный с девушкой, стер все те неловкости, накопленные в сети месяцами, поселив сомнения в головах так волновавших своей назойливостью фанатов.***
Антон приезжает в ДК с опозданием, выслушивая на ходу гневную тираду Стаса о пунктуальности и безответственности, он лишь смеется, отмахиваясь. Потерянные из-за этого двадцать минут на сцене его мало волнуют, а сердце продолжает наполняться теплым спокойствием, медленно текущим по венам. Антон чувствует внезапно открывшееся второе дыхание, подкинувшее новые поводы радоваться жизни, не передергиваясь каждую минуту в страхе быть увиденным. Он заразительно смеется и широко улыбается, утягивая в свое веселое состояние даже хмурившегося Стаса, все еще пытавшегося его подгонять. —Привет, — врываясь в гримерку, почти кричит Антон, тут же притягивая к себе опешившего Арсения. Он тянется к губам парня, утягивая того в поцелуй. —Ээээй, я как бы еще здесь, — недовольно восклицает Сережа, ставший невольным свидетелем приветствия. Он хмурит брови, отменяя начало трансляции, удивляясь тому, что Антон, обычно переспрашивавший это по три раза, не проверил, не ведет ли он эфир. — Хотел сделать это весь вчерашний вечер, — Антон отстраняется, широко улыбаясь, и тут же бежит переодеваться, поймав на себе гневный взгляд Стаса. Арсений хмуро провожает его взглядом и идет за ним, надеясь получить хоть какое-то объяснение неожиданной беззаботности. — Как вчера посидели? — спрашивает Дима, когда Антон все-таки доходит до их гримерки. — Просто шикарно! — восклицает он, не переставая улыбаться. — Кстати, Стас, мне нужна проходка на концерт. — Так ты же уже взял, — Стас в удивлении приподнимает бровь, прекрасно помня, что сам пересчитывал всех родственников Антона, которым нужны были билеты, ведь тот со своей забывчивостью мог вполне не досчитаться какой-нибудь родственницы. – Ты забыл про Макара, но он сам взял, если ты об этом. — Да нет, — отмахивается Антон, натягивая толстовку. – Я Иру хотел пригласить. Есть еще билеты? — Ну да, найду. Давай, ей Дарина передаст тогда, — отвечает Стас, уже начиная набирать сообщение жене. — Да я сам отдам, выбегу перед началом. — Так у них места все равно рядом будут, да и думаю, они встретятся заранее, — отвечает Стас, все еще не понимая намерений Антона, который раньше особо не заботился о том, кто и как передаст билеты его гостям. — Говорю же, я сам выйду, — все же настаивает он, лишь слегка тушуясь под серьезным взглядом Арсения: он не сводит с него глаз, скрестив руки на груди, и чересчур внимательно наблюдает, словно выверяя каждое движение Антона. Под этим тяжелым взглядом становится неуютно, но Антон быстро гонит от себя беспокойство, неровным зудом зашедшееся в глубине сознания, подменяя его пленительными образами утреннего спокойствия. Увидев, что Антон уже переоделся, Стас зовет их на сцену, и предконцертная суета вновь уносит все лишние мысли и разговоры прочь, оставляя вместо себя лишь выверяемый блеск софитов, больно бьющий по глазам красочными вспышками. Выходя на сцену, Антон забывает о двусмысленности, легкой дымкой зародившейся между ним и Арсением. Он представляет, как темный зал наполняется людьми, и впервые за долго время эта мысль не вызывает у него панику и беспокойство, торопливым трепетом заходившиеся вместе с пульсом перед каждым выступлением. Репетиция проносится незаметно, оставляя после себя легкую усталость, плавно переплетающуюся с предвкушением нового концерта, поселившегося трепещущим энтузиазмом под солнечным сплетением. Антон заходит в гримерку первым, тут же доставая телефон, чтобы записать очередное бессмысленное приглашение на концерт, до которого остались какие-то полчаса. Его самого забавляет эта тенденция, но отсутствие пунктуальности никак не дает ему взяться за это дело чуть раньше. Он бегло оглядывает уже зашедших в комнату друзей, каждый из которых тут же устремляется заняться чем-то своим: Дима в очередной раз набирает жене, чтобы проверить точно ли она успевает на концерт; Сережа, уже запустивший прямой эфир, гневно чистит все комментарии, упоминавшие Антона; Стас пересчитывает билеты, которые еще нужно было раздать приглашенным гостям. Антон перекидывает взгляд на Арсения, сидящего рядом, и едва заметно улыбается, поглядывая на длинные пальцы мерно перебирающие многочисленные браслеты, оплетающие его запястье. Прохладные подушечки пальцев слегка касаются кожи, поселяя легкий ворох мурашек на проглядывающих сквозь белизну венах. Он знает, что это помогает мужчине сосредоточиться, и переводит глаза на чуть потрескавшиеся от мороза губы, неслышно диктующие ответ на очередное рабочее письмо. Антону очень хочется в этот вечер забыть о концерте, закрывшись в квартире от всего остального мира,оставшись впервые за долгое время только вдвоём, зная, что даже за стенкой нет никого, кто мог бы их подслушать, и целовать эти губы всю ночь, все крепче и крепче прижимая к себе Арсения, спускаясь по оголенной шее ниже и оставляя на ней едва заметные следы, которые исчезнут ближе к утру; переплетать крепко пальцы и кусать острые ключицы, тихо постанывая. Но сегодня их ждут зрители, и Антон лишь глубоко выдыхает, отбрасывая идеалистическую картину прочь. Он все же включает запись видео и впервые за все гастрольные города притягивает в кадр Арсения, отвлекая того от телефона. Антон смеется на камеру, упоминая, что до выступления осталось всего двадцать минут, и с улыбкой слушает комментарий слегка ошарашенного Арсения. Свободной от телефона рукой он тянется к пальцам мужчины, крепко переплетая их, и все страхи, грузно давившее на него долго время, кажется, отступают окончательно, изгнанные пульсирующим теплом, распространяющимся от их рук, невидных в кадре. — Шаст, если ты все еще хочешь передать билет, то сейчас самое время, — говорит Стас, только увидев, что тот прекратил съемку. — А, точно, — Антон резко подскакивает, вспоминая об Ирине. Его намерение чаще появляться рядом с девушкой, чтобы сбить с толку фанатов, быстро вылетело из головы, как только он оказался рядом с Арсением, утонув в бездонной синеве глаз. Сейчас оно кажется ему настолько ненужным, вытесненное обволакивающим теплом уютом, который поселялся под ребрами от простого прикосновения Арса, но Антон боится вновь окунуться в пелену сомнений и страхов, живших в его голове еще вчера, а потому забирает билет, хватает пачку сигарет, брошенных на стол, и стремительно выходит из гримерки. — Пожалуйста, не опаздывай только, — напутственно просит Стас, протягивая уже вернувшемуся Антону зажигалку. – Да что с ним такое-то? — Может, влюбился, — усмехается Сережа и, натыкаясь на хмурый взгляд Арсения, добавляет, — Шучу.***
Натянув капюшон толстовки практически до самых глаз, Антон выходит из ДК, передергиваясь от леденящей мороси, ловко пробирающейся под теплый ворот. К вечеру тяжелые тучи сплелись на темнеющем небе в непроницаемую цепь, заслонив собой последние лучи света. Теплое мерцание уличных фонарей бросает длинные причудливые тени на дорогу, отражаясь в неглубоких лужах. Он ищет взглядом девушку, озираясь по сторонам и чувствуя, как холод уже оплетает его руки, неспешно прогуливаясь по запястьям. Легкое волнение пульсирует на краю сознания от той неуверенности, что зародилась днем, но, увидев краем глаза небольшую стайку фанатов, наблюдавших за ним издалека, он решает стоять на своем. — Антон! — слышится знакомый голос, и он резко оборачивается, увидев Дарину и Иру, идущих к нему. Девушка широко улыбается, поправляя непослушный локон темных волос, выбившихся из-под капюшона. – Привет. — Привет, — Антон протягивает билет, улыбаясь в ответ. Дарина остается в стороне, набирая мужу и изредка поглядывая на них. — Вы сразу уезжаете после выступления? – спрашивает девушка, потирая уже успевшие замерзнуть ладони друг о друга. — Думаю, да, — кивает Антон, накрывая ее руки своими и надеясь, что те самые фанаты успеют сделать пару кадров. Ирина поднимает на него слегка удивленный взгляд кофейно-шоколадных глаз, и он понимает, насколько все было бы проще, если бы его сердце сейчас зашлось быстрее, пропустив пару ударов. Но ничто внутри не отзывается на теплую улыбку и еле слышное «спасибо», произнесенное тихим шепотом, Антону все так же хочется касаться губ Арсения в полутьме кулис и запускать пальцы в короткие темные волосы. — Шаст, — Антон слышит, как его окликают, и выпускает руки девушки, дав холоду снова оплести их ладони. – Ты идешь? — Да, — он суетливо прощается с Ирой и быстро двигается в сторону входа в ДК, где его ждет Арсений, спустившийся за ним. Смотреть в глаза почему-то не хочется, и Антон стыдливо опускает взгляд, словно нашкодивший ученик, уже знавший о своем проступке. Он забегает вперед, ссылаясь на узкие коридоры ДК, но буквально чувствует затылком прикованный к себе взгляд, пробирающийся под кожу морозным инеем, путающимся в волосах.***
Гастроли прерываются на неделю, а плотный концертный график сменяется многочасовыми съемками в душном павильоне. Физическая усталость неспешно нарастает с каждым днем, с усердием проверяя каждую клеточку организма на прочность, но Антон готов терпеть ноющую боль в мышцах и головные боли от недосыпа, только бы не возвращаться в тот запутанный лабиринт сомнений и страхов, сплетенных тугим узлом нервов, из которого нет выхода. Съемки даются ему куда проще, выстраивая между эмоциями, играющими на лице яркими красками, и внимательными зрителями тонкую стену объективами камер, направленных на них. Неделя съемок – это маленькая вселенная их с Арсом спокойной жизни, дающей хрупкую иллюзию, собранную из яркой стеклянной мозаики мимолетных событий, так успокаивавших сознание. Ранние подъемы не кажутся такими ужасными, когда он просыпается в теплых объятиях Арсения, выключившего назойливые будильники пару минут назад. Вылезать из-под одеяла совершенно не хочется, а прохлада раннего утра крадется по кровати, норовя забраться под кожу острыми льдинками. Антону очень хочется оставаться в постели весь день, забыв про работу и обязательства реальной до скуки жизни, но Арсений уже встает, коротко касаясь теплыми губами скулы, и идет на кухню, зная, что вскоре он последует за ним. Запах свежезаваренного кофе смешивается с теплыми лучами, пробравшегося сквозь жалюзи солнца, пробуждает, согревая изнутри. Антон бы хотел оставаться на залитой солнцем кухне весь день, заслушивая до дыр пластинки, когда-то подаренные им Арсению, но он знает, что такое утро слишком идеально для грубой реальности, все быстрее крадущей каждую минуту времени проведенного лишь вдвоем. Он любит съемки за обеденные перерывы, дающие им час лишь для них двоих, когда никто не может вторгнуться в личное пространство, скрытое за закрытыми на ключ дверьми гримерки. Он целует Арсения, забывая об усталости, украдкой плетущейся по телу. Теплые губы пускают импульсы коротких электрических разрядов, отправляя их молниями прогуливаться по спине, запуская непослушные мурашки вдоль позвоночника. Антон закрывает глаза, наслаждаясь крепкими объятиями, поселявшими внутри разраставшееся от груди стойкое ощущение всепоглощающего уюта. Арсению достаточно лишь взглянуть ему в глаза, и Антон уже улыбается, чувствуя, как добровольно пускается с головой в синюю бездну, утягивающую его на самое дно. Но паранойя последнего месяца его жизни не хочет отпускать, ядовитыми плетьми хватаясь за края сознания, вновь и вновь подкидывая новые поводы для переживаний, разъедавших яркую мозаику идиллии едкой кислотой волнений и тревог. Каждую свободную минуту Антон хватается за телефон, проверяя намертво въевшиеся в голову хештеги, боясь снова увидеть разоблачающие главный его страх посты: он не хочет выходить вместе в город в страхе быть замеченным случайными фанатами; закрывается дома, прячась от малейшего внимания прессы; пропадает изо всех социальных сетей, надеясь скрыть малейшие детали личной жизни. Антон старается не замечать недовольство этим Арсения, оправдываясь усталостью и желанием побыть вдвоем, но смотреть в ответ на пронзительную синеву глаз становится все труднее, поэтому он прячет взгляды в долгих поцелуях бледной кожи шеи и острых ключицах, выглядывающих из-под футболки. Но даже усиленная скрытность не мешает фанатам искать все новые и новые зацепки, острыми шипами вгрызавшиеся в его больное сознание. Антон до мелкой дрожи в пальцах боится случайно показаться в эфире Сережи или видео Димы, решившего заснять закулисье проекта. Он прячется в глубоком капюшоне темной толстовки, выбегая курить, каждый раз видя направленную на него камеру. Сигаретный дым заменяет ему свежий воздух, заполнив легкие до отказа, проникая в кровь едким ядом, разъедавшим изнутри. Антону вновь хочется ощутить легкую свободу, гуляющую сквозняками по телу, и спокойно вдохнуть, забыв о страхах, сковавших его по рукам и ногам. Он приглашает Ирину в Москву. Оставшиеся три дня съемок он проводит с ней, возвращаясь домой лишь под утро. Арсений уже спит, а Антон неловко ложится рядом. Он встречает рассветы, сидя в полутьме кухни, смешивая в голове угрызения совести с легкостью, проникавшей в сознание от каждого нового поста фаната, видевшего их с Ирой вместе. Он боится говорить Арсению о трусости, что победила его, заставив врать ему, девушке, да и самому себе, и Антон искренне ненавидит себя за это. Но каждое утро за несколько минут до будильника он возвращается в холодную постель, чтобы подарить Арсению утренний поцелуй и увидеть счастливую улыбку, которой считал себя недостойным. Антон знает, что Арсений проверяет те же хештеги каждый день и прекрасно видит реакцию фанатов на его дружеские встречи с Ириной, но не может понять, что же все-таки мужчина чувствует по этому поводу. Он знает, что излишнее внимание к их отношениям раздражает Арсения, но нахмурившиеся брови и губы сведенные в одну натянутую до предела струну во время очередного упоминания Ирины поселяют трепещущее волнение прям под ребрами. Антон видит, как Арсений глубоко вздыхает, каждый раз отпуская его на очередную встречу с Ириной, а улыбка, бросившая глубокую тень грусти в глаза, не сходит с его лица во время очередного короткого прощания. Он каждый раз обещает самому себе объясниться с мужчиной, зная, что поступает неправильно, но боится вымолвить слово под пронзительным взглядом голубых глаз, становившихся темнее каждый раз, когда Антон снова говорил, что должен уйти. — Арс, я сегодня вечером буду поздно, — вновь заводит такой разговор Антон, боясь поднять глаза и натолкнуться на грусть, плещущуюся на самом краю бездонного синего океана. Он знает, что Арсений отпустит, не сказав и слова, но сердце предательски сжимается, когда Антон слышит знакомый глубокий вздох разочарования. — Хорошо, но я хотел с тобой поговорить, — голос Арсения наполнен серьезностью, и Антон все же поднимает на него взгляд. – Найдешь для этого пару минут? — Конечно, — Антон улыбается, кивая и делая шаг вперед, но Арсений лишь хмурит брови, глядя на него. — Я долго думал над этим, Антон, — Арсений делает паузу, которая врезается в сознание Антона оглушительным сигналом опасности. – Я думаю, нам нужно расстаться. Сердце замирает, пропуская далеко не один удар. Тонкие стенки сосудов ударяются друг о друга, не пуская тягучую кровь литься по венам, поселив колючий холод на кончиках пальцев. — Расстаться? – переспрашивает Антон, слыша свой голос словно издалека. Он кажется таким чужим и искаженным, что все произнесенное кажется глупой шуткой, которая должна вылиться в глупый фарс, скрасивший серую реальность. — Да. Я вижу, что тебе куда интереснее и приятнее проводить время в другом обществе. Я не привык быть третьим лишним, — холодно произносит Арсений, и каждое слово вгрызается в слух Антона ледниками, тащащими его на дно. — Арс, ты чего? Что за глупости? Я же только тебя люблю, — Антон пытается настоять, но выходит скорее жалко. Он заглядывает в глаза Арсения и видит там лишь обжигающий холод, пронзающий льдинами насквозь. Он делает шаг вперед, пытаясь взять Арса за руку, но тот отстраняется, оставив пальцам Антона лишь пустоту. — Я больше не люблю тебя. Прости, — бросает Арсений, не дожидаясь ответа, и уходит, захлопнув за собой дверь. Антон не успевает возразить или попрощаться, он только слышит пустоту, пронзительно кричащую ему вновь и вновь последние слова человека, любовь к которому была его самым заветным секретом. Колючий терновник оплетает сердце, вгрызаясь острыми шипами, норовящими оставить незаживающие шрамы. «Я больше тебя не люблю», — фраза, вырвавшая под корень все живое, что было внутри, оставив после себя лишь зияющую черную дыру, надорванной раной ноющую о потере самого дорого. «Прости», — брошенное слово дежурной вежливости, лишь подливавшее масла в пожирающий изнутри яркими языками огонь. После него хочется рвать и метать, кричать и бросаться на стены, но жизненные силы ушли, забрав собой вместе с наивным счастьем и страхи с волнением, оставляя лишь тупую боль, острием ножа бившую по каждой клеточке тела, оставляя после себя не стягивающиеся кровоточащие раны. Антон делает глубокий вздох, стараясь унять зашедшееся сердцебиение, но легкие наполняются лишь густой пеленой, подпускающей непрошеный ком к горлу. Он щурится, до боли потирая глаза, надеясь оставить вокруг лишь темноту, но больное сознание не желает делать легче, снова подкидывая образ любимой синевы бездонного океана, давящего водами на хрупкую грудную клетку, норовя проломить ее. «Мы сегодня увидимся?» — звук уведомления разрывает звенящую тишину, повисшую в квартире после ухода Арсения, и Антон открывает сообщение от Ирины. «Да», — непослушными от дрожи пальцами Антон набирает ответ, стараясь отбросить все мысли об Арсении, ноющей болью бьющиеся о ребра. Он помнит, что быть с ней было бы куда проще, и сейчас у него есть эта возможность: шанс раз и навсегда отпустить от себя страх быть раскрытым, шанс забыть о человеке, которого он так любил и который ушел из его жизни, бросив дежурное «прости». «Я соскучился», — пишет Антон, не чувствуя это, но зная, что на другом конце Москвы сейчас счастливо улыбается девушка, получившая сообщение. Так будет проще, и он выдыхает, желая почувствовать свободу.***
Арсений прикрывает уставшие от недосыпа глаза, под которыми уже залегли глубокие тени, и делает кричащую на всю машину музыку тише. За окном проносятся знакомые пейзажи, на которые за время гастролей он вдоволь насмотрелся, поэтому руки сами тянутся к телефону, брошенному на приборную панель. Он бездумно пролистывает ленту инстаграма, пестрящую фотографиями знакомых с отдыха, но взгляд цепляется лишь за знакомую до боли зелень глаз, глядящую на него с экрана. Грустная улыбка поселяется на его губах, когда он замечает озорные огоньки, плещущиеся на радужке глаз Антона. На фото он за талию прижимает к себе Ирину, счастливо улыбавшуюся в кадр. Даже короткая мысль об Антоне пронзает ребра острой болью, набатом отдающей по всему телу короткими спазмами. — Арс, мы зачем поехали в Питер, чтобы ты всю дорогу грустно смотрел в окно? – возмущается Сережа, увидев, чье фото он рассматривает. Арсений улавливает в голосе друга нотки беспокойства и улыбается краешком губ, зная, что Матвиенко не привык проявлять свои эмоции даже по отношению к самым родным людям. — Нет, прости. Просто устал, — Арсений качает головой, вновь потирая глаза. Он знает, что Сережа не верит в отговорку, которою он повторяет уже на протяжении месяца всем, кто бы ни спросил, что с ним не так, но не хочет говорить правды, что действительно гложет его изнутри. — Просто скажи мне, зачем ты с ним расстался? Ты же любишь его. Зачем отпустил? – остановившись на светофоре, спрашивает Сережа, повернувшись к Арсению. Их взгляды пересекаются, и Арсений знает, что уже нет смысла врать. — Только потому, что я его люблю, я и должен был его отпустить. Я должен был дать ему шанс быть счастливым, — грустно усмехается Арсений и, видя кивок Сережи, выдыхает. Он знает, что Сережа понял, ведь тот тоже видел, как Антону было тяжело последние месяцы, как тот дергался и прятался, мучая и себя, и Арсения. Он понимает, а поэтому больше не произносит и слова, зная, что время само залечит все раны, ему нужно лишь быть рядом с другом, чтобы не дать тому пуститься в пучину самобичевания. Арсений достает телефон и включает видео, внезапно решив записать короткое обращение к своим подписчикам.Он делает глубокий вдох, набирая в легкие побольше воздуха: — Надеюсь, что у каждого из вас будет повод почувствовать себя счастливыми, — говорит он, глядя в объектив камеры и представляя перед собой человека, с которым так хотелось еще хоть раз заговорить лично. Арсений публикует видео без подписи и закрывает глаза, чувствуя лишь зияющую пустоту, внутри которой украдкой плещется радость от того, что он увидел улыбку Антона, пусть даже на фото. Он всегда будет любить то счастье, которым так сиял Антон, но теперь он будет любить его счастье с другой.