ID работы: 6366521

Безымянный город Сказочника

Джен
G
Завершён
6
Размер:
25 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
6 Нравится 12 Отзывы 1 В сборник Скачать

Часть 5

Настройки текста
       За окном постепенно выключались фонари, а за горизонтом занимался рассвет. Пока еще слабый, совсем незаметный за бесчисленными многоэтажными домами, он уже играл на небесах алыми красками, искусно, подобно профессиональному художнику, рисуя легкие мазки, знаменующие начало нового дня.        Писатель любил это время. Время, когда ночь уже заканчивалась, отправляясь на покой и справедливо уступая место утру, что еще не успело пробудиться, заставляя людей непрерывно бродить по улицам бесконечным потоком спешащих на работу, учебу или важные встречи.

Нет. Пока ничего этого не было.

      Лишь тишина, неповторимый аромат ночи, хранящий в себе что-то необъяснимо таинственное и невероятное. То, что появляется лишь ранним утром и длится от силы пару часов. То, что могло бы вдохновить писателя, оставляя в его голове новый незамысловатый, но такой теплый сюжет для очередной истории, нашедшей свою жизнь на страницах небольших сборников. Но он – писатель – давно уже утратил способность наслаждаться этим мгновением. Эта пора, когда он стоит у настежь открытого окна, вдыхая полной грудью, больше не вызывает у него улыбки на устах или озорной блеск глаз, а в голове не возникают мимолетные образы его новорожденных персонажей, получивших жизнь лишь благодаря этому моменту. Теперь это привычка, въевшаяся в его разум, полностью проникшая под его кожу, не дававшая на инстинктивном уровне пропустить этот час. Просто традиция, без шансов на ее неисполнение. Просто его работа — одна из обязанностей, которые писатель выполняет. Кажется, в жизни всегда так. С детства человек полон желания идти вперед, достигать немыслимых целей, покорять неприступные вершины, и все это с таким удовольствием, которое с возрастом постепенно исчезает. Есть ли этому причина? Возможно, есть, однако писатель не хотел об этом задумываться, вернее, не видел смысла. Ничего ведь не изменить, любовь к своей профессии, да и в целом к жизни он уже давно утратил, а его рассказы обрели лишь пустую оболочку из красивых слов… Сказочник.       Так он себя помнил, но его сказки были написаны для взрослых, и не было в них того чуда, которое способно было бы пробудить людей от рутины серых будней, увлекая их лишь глубже в усталость и их обязанности, выполнявшиеся уже механически. Затем душа человека постепенно угасает в бесконечных хлопотах и рутине, а человек утрачивает страсть к жизни, существуя лишь из-за того, что он обязан прийти завтра на работу ровно в девять часов утра, напечатать осточертевшие отчеты, слова которого уже настолько въелись в память, что за ними не заметны ни красота нового дня, ни люди, окружающие человека; и все, что остается, без конца автоматически повторять «привет», «как дела», «отлично» и «до завтра», даже не вникая в то, о чем говорит вам человек.       Впрочем, Сказочник не работал в офисах, а потому ему не приходилось создавать видимость радушия, не приходилось без конца менять маски и быть человеком, которого всецело принимает общество исключительно по установленным правилам, и никак иначе.       В его «мастерской» было все по-другому. Здесь он самостоятельно ставил перед собой задачи и создавал план их выполнения; сам исправно следовал собственным правилам и выполнял свои требования; самостоятельно проверял свои труды и за надобностью редактировал их или переделывал. Другими словами, он был заказчиком, исполнителем и редактором своих работ…        «Меня устраивают искусственно созданные условия жизни. Существовать одному проще» — это то, что писатель давно взрастил в себе. Однако действительно ли он в это верил? Прошло немало лет с тех пор, как он сумел культивировать в себе потребность в общении, рассматривая людей как предателей и лжецов, – со страниц его книг исчезают верные герои; спустя несколько лет писатель теряет веру в доброту и отзывчивость окружающих, каждый день наблюдая за снующими по улице людьми, которым нет дела до окружающих, – со страниц его сказок исчезает искренность и бескорыстие со стороны персонажей; минуя еще пару бесконечно долгих мгновений писатель выжигает в себе чувство, называемое любовью, и начинает отрицать способность испытывать данное чувство к кому бы то ни было – со страниц его рассказов исчезают любовь и страсть. С уходом каждого чувства из души Сказочника нить, связывающая его с миром чудес и безграничных возможностей, рвется, оставляя его наедине с оглушающей пустотой, а желание двигаться дальше, подобно сброшенной со стола хрустальной вазе, разбивается вдребезги. В ту пору он оттолкнул от себя всех, воздвигая неприступную крепость и более никогда не даруя ключ от врат в эту крепость, за бездушные стены из холодного камня. И хоть безразличие к жизни с каждым мгновением лишь возрастало, порою тот, кем был некогда Сказочник, рвался наружу, желая вновь ощутить знакомый сладкий вкус жизни, однако цепи обид не позволяли этого сделать.        За данными размышлениями писатель не заметил, как в «мастерской» появился практически неразличимый аромат мяты и одуванчиков, и стоило мужчине отвести взгляд от окна, собираясь вернуться к работе, как он встретился с глубоким, но при этом озорным взглядом карих глаз, в сумерках «мастерской» очень напоминающих алые.       — Доброе утро, — тихо, словно шелест теплого ветра, произнес голос, доносившийся от двери в его мастерскую. Солнце еще недостаточно хорошо освещало уютное помещение, чтобы можно было рассмотреть что-то, находившееся вдали от окна, отчего мужчине оставалось лишь вглядываться в темноту своего дома, двери которого с некоторых пор не были заперты. Впрочем, никакого недовольства или опасений писатель не испытывал — отчего-то присутствие раннего гостя его совершенно не тревожило, а тихий голос скорее завораживал и успокаивал, зарождая внутри писателя смутное копошение детского любопытства, которому на протяжении долгих лет совершенно не давали выхода, весьма успешно усыпляя его. Однако задавать вопросы писателю не пришлось — источник приятного аромата мяты и цветов прошла дальше в мастерскую, предоставляя мужчине возможность рассмотреть ее. Как творческий человек писатель отметил про себя не то, во что была одета его гостья, а детали, которые могли бы охарактеризовать ее: явно карие глаза все еще слабо мерцали алым в сумраке просторного, но при том не лишенного своего уюта и своеобразного вселяющегося в человека тепла, стоит ему только пройти чуть дальше, помещения (глаза ведь не могут быть цвета позднего заката, не так ли?); венок из одуванчиков, чуть съехавший набок, при этом прибавляющий его обладательнице озорную игривость, что сильно контрастировало с выработанным характером писателя — спокойным, полным равнодушия и искусственного холода и свойственной замкнутости людям, которые с особым усердием и отсутствием внятной причины запирают свое истинное «Я» под невообразимое множество замков; завершала весь образ аура, полная грациозности и таинственности, окружавшая обладательницу невероятных глаз. Перед ничего не выражающими глазами писателя возник образ представителя семейства кошачьих, столь уместно сочетавшийся с образом его гостьи, что иначе, кроме как Кошка, ее назвать нельзя было, хотя, безусловно, девушка выглядела как самый обычный человек и никаких хвостов или необычной формы ушей, которые писатель честно попытался разглядеть на светлой макушке, не наблюдалось.        Убедившись, что хозяин данной мастерской вновь вполне осмысленно, хоть и равнодушно, взирает в глаза девушки, она, с легкой улыбкой и веселыми искрами в глазах, явно указывающими на тот факт, что девушка не столь беспокоится за правила этики или элементарную вежливость, сколь просто играет, изучая своего молчаливого слушателя, продолжила:       — Пожалуй, мне стоило бы извиниться за столь ранний визит, однако, насколько мне известно, Вы все равно не спите в это время, поэтому я бы предпочла опустить все возможные формулировки этих самых извинений. Они ведь ни к чему, не так ли? Поскольку Вам, безусловно, не терпится услышать о цели моего визита, я бы предпочла перейти сразу к делу, а не уделять время лишним любезностям, которые Вас все равно совершенно не интересуют.        Бесспорно, Кошка...        — Я бы хотела приобрести у Вас вашу книгу, — после непродолжительной паузы завершила свой монолог таинственная гостья, смотря уже не столько на писателя, сколько на сонное солнце, неохотно поднимающееся за морем бесчисленных крыш многоэтажек. Без сомнений, вид был весьма впечатляющий и красочный — с таким пейзажем за окном впору становиться художником.       — Вы ошиблись. Я пишу небольшие рассказы, а не книги.       — Сказки. Вы пишете сказки. Для взрослых, как Вы сами любите их называть — мне это известно. Однако я желаю приобрести у Вас еще ненаписанную книгу, которой Вы, как мне известно, уже длительное время занимаетесь. Безусловно, меня интересуют не черновики, а завершенный вариант, потому мне бы хотелось еще понаблюдать за процессом ее написания. – с той же улыбкой, что, кажется, никогда не сходила с лица гостьи, ответила девушка.       — Я не пишу свои сказки в присутствии посторонних.       — В присутствии посторонних и не стоит заниматься подобными вещами, — немного склонив набок голову, отчего венок съехал еще немного, скрывая один из мерцающих глаз цветами, все тем же тихим голосом прошелестела девушка. — Вы ведь пишете свои рассказы, когда в мастерской играет вечерний ветер, проникший к Вам из настежь открытых окон? Или когда солнце ласково проходит своими лучами по клавишам ноутбука или солнечными зайчиками носится по страницам Ваших черновиков? Меня можно представить таким же неизбежным явлением Вашей мастерской, в которой от практически материального ощущения уюта, между прочим, в одиночку и задохнуться можно. А я могу разбавить эту смесь невероятно приветливо настроенных стен данного дома и унылого равнодушия к жизни, исходящего от Вас. Безусловно, безвылазно сидеть в этих стенах я не стану, однако следить за рождением новой истории буду.       В словах девушки было столько энтузиазма и грандиозности предстоящих планов, что возразить было решительно невозможно, к тому же никакого раздражения она у него вовсе не вызывала, напротив, заставляла где-то глубоко внутри него шевелиться те эмоции и чувства, которые положено испытывать всем живым людям. Кажется, так быстро приручать человеческие сердца способны только представители семейства кошачьих.       Кошка...        — Сказочник, — донеслось откуда-то из-за спины писателя, и, обернувшись, мужчина мог наблюдать весьма удобно устроившуюся на подоконнике гостью, которая, вероятно, совершенно бесшумно прошла к нему, пока писатель думал над данной ситуацией. А все еще настежь распахнутое окно ее, кажется, совершенно нисколько не смущало, а ведь они были на последнем этаже самого высокого дома среди множества других домов этого городка. И, похоже, последние слова он произнес вслух, иначе как объяснить столь тихий, но довольно мелодичный смех и ответ со стороны обладательницы необычных глаз, что вполне мог описать род деятельности мужчины?       И его глубоко сокрытое «Я».       — Мне тоже очень приятно познакомиться. С тобой, — завершила девушка, довольно плавно переходя на "ты", что отчего-то не только не смутило или возмутило писателя, но даже показалось ему чем-то само собой разумеющимся.       Пожалуй, он тоже был рад этому знакомству — в самых дальних и укромных глубинах творческой души, но рад.       Однако ответа от писателя не последовало — он сел за стол, открыл свернутый файл и, бегло кинув задумчивый взгляд на пробуждающееся солнце, а с ним и весь город, принялся дописывать первую главу его книги…       Шли дни, с течением которых писатель постепенно привыкал к еще одному косвенному жителю его мастерской. Однако, если быть весьма откровенным, сложно было сказать, что изначально его гостья хоть каким-то образом ему мешала сосредоточиться на его книге или, если писателю хотелось немного отвлечься, на его сказках. Напротив, легкий аромат мяты и полевых цветов, на фоне которых всегда особенно выделялись одуванчики, стал столь привычным, словно его новая знакомая действительно стала явлением его мастерской, а не вечно отвлекающим внимание человеком. И отчего-то писатель еще ни разу не поинтересовался именем его гостьи, называя ее Кошкой, в ответ на что с вечно улыбающихся уст срывалось тихое, но мелодичное "Сказочник". Кажется, девушку совершенно не смущало такое обращение, пожалуй, даже наоборот, заставляло лениво перевести восхищенный взгляд с открывающегося там, за окном, пейзажа на мужчину. В такие моменты, не спрашивая у писателя, Кошка бесшумно спрыгивала с полюбившегося подоконника — другую мебель для своего местонахождения на ней девушка совершенно не признавала — и направлялась заваривать чай, отчего мастерская наполнялась сладким ароматом неизвестных писателю цветов, малины и, кажется, корицы. После чего приносила одну чашку Сказочнику, ставила рядом с ним на стол и возвращалась на свое место с такой же кружкой, сначала долгое время грея руки, хоть они никогда у нее и не мерзли, однако Кошка совершенно не могла отказать себе в удовольствии чувствовать приятное тепло кончиками пальцев и, вследствие данной привычки, чай всегда начинала пить прохладным. А после он ее слушал, хотя со стороны так уверенно об этом заявлять было сложно — в такие мгновения мужчина мог задумчиво отбивать пальцами по столу одному ему известный ритм или листать свои черновики, возможно, выискивая там забытые идеи, а возможно, просто желая пробудить в себе то приятное чувство, именуемое ностальгией. Впрочем, обладательница завораживающих глаз не смотрела неотрывно на писателя, напротив, переводила взгляд на улицу и начинала свой тихий монолог, что имел весьма приятное свойство успокаивать:       — Сегодня владелица цветочной лавки вновь продала одному статному мужчине букет из нежных белых ранункулюсов и бутонов хлопка, который он берет каждые пару дней и неизменно ставит их на окно. Думаю, владелица живет несколькими этажами ниже в этом доме, потому как мужчина всегда с таким трепетом смотрит на нее, когда та протягивает ему букет. Скорее всего, это ее любимые цветы. С такой счастливой улыбкой собирают букеты только из любимых цветов. А в конце недели владелица всегда находит на столике, где стоит ваза с декоративным букетом для привлечения посетителей, аккуратную коробку с пирожными, и обязательно без единой надписи, указывающей на того, кто эту коробку оставляет. Думаю, это делает тот покупатель ранункулюсов. Он пекарь. От него всегда веет свежей выпечкой и пряностями. И каждый такой вечер владелица цветочной лавки искренне пытается поймать взглядом своего поклонника, а мужчина, возвращаясь домой, старается поймать взгляд этой девушки в окне своего дома — он всегда стоит там около десяти минут и с теплотой смотрит на окна, где уже зажегся свет, возвещая о приходе своей хозяйки. А после он выставляет букет на подоконник и уходит, думаю, спать, потому как больше в его окнах свет не горит. Напоминает сюжет твоих сказок, где ты с особой страстью лишаешь героев всякой возможности быть счастливыми, — завершает девушка, с сожалением заметив, что чай уже практически остыл и пальцы греть дальше не получится, а значит, можно начинать пить. Каждая из ее историй всегда завершалась проведенной параллелью с рассказами писателя, где нет ни единого намека на такое понятие, как радость, словно это иллюзия, а не необходимое для существования любого человека условие.       — Мои сказки потому и рассчитаны на взрослых, потому что они приближены к реальности. Любовь — печальное явление, и эта пара тому прекрасное доказательство. У меня нет привычки писать о выдуманных, хоть и желаемых многими, глупостях, — не отрываясь от изучения своих черновиков, где он что-то, изредка задумчиво хмурясь, зачеркивал или, напротив, дописывал. Принесенная кружка с ароматным чаем уже давно была пуста — в отличие от Кошки Сказочник предпочитал данный напиток горячим.       — Вы, пессимисты, всегда смотрите на вещи так односторонне, даже не пытаясь найти причины и следствия тех или иных поступков, — смахнув с глаз длинную челку, что зачастую вместо венка скрывала глаза девушки, и пожав плечами, парировала та. — Я же говорила — они оба хотят встретить взгляды друг друга, но ты предпочел пропустить этот момент, переводя эту, в сущности, весьма милую историю в мрачное русло. А ведь у всего есть причины. Главное ведь не то, почему они не заговорили в какой-нибудь определенный момент и ни секундой раньше или позже, а то, почему они, при всем желании, не делают встречные шаги. И это всегда интереснее, ведь у людей существует весьма любопытное увлечение придумывать себе бесчисленное множество возможных вариантов будущего и, отчего-то все они неизбежно сводятся к несвязной речи, детской глупости или странному поведению, другими словами, к провалу. Впрочем, здесь, как принято говорить, не тот случай. Потому как они вовсе не влюбленные. Думаю, они брат и сестра, которых еще в детстве разлучили, только мальчику в то время было достаточно лет, чтобы запомнить тот неоспоримый и важный для существования факт, что у него есть кровный родственник — его маленькая сестренка, а вот ей — нет, оттого она и не помнит его. Потому он и хотел бы обратить внимание на себя и узнать о жизни той, кого он не видел долгое время, да вот только не знает, как сказать об этом. Но и оставить все, как было на протяжении многих лет он тоже не может, возможно, это дело чести, а возможно, действительно сильная привязанность. А потому каждую неделю мужчина оставляет небольшие сладкие подарки, — вновь спрыгивая с подоконника с целью отнести пустые кружки на место, конечно же, предварительно их вымыв, завершила Кошка. — Тебе стоит больше времени уделять деталям, ведь то, что на первый взгляд кажется безнадежной грустью, может оказаться просто началом чего-то важного, ниточкой, ведущей на новый этап жизни. В сущности, тебе стоит научиться наслаждаться мелочами, возможно, тогда у твоих героев появится шанс на безмятежное существование на страницах твоих книг.       После этих слов девушка замолчала, а вдалеке мастерской послышалось журчание воды. Пожалуй, сейчас девушка вновь исчезнет до следующей поздней ночи или раннего утра, оставляя писателя наедине со своими мыслями и историями.       Взгляд мужчины оторвался от исписанных страниц и метнулся туда, к окну, где виднелись окна ближайшего дома.       Действительно, за стеклом одного из окон виднелись ранункулюсы и хлопок, приятно "освещая" темное стекло белыми бутонами...       Со временем, сам того не замечая, писатель, наслаждаясь ночной тишиной, царящей за окном, переводил свой взгляд на окно, где неизменно стоял один и тот же букет из таких же неизменных цветов, название одного из которых писатель так и не запомнил. Менялось, разве что, количество этих цветов и их размеры каждые несколько дней, и они, после истории его новой сожительницы, или же просто гостьи (мужчине было сложно остановиться на чем-нибудь конкретном, ведь гости, как это заведено у людей, не заваривают хозяевам невероятно ароматный чай, не разбавляют привычную скуку, которая ранее была совершенно незаметна, историями о самых настоящих людях, некоторые из коих, возможно, были его соседями или любителями его рассказов; не улавливают так чутко настроение своего слушателя, всегда зная, когда можно говорить, а когда стоит позволить мастерской погрузиться в тишину, словно под теплое пуховое одеяло) столь же неизменно притягивали внимание писателя, и, чего скрывать, то самое детское, копошащееся в глубине души, любопытство требовало продолжения их истории, иначе это было так похоже на незавершенные и оттого неприятно саднящие где-то внутри рассказы определенного типа писателей, которые считают своим долгом завершить историю столь расплывчато и неоднозначно, что любой читатель мог бы додумать конец, который казался бы им наиболее привлекательным. Но мужчина все же был ценителем определенности и потому предпочитал, чтобы в конце ставили точку, характеризующую тот финал, который видит для своих героев автор, а не снисходительное многоточие, дающее волю читателям. В общем, писателю хотелось, чтобы Кошка вновь завела свой тихий и звучный монолог про эту пару, чьи взаимоотношения смутно напоминали ему некогда намеренно забытое прошлое, которое ворошить совершенно не хотелось, но эта история, умело подсаженная его новой знакомой, без каких-либо препятствий и затруднений притягивала к себе, подобно магниту, фрагменты воспоминаний.        Но вернемся к истории о пекаре и владелице цветочного магазина — за последние пару дней Кошка о них ни разу не упомянула, рассказывая о пожилом мужчине, неизменно запускающем каждое последнее в месяце воскресенье утром через пару кварталов от дома писателя связку шариков с запиской, содержание которой, увы, ей совершенно неизвестно, однако, эти шарики, без сомнения, его погибшей жене. Кажется, Кошка говорила о своей беседе с этим человеком и о том, что этот пожилой мужчина, когда был еще совсем молодым юношей и впервые увидел свою будущую жену, пообещал каждый месяц в один и тот же день рано утром отправлять ей связку шариков, которые девушка могла ухватить за нити и прочесть пусть и неумелые, но такие искренние стихи о любви. Конечно, после свадьбы подобная традиция постепенно забылась, однако перед своей смертью женщина попросила еще раз написать ей стихи о любви и отправить на шариках к ее окнам в больнице, однако, к сожалению, она не дожила всего день до этого момента, когда могла бы вновь окунуться в счастливое прошлое. И с того момента мужчина пообещал отправлять ей стихи в безмятежные дали небес и – пусть воздушные шарики пролетают мимо ее окон, унося в высь, хоть и не особо продолжительное, но отражение тех мест, где они столько лет были счастливы. Тогда девушка, кажется, говорила о том, что любовь, вопреки всем убеждениям писателя, живет в этом мире на протяжении долгих лет, даруя людям то, чего лишает сам себя мужчина, скрывшись в пусть и уютных, но все же бездушных стенах дома.       Или буквально прошлой ночью, свесив ноги за окно, словно девушка сидела где-нибудь на причале и опустила ноги в воду, замотавшись в теплый и мягкий плед, хотя ночь и не была столь прохладной, обладательница мерцающих в темноте глаз рассказывала о маленькой девочке, которую взяла к себе милая супружеская пара, у которых уже был сын. Девочка долгое время не могла привыкнуть к своим новым родителям и каждый вечер отправляла в открытое окно самолетик, который, по ее убеждениям, обязательно должны были получить ее настоящие родители. И пусть на нем ничего не было написано, однако все свои вопросы она проговаривала в открытой окно, наблюдая за полетом самолетика. Самолетик никогда не возвращался к малышке, сколько бы она не ждала, пока ее сводный брат, что был старше всего на пару лет, не увидел такую наивную, но душевную попытку поговорить с родственниками. С тех пор мальчик выходил на улицу и забирал эти самолетики, стараясь отвечать своей новой сестренке что-нибудь вроде: «Мы всегда приглядываем за тобой» или «Мы всегда будем в твоем сердце и памяти» (безусловно, все это не без помощи его родителей, у которых от этой истории навернулись слезы на глаза). Все же писать мальчик пока не умел грамотно, чтобы ответ был похож на ответ взрослого, да и не знал, что можно было ответить, но помочь хотел. И после того как девочка нашла у окна один из запущенных ею самолетиков, она была так счастлива и так долго прижимала к себе этот самолетик, не решаясь посмотреть на ответ, что пошла к своему сводному брату с просьбой прочитать ей то, что там написано, лишь через пару часов. А еще через несколько недель эта девочка впервые назовет своих новых родителей мамой и папой, после чего они вместе запустили последний самолетик, отпускающий тяжелое прошлое, но позволяющий идти дальше, — в тот момент девочка долго прижималась к брату и, вероятно, плакала, но те слезы больше не были столь горестными, какими были в самом начале.        — Уверена, в ее жизни все обязательно наладится, потому что жизнь позволила ей вновь обрести любящую семью, которая помогла ей стать на ноги, хоть она еще и совсем малышка. Думаю, она навсегда запомнит, как важно в жизни ценить моменты, проведенные с семьей, потому что прошлое не повернуть вспять и возможности выразить свою привязанность потом, когда-нибудь в далеком будущем, может и не быть. Тебе стоило бы у нее поучиться, Сказочник, — кажется, так тогда завершила свой рассказ Кошка, сильнее завернувшись в мягкий плед и вновь садясь на подоконнике вполоборота и наблюдая за небом и звездами, медленно плывущими по небесному полотну. Больше девушка в тот день ничего не рассказывала, уходя в свои мысли и вскоре заснув прямо там, на подоконнике...       От воспоминаний недавних дней писателя отвлек смех, доносящийся из окна, кажется, у кого-то сегодня был хороший день, раз его окончание столь весело провожают.       На этом моменте мужчина еще раз вдохнул полной грудью ночную свежесть и направился к столу, решая излить все свои мысли в еще одной главе своей книги. Постепенно она — книга — обретала все больше подробностей сюжетной линии, чувств героев и событий, подобно тому, как молодое дерево постепенно обрастает листьями после продолжительного зимнего сна. Однако чувства героев были столь зыбки и порою даже иллюзорны, что даже писателю приходилось признать: они, подобно куклам, по-своему прекрасны со своими недостатками и достоинствами, но все же чувства персонажей не вселяли в них жизнь, напротив, казалось, что они, подобно непрофессиональным актерам театра, лишь отыгрывают роли, а не проживают свою книжную жизнь. Впрочем, разве способен человек, который собственноручно лишил себя жизненных нитей, позволяющих человеку плести полотно своего будущего, украшенное эмоциями и чувствами, вдохнуть жизнь в героев? Разве мог дать им то, что уже на протяжении многих лет держал на привязи внутри себя, совершенно не давая ни единого шанса прорваться сквозь внушительную стену холода и отстраненности?       Не мог. И он это признавал, хоть и с неохотой.       Безусловно, дело вовсе не в том, что его герои всегда несчастны — это вполне закономерное завершение любого произведения писателя, дело было в том, что мужчина перечитывал написанные строки и не верил им, хоть и знал, что в жизни так и есть и иначе быть просто не может. Не может существовать ни привязанность, ни бестолковая любовь, к чему или кому бы она ни была направлена, просто потому, что все эти чувства — выдумки вдохновленных романтиков, жаждущих найти в жизни то, чего не существует, подобно тем чудакам, что ищут леприконов или гномов. В любом случае, сколько в выдумки не верь, реальностью они ведь от этого не станут, верно? Подобные мысли были частыми посетителями искусственно выведенного без каких-либо эмоций сознания писателя, мрачность которого разбавляли визиты его новой посетительницы, что без устали, с вечной улыбкой на устах и с бодростью в приятном голосе рассказывала множество различных историй, что всегда опровергали жизненные устои и укоренившиеся правила, к которым привык мужчина. Хотя он бы солгал, если бы сказал, что недоволен или раздражен этими монологами, — они успокаивали и на какое-то время позволяли писателю давать своим героям хоть сколько-нибудь живые эмоции или чувства, которые могли бы хоть отчасти скрыть бездушие.       Кошка появилась, как обычно, ближе к середине ночи, сразу забиравшись на любимый подоконник и взирая куда-то вдаль в распахнутое окно, с интересом пытаясь что-то разглядеть на дальних крышах, а может, и на небе, — мужчина не следил за ее взглядом, а потому наверняка утверждать ничего не мог. Девушка сидела тихо, продолжая чему-то улыбаться кончиками розоватых губ и изредка вздыхая, достаточно тихо, чтобы писатель не услышал, однако тот слишком сосредоточенно следил за любыми звуками в мастерской, желая уловить начало новых историй, хоть вида он не подавал, продолжая задумчиво что-то писать в своем блокноте-черновике и иногда потирать переносицу, чуть хмурясь над какими-то определенными моментами. Вот только время шло, не думая прекращать свой ход или хотя бы немного замедлиться, отбивая ритм секунд хотя бы в пару раз реже, а тихий голос обладательницы редких глаз не нарушал привычную тишину мастерской.       — Расскажи мне их историю — историю твоих персонажей, с которыми ты поступаешь совершенно бесчеловечно. — вдруг попросила девушка, продолжая вглядываться в темноту улицу, изредка бросая взгляд вниз, туда, где узкие улочки освещались фонарями и иногда, совсем редко, проходили одинокие люди, спешащие домой, возможно, после тяжелой работы, а возможно, после долгих и веселых празднований у близких или не очень друзей. Нет причины скрывать то удивление, что промелькнуло в глазах писателя, когда Кошка озвучила свою просьбу, отчего он ненадолго задумался. — Порою мне тоже хочется послушать истории, Сказочник.       Ранее девушка никогда не называла мужчину столь фривольно первой, впрочем, ранее она никогда и не просила рассказывать что-нибудь писателя, более того, она даже не всегда ожидала ответа от него, привыкнув к молчанию. Сказочник еще раз потер переносицу и, наконец, перевел взгляд на окно, откладывая карандаш с явным осознанием того, что сейчас он, в любом случае, не способен ничего написать, поскольку безжизненные персонажи все произведение обращали в бесполезную пустышку.       — Книга еще не завершена, равно как и история ее героев. Рассказывать не о чем, — спокойно ответил писатель, продолжая смотреть в ту же даль, что и девушка. Но видели ли они там, за окном, одно и то же? Впрочем, в данном случае это не столь важная деталь, не так ли? Кошка снисходительно улыбнулась, впервые сменяя вечно веселое выражение лица на заинтересованное, и немного запрокинула голову назад, упираясь ею в стену.       — Ты ведь представлял их — этих героев. Ты подарил им внешность, наделил их характерами и собственной историей. Ты подарил им жизнь, пусть не настоящую и лишь на бумажных страницах книг, как ты сам считаешь, однако они будут жить в памяти тех, кто прочтет их историю. И у каждого, кто прочтет данное произведение, будь уверен, будет свой взгляд на нее и ее персонажей, а значит и их "жизни", в сущности, тоже полны разнообразия. Но ты говоришь мне о том, что рассказывать не о чем, — тихо произнесла девушка, вдыхая полной грудью ночной воздух, который порою помогал прийти в себя от различных неприятных мыслей, а порою, напротив, вгонял в эти самые мрачные мысли. Возможно, именно поэтому писатель так любил ночь — за ее непостоянность и разнообразие, и, безусловно, за подаренное вдохновение. Не только писать рассказы, но и говорить с людьми, стараясь увидеть в них то, чего, порою, в них нет.       — Расскажи мне об этой истории, — еще раз попросила Кошка, поворачиваясь к мужчине и вглядываясь в его глаза (когда так просят, отчего-то отказать становится в разы сложнее). Писатель не отвечал на этот взгляд — слишком не любил смотреть людям в глаза, иногда замечая то, чего он не знал об этих людях, ведь, как известно, глаза — зеркало души, но ведь нам не всегда хочется заглядывать в "зеркала" чужих душ, не правда ли?..       — История повествует о паре людей, которые никогда не видели друг друга и никогда не увидят. У них одинаковые взгляды на жизнь, но с противоположными знаками. Она, смотря в окно, замечает девочку, забравшую котенка с улицы или невзрачную женщину, играющую на скрипке, но играющую столь прекрасно, что трепет пронизывает даже самых черствых людей, проходящих мимо, и заставляет остановиться хоть на миг, чтобы послушать эту мелодию дольше. Он, смотря в окно, видит пасмурное небо, голые осенние деревья и мерзкую погоду. Она работает на первом этаже величественного, по-своему прекрасного своей историей здания в кондитерской, каждый день отдавая множество аккуратно завернутых коробок или пакетов с горячей выпечкой и неизменным множеством приятных пожеланий. Он работает на девятом этаже высокого, но серого, без сомнения, требующего ремонта офиса, где каждый день через его руки проходит множество договоров, а ровно в двенадцать часов дня ему приносят горячий кофе и ароматную слойку с маком, и все это доставляют из неплохой кондитерской на первом этаже. Она живет в доме с прекрасными соседями, которые каждый день с улыбкой желают ей хорошего дня. Он живет в доме, где некому сказать ему даже "добрый день", потому как формальностям нет места в его жизни, как и, по его мнению, бесполезным знакомствам. Она верила в людей, находя в них необъяснимо много хорошего и светлого. Он был разочарован в них...       — Разочарование... Оно всегда кажется таким незначительным, что люди не обращают на него внимание, полагая, что это нечто неизбежное: некто не сдаст экзамен и разочарует родителей, не выиграет в спортивной игре, на которую делали ставки его знакомые, и разочарует друзей, и так по бесконечному списку. В итоге то, что кажется незначительным из-за всеобщей уверенности в его неизбежности, приносит за собой внушительные последствия, от которых человек не может избавиться на протяжении всей жизни, словно от некой навязчивой идеи, для смысла которой не осталось места в воспоминаниях, но само наличие этой идеи прочно засело в сознании. Разочарование страшно не тем, что однажды у любого есть вероятность с ним столкнуться, а тем, что многие этого ожидают, начиная совершать раз за разом ошибки, которых можно было избежать.       — Это герой разочарован в людях, а не люди в нем, — поправил девушку писатель, вновь поворачиваясь к ней спиной и начиная листать свой черновик, перечитывая некоторые строки и, кажется, что-то исправляя в них.       — Отчего люди испытывают разочарование по отношению к другим? Это лишь способ не подпускать к себе никого ближе, чем на расстояние собственного личного пространства. Если нет близких людей, то и разочароваться никто не может, ведь некому ожидать от тебя достижения каких-то высот и некому оценивать твои ошибки, потому что незнакомцам все равно. Не правда ли, Сказочник?       Мужчина нахмурился, а перед глазами промелькнул старый дуб и скамья, стоящая под широко раскинутыми в разные стороны ветвями сего невероятного древесного чуда, вселяющего в каждого невольного наблюдателя чувство природного могущества. Это было некогда любимое место писателя, куда в далеком прошлом он приходил подумать. Кажется, именно там родились его первые сказки...        Воспоминания, подобно стреле, пронеслись перед мужчиной быстро и столь неуловимо, что кроме скамьи под старым деревом он ничего не вспомнил. Или не захотел вспоминать, кто знает.        — Возможно, я смогу рассказать о герое, которого ты описываешь в своей книге. Позволишь? — девушка сняла свой цветочный венок, отчего стали видны оба ее глаза, один из которых обычно был скрыт либо длинной челкой, либо венком, и, проведя пальцами по простым, но оттого не менее приятным цветам одуванчиков и гипсофилы, вынула один из бутонов, оставляя его на подоконнике. — Мы остановились на разочаровании, но оно, подобно гостеприимному хозяину, не остается в одиночестве, оно "приглашает" гостей, постепенно приводя человека к саморазрушению. Твой герой, он ведь был не только разочарован в людях. Полагаю, с каждым днем прочно засевшее где-то глубоко внутри этого "героя" чувство вскоре явило на свет ненависть. Не только к окружающим, но и к жизни в целом. Смех, радость, счастье — несуществующие глупости, которые люди обращают в цель своей жизни, но только не он.       Обладательница завораживающих глаз бесшумно передвигалась по мастерской, пальцами проходясь по ухоженной и великолепно выполненной мастером мебели, изредка прикрывая глаза, словно она чувствовала историю этой мебели, будто способна была увидеть все то, что могли бы запечатлеть искусно собранные деревянные детали, обладай они памятью. Кошка остановилась около висевшего на стене фото в рамке, но рассмотреть было решительно невозможно ни лиц, ни даже местности, где могла бы быть сделана фотография, была лишь пыль, скрывающая все, что находилось под ее слоем. Данное фото в простой дешевой рамке было единственной вещью, к которой относились, казалось, весьма пренебрежительно, ведь во всей мастерской царил идеальный порядок, хотя в стенах таких домов иначе и быть не может, но это фото — оно совершенно не подходило под порядок, заведенный здесь с самого начала. И под этой простенькой рамкой с непонятным содержимым Кошка оставила еще один бутон одуванчика, ласково проходясь пальцами по "шевелюре" желтых лепестков, подобно солнцу в один из приятных летних дней, когда оно согревает каждое деревце, каждым лист или лепесток, даруя необходимый для жизни свет.       — Ненависть ограждала загадочного персонажа от окружающих его людей, но она не лишала необходимости в общении с ними. Он, словно маленький ребенок, бродил в собственноручно созданных лабиринтах желчи и гнева, где не было места ничему другому. Однако ограждение от людей ведет лишь к одному — к одиночеству. К тому, чего люди, вроде этого героя, совершенно не желают, но в конце концов неизменно к этому приходят, потому как никто не пожелает находиться рядом с тем, кто поглощает свет и тепло, взамен ничего не давая. Впрочем, одиночество вовсе не приговор — это лишь еще одна стадия, очередное звено цепи, которыми человек добровольно себя сковал. Ненависть и одиночество в конце концов приводят к равнодушию. Девушка прошла далее, погружаясь вглубь обители писателя, что столько лет была пристанищем его мыслей, фантазий и вдохновения, помогающих мужчине создавать новые образы. Мастерскую освещал лишь лунный свет, поскольку фонари доходили только до второго этажа, а окна писателя были высоко над ними. Это способствовало созданию необыкновенной атмосферы, заключенной в стенах, увешанных различными гирляндами и небольшими светильниками, которые за все время приходов девушки не были включены ни единого раза. Обитель писателя была погружена в темноту, которую он мог допустить, чтобы работать по ночам. На столе работала тусклая настольная лампа, если мужчина работал в своем блокноте; когда писатель работал в ноутбуке, необходимость даже в таком мизерном освещении отпадала вовсе. Возможно, именно по этой причине количество гирлянд и других средств освещения могло удивлять, никто ведь не станет брать себе семена плодовых деревьев, если перед ним не стоит цель посадить их, так же, как и лиса не станет брать в свою нору фрукты, потому как не ест их, другими словами, светильники и маленькие лампочки когда-то были необходимы писателю, могли его вдохновлять или радовать, успокаивать или, напротив, веселить. Перекинув длинные волосы через плечо и, наконец, отвернувшись от стены, гостья продолжила свой монолог:       — Равнодушие — безобидное слово, состоящее всего из десяти букв, но сколько упущенных возможностей и печальных судеб оно скрывает. Это чувство оправдывает все деяния человека и обращает привязанность, стремление к чему бы то ни было и желание продолжать жить в пепел, развевая его над головами своих пленников. Ты наделил одного из героев чувствами, так повторяющими твои собственные, что этот факт подарил книге дыхание и жизнь — дальнейшие события в ней от тебя не зависят, ты ведь сам это чувствуешь, правда? По этой причине моя просьба, вероятно, была неверно сформулирована — рассказывать стоило о себе, ведь герой книги — твой автопортрет, — во мраке мастерской сверкнули алые глаза, ставшие таковыми из-за недостаточного освещения мастерской. Впрочем, их мерцание писатель не увидел, все так же сидя спиной к Кошке, а если бы увидел, то все равно не удивился — к таким особенностям привыкаешь незаметно для себя. — Разочарование, ненависть, одиночество, равнодушие — все это постепенно приводит к привычке рационально относиться к жизни, искать выгоду от новых знакомств или от будущих поступков, а с этой привычкой жизнь постепенно теряет краски, превращаясь в черно-белое кино. Вот только к таким выводам приводят эмоции, а не разум. Страх всегда затмевал любые доводы или весомые аргументы, а далее оставалось лишь запустить движение саморазрушения, по-своему искусное и болезненное. Одни люди делают это сознательно, наказывая себя за совершенное в прошлом или за неспособность совершить что-то в будущем, другие — неосознанно, страстно мечтая быть тем, кем они не являются, вот только все это приводит к однотипному завершению. Сказочник, которого вижу я, еще не достиг точки невозврата, равно, как и герой книги, ведь для этого была создана та солнечная девушка — полная противоположность твоего автопортрета. Или, может, еще один автопортрет того, кого так умело посадили под неисчислимое количество замков в самых темных закромах души? Не отмахивайся от воспоминаний — они необходимы тебе, особенно сейчас, — девушка бесшумно прошла к столу мужчины, встав напротив него и аккуратно вложив еще один одуванчик в подставку с ручками и карандашами. Последнее, что увидел мужчина, это улыбку на устах Кошки. И темнота, обволакивающая, словно вода, уставшее сознание.       Проснулся писатель за столом, когда на небосводе только занимался рассвет и солнце еще не было видно за другими домами. На плечи мужчины был накинут теплый плед, а на экране перед ним была напечатана пара строк.

«Вернусь следующей ночью, когда ты будешь настроен слушать мои истории, а не спать. У меня есть прекрасные новости про пекаря и владелицу цветочного магазина. Ах, да, не переживай, чтобы ты мог спокойно дышать полной грудью в стенах приветливой мастерской, я честно просидела пару часов, так что теперь уют тебе не так страшен. Кошка»

      Невероятно. И все это было написано чуть ниже главы его книги. Впрочем, после записки на глаза писателю попался одуванчик, стоявший в его подставке, немного склонив пышную желтую головку, словно желал доброго утра. Писатель встал из-за стола и оглядел мастерскую, благо, сейчас было достаточно светло, чтобы рассмотреть даже дальние углы помещения. На подоконнике также лежал одуванчик, впрочем, это привлекало внимание не столь сильно, как светящаяся на стене гирлянда, точно над рамкой с фото, под которым лежал такой же цветок. Подойдя ближе к стене с намерением выключить источник света, писатель тихо выдохнул, глядя на себя, счастливо улыбающегося и устраивающего бардак на чьей-то темной макушке, явно принадлежащей женщине. А позади них были раскинуты ветви старого дуба и выглядывала явно недавно покрашенная скамья. Мужчина медленно провел пальцами по рамке, но на ней не было ни единого следа пыли, вечно мутное стекло, скрывающее все, что было под ним, стало прозрачным.       Чудеса.       Выключив гирлянду и взяв в руки одуванчик, мужчина вновь вернулся к окну, вглядываясь в окна домов, переливающееся розовыми, алыми и желтыми оттенками пробуждающихся небес.       И впрямь, настоящие чудеса...       В голове всплывали мимолетные картины прошлого, связанного с тем фото, которое сегодня увидел писатель. Прошло уже немало лет, но все равно возникали воспоминания о временах, когда он гулял по парку, наслаждаясь шелестом листвы, оставлял небольшие записки с краткими рассказами о приключениях, путешествиях или просто знамениях хорошего дня в узких трещинах каменных статуй, в коре высоких деревьев или между витыми спинками скамеек. Сейчас все это казалось долгим сновидением или воспоминанием о случайно просмотренном фильме, но никак не реальностью. Но мужчина был уверен, что так действительно было, более того, он даже знал, откуда у него появилась такая традиция: в детстве он находил такие же записки, пока гостил у бабушки, и скучные дни в деревне превращались во множество приключений, поисков таких же записок и их анализа (конечно, анализ — громко сказано, в возрасте восьми или десяти лет он был способен разгадывать загадки и, соответственно, видеть зашифрованные послания в любых текстах, даже если их там нет). Каждое предложение рассматривалось, как кодовые фразы, которые, несомненно, должны были привести к каким-нибудь тайникам, бункерам или заброшенным домам, полным своих загадок и тайн. Возможно, благодаря такому восприятию мира мальчик однажды решил, что обязательно станет писателем и продолжит погружение в мир, полный интересных путешествий и продолжит дело неизвестного сказочника, который сделал детство писателя таким ярким и красочным, что вспоминать о тех моментах без улыбки было невозможно. Наверняка, если порыться в старых вещах, можно было найти его альбом с коллекцией этих записок и прочесть их, полностью погружаясь в веселое детство и всецело отдаваясь ностальгии, но мужчина не стал этого делать, собрав все цветы, которые оставила в его мастерской Кошка, и направился на кухню за стаканом с водой, куда можно было бы поставить их. У него был целый день до прихода девушки, а значит можно было обдумать все, что произошло этой ночью. В совпадения Сказочник если и верил, то весьма неохотно, предпочитая находить им логическое объяснение, но если такового не обнаруживалось, то приходилось просто смириться с этим фактом и забыть о его существовании. Герой его книги – автопортрет писателя. Мужчина никогда об этом не задумывался, но, вполне возможно, девушка была права — в реальности разговора писатель совершенно не сомневался, потому как воспоминания о нем были подобно вспышке — яркие и ослепительные, сновидения не бывают такими, да и уснуть он мог в процессе этого разговора, поскольку в последние дни писателя охватила усталость и назойливая сонливость, которые рано или поздно, наверняка взяли бы верх, собственно, именно это и произошло. Правда, смысл записки, оставленной его гостьей, в таком случае, был весьма неясным, но мужчина быстро отбросил сомнения и беспочвенные подозрения на эту тему.       Разочарование, ненависть, одиночество и равнодушие (его ночная сожительница была права, и ее рассуждения были очень близки к истории самого Сказочника). Возможно, данный разговор стал спусковым крючком для десятков воспоминаний, которые он с присущей его искусственному "Я" скрупулёзностью удачно запер внутри себя, предпринимая немало попыток, чтобы забыть все до единого. Видимо, желание было не столь велико, раз всего одной беседы хватило, чтобы те неприступные стены, которые он возвел внутри себя, дали внушительные трещины. Был ли он разочарован в людях? Или же это обычный защитный инстинкт? Можно ведь не позволять людям подходить к себе ближе, чем на расстояние личного пространства, а если вдруг такие люди появлялись, то отталкивать их столь грубо, наступая на горло своим потребностям в общении и без сожалений используя слабости других, чтобы более никогда не появлялось желания приближаться. Мнимое разочарование в других казалось прекрасной защитой от, порою, жестокого мира, но оно принесло в жизнь писателя свои последствия. Кошка была права — за разочарованием последовала ненависть, затмившая все и уничтожившая те крупицы светлых воспоминаний, которые у него еще оставались. А после непроглядная тьма, сотканная из осуждения, злости и отсутствия веры во что-либо бескорыстное. У каждого поступка существует своя мера стоимости, будь то выполнение работы или дружеская помощь, впрочем, в дружбу писатель тоже не верил. Друг — потенциальный предатель, так зачем же давать кому-то нож, перед этим с особой любовью наточив его, рассказав "другу" обо всех сокровенных мечтах и переживаниях, и поворачиваться к нему спиной, представляя собой восхитительную цель для болезненного удара? В те мгновения одиночество казалось блажью, а не проклятием, и Сказочник искренне верил в это, а потому отверг острую надобность в общении и превратил свою некогда забавную разнообразную жизнь, подобную бурной горной реке, в размеренную и тусклую, словно небольшой пруд, где нет никакого движения. Лишь равнодушие не подходило мужчине, ведь он не мог не обращать внимание на истории девушки, задумываясь над ними или представляя жизнь тех людей, что стали героями историй Кошки, да и писатель совершенно не мог избавиться от привычки подчиняться определенным традициям, которые за всю его жизнь успели у него появиться, а равнодушные люди не страдают подобными глупостями. Пожалуй, в то утро глубоко внутри писателя впервые за много лет зашевелилось его истинное «Я», не просто напоминая о своем существовании, а решительно собираясь выбраться наружу, давая писателю "краски" и помогая окружающему его миру обрести множество всевозможных пестрых цветов.       День пролетел на удивление быстро. За последние годы Сказочник впервые не обратил внимание на время, принявшись исправлять начало своей книги, наделяя главного героя эмоциями и чувствами, хоть отдаленно напоминающие человеческие. Безусловно, он вовсе не стал внезапно любить людей и даже не встал на путь альтруизма, однако он полюбил запах свежезаваренного кофе, его успокаивали звуки скрипки и расслабляли стихи классиков. Работа перестала тюремными цепями сковывать героя, поскольку у него появились субботние прогулки в парке и утреннее посещение кондитерской на первом этаже того самого здания, где он работал. Угрюмый офисный работник и солнечная, испускающая из себя свет и радость, работница кондитерской — пару дней назад для их встречи необходимо было чудо, схождение всех планет в один ряд, приближение Луны на пару миллиметров к Земле и прочие суеверия, а сейчас им достаточно пересечься взглядами и задержаться на друг друге больше, чем пара секунд. Разве не прогресс?       За редактированием текста писатель совершенно не заметил, как в мастерской появилась его новая знакомая, а благодаря ее бесшумной походке и способностью долгое время молчать, не выдавая своего присутствия, он мог бы не заметить ее появление еще долгое время. Однако Кошку выдавал ее аромат — стоило ей появиться, как в воздухе начинали витать насыщенные ароматы мяты и легкие приглушенные ароматы других цветов. Стоя за спиной мужчины, обладательница мерцающих глаз пробежалась по доступному ей тексту и улыбнулась, отходя к своему излюбленному месту, а именно — к подоконнику, заранее захватив с собой клетчатый махровый плед и накидывая его себе на плечи.       — Помнишь, я рассказывала тебе о владелице цветочного магазина и пекаре? — подала голос девушка, облокачиваясь о стену и вытягивая ноги на подоконнике, с наслаждением вдыхая полной грудью свежесть и прохладу ночи. Мужчина перестал печатать, поворачиваясь к девушке и впервые показывая свое намерение стать ее слушателем, отчего Кошка лишь улыбнулась чуть шире, бросив мимолетный взгляд на Сказочника. За мужчиной на столе виднелся стакан с цветами, которые оставила ему гостья. — Сегодня они впервые заговорили. Забавно вышло, честно говоря. Неловкое стечение обстоятельств обернулось удачей для двух родственных душ. Ребенок одного из покупателей цветов случайно толкнул вазу, а пекарь успел ее поймать до того, как у той появились возможности разбиться вдребезги. Обычно именно под этой вазой мужчина оставлял свои гостинцы, а в момент такого героического — я не шучу, действительно героического, по крайней мере, для того мальчика – ты бы видел, сколько восхищения было в глазах у того ребенка, что стал виновником всей этой ситуации — поступка мужчина особо не думал, куда спрятать коробку с выпечкой, а потому девушка обратила на него внимание и не упустила из виду данную деталь. Думаю, она просто не верит в совпадения. Так вот, она поблагодарила его за предотвращение крушения ее трудов — букет в той вазе был великолепен — и предложила в знак благодарности выпить где-нибудь чашку кофе. Разве не умница? — с теплотой в голосе поинтересовалась Кошка, спрыгнув со своего удобного места и, оставив плед, направилась на кухню, вероятно, заваривать свой ароматный чай. Писатель в тишине смотрел в окно, пока девушка занималась выполнением еще одной недавно зародившейся традиции в уютной мастерской: слушать и рассказывать истории, наслаждаясь вкусом чая или грея о теплую кружку холодные пальцы.       Писатель не успел заскучать, поскольку Кошка справилась со своим заданием весьма быстро и успешно, возвращаясь, как обычно, с двумя кружками чая, одну из них отдавая в руки мужчине (тоже впервые, обычно приходилось ставить рядом с его ноутбуком на стол).       — Благодарю, — кратко кивнул Сказочник, смотря в зеркальную поверхность горячего напитка. Кошка на миг остановилась, чуть повернув голову вбок, туда, где сидел мужчина, но никак не отреагировала на сказанное, лишь шире улыбаясь и возвращая себе привычные эмоции. Сев на подоконник и вновь накидывая на себя плед, девушка продолжила:       — Они проговорили целых полтора часа, хотя высказать благодарность можно было бы и за пару минут. Но они даже не вспомнили об этом происшествии, обсуждали книги, фильмы, угадывали причудливые формы облаков и придумывали забавные биографии совершенно незнакомым им людям. И за все полтора часа с их лиц не сходила улыбка — это было так чудесно. Они были счастливы. И они полностью опровергали твою теорию о том, что людям не свойственно подобное чувство.       — Он сказал, что является ей братом? — не обратив внимания на последние слова гостьи, спросил мужчина, делая первый глоток ароматного чая.       — Нет. Пока нет.       — Я отрицаю любовь мужчины к женщине, а не кровную привязанность. Если они и были счастливы, то это лишь краткий миг по сравнению со всей жизнью. Более того, на протяжении всей их беседы пекарь наверняка хотел рассказать девушке об их кровной связи, вот только не смог решиться, так что говорить об их счастье чересчур поспешно. Один из них создавал ее видимость, — вновь поворачиваясь боком к девушке, произнес писатель, отставляя от себя кружку и потирая переносицу, начиная просматривать результаты своей работы за день.       — Для писателя у тебя примитивное восприятие любви. Такое одностороннее. Помимо любви мужчины к женщине и наоборот, существует любовь к родителям, сестрам и братьям, детям, даже к домашним животным. И порою эта привязанность намного сильнее, чем может показаться со стороны, потому как при их потере не каждый находит в себе силы идти дальше. Раны этих несчастных бедняг столь глубоки, что они не способны с ними справиться. А за горем следует обида, страх и отвержение всех, кому они дороги. «Как хорошо было бы, если бы не было никаких эмоций и чувств, как хорошо было бы, если бы я не чувствовал этой боли», – такие мысли посещают этих людей? Людей, которые обладают невероятной способностью сильно привязываться к любому живому существу, находящемуся рядом. Такие люди не заводят второй раз домашнего питомца, потому как потеря первого все еще колет где-то в груди, в том самом месте, где находится сердце. Но стоит из их жизни уйти дорогим людям, особенно, когда этих «дорогих людей» забирает Смерть, и они увядают, подобно лишенным ухода цветам. Собственноручно уничтожают свою жизнь, отталкивая от себя всех, потому что не хотят еще раз испытывать раздирающую грудную клетку боль, от которой хочется кричать. Воздвигают высокие стены, пересечь которые невозможно, и умирают в них сами, сначала морально, а после и физически, потому как их желание жить, а не существовать, и непереносимость одиночества слишком велики. — атмосфера в мастерской стала тяжелой и практически материальной, хоть сейчас бери и черпай ее ложками. Однако было бы невероятно неблагодарно со стороны Кошки по отношению к гостеприимным стенам оставлять все, как есть или, что было бы переходом всех мыслимых и немыслимых границ, усугублять эту самую атмосферу. — Таких героев ты создаешь, Сказочник? Или может стоит наделить их качествами, которые жаждут увидеть читатели хотя бы в книгах? Все люди однажды сталкиваются с тяжелыми препятствиями, похожими на ураганы или бури, но главное ведь не просто преодолеть трудности, важно реабилитироваться после них и жить дальше. Нельзя открыть двери в будущее, не закрыв их в прошлое. Привычка тянуть за собой все чувства, навязанные прошлым, подобно якорю удерживает тебя на месте. Все, что происходит, — уроки, и относиться к ним следует так же, — завершив свою речь, ночная жительница, как она говорила, «приветливых стен», замолчала и более ничего не говорила, просидев до утра, смотря вдаль и плавно водя кончиками пальцев по кружке, вероятно, думая о чем-то своем.       Писатель тоже не решился что-либо сказать, несколько минут после монолога обладательницы венка из одуванчиков и гипсофил смотря в монитор ноутбука и погружаясь глубоко в себя, в пучину неприятных и болезненных воспоминаний, вспышками возникающих перед глазами. На мгновение показалось, что ему нечем дышать, а в глазах потемнело, однако это быстро прошло, и, никак не показав своего состояния, мужчина вновь стал печатать, отчего по мастерской разносились тихие и мерные щелчки клавиш ноутбука и отдаленное гудение пробуждающегося города.

* * *

      Ливень, непроглядной стеной застилавший все вокруг, в один миг делал любого случайного прохожего, решившего прогуляться в такую погоду, насквозь промокшим. Однако писатель не чувствовал холода капель на своей коже, неприятно липнущей к телу одежды или пронизывающего ветра, он только знал, что должен все это чувствовать, но не мог. Он стоял посреди улицы, а вокруг были аккуратные деревянные домики. Впереди виднелись васильки на белоснежных оконных рамах, искусно сделанных из дерева, справа от мужчины был такой же домик, выкрашенный в нежно-голубой цвет. Собственно, куда бы ни пал взор стороннего наблюдателя, везде виднелись выкрашенные в нежные цвета обычные деревенские дома с резными рамами и причудливыми узорами на стенах, белые деревянные заборы с вечно открытыми калитками и гнезда аистов на крышах. Но внимание мужчины привлекли вовсе не дома (он достаточно часто проводил здесь время в детстве, чтобы привыкнуть к яркой деревушке, где жила его бабушка). Сказочник обратил внимание на двух ребят, стоящих под проливным дождем и смотрящих вверх, не ветви яблони. Стоило мужчине подойти к ним ближе, как он смог расслышать детский спор двух ребят:       — Мы же не можем его здесь бросить! Он замерзнет, — с жаром отстаивал свою позицию мальчик лет десяти, нахмурившись и переминаясь с ноги на ногу, вероятно, в футболке и бриджах в такую погоду было весьма прохладно. К темноволосому мальчику прижималась маленькая русая девочка лет шести или семи и мотала головой, явно отказываясь отпускать своего друга или брата.       — Тут так холодно. Бабушка будет волноваться, — со слезами на глазах ответила девочка, утыкаясь носом в грудь мальчика и продолжая крепко обнимать его, не давая тому отойти от нее ни на шаг.       — Кем мы будем, если оставим его в беде? Мы ведь обещали родителям быть храбрыми, правда? Помнишь, что говорила бабушка? Обещания надо выполнять, — попытался успокоить русую девочку мальчик, сделав попытку отстранить ее от себя.       Наблюдая за детьми, мужчина поднял взгляд в сторону, куда смотрел ребенок, и увидел на ветви яблони дрожащего и промокшего белого котенка.       — А если ты упадешь?       — Не упаду. Ты же мне веришь? – с ободряющей улыбкой спросил мальчишка, смахивая с лица прилипшие пряди растрепанных волос и делая еще одну попытку отстранить от себя девочку, на этот раз успешно. Малышка согласно кивнула и обняла себя за плечи, пытаясь унять слезы и дрожь, продолжая стоять под дождем. Черноволосый мальчик, бросив взгляд на котенка, направился к дереву и решительно стал забираться на него, изредка царапаясь о тонкие сучки и веточки, но не сдаваясь. Наконец достигнув цели, то есть ветви, на котором сидел пушистый комочек, ребенок бросил мимолетный взгляд вниз и вцепился в ветку крепче, переводя дух и возвращая себе решительный настрой. Сколько бы мальчик ни звал к себе котенка, тот наотрез не желал идти навстречу и продолжал сидеть там же, где и сидел, поэтому, глубоко вздохнув и выдохнув, мальчишка полез дальше, все ближе подбираясь к животному. И стоило ему приблизиться к котенку на расстояние вытянутой руки, как он сразу же схватил его за шкирку, прижимая к себе одной рукой, вот только котенок впился коготками в нее и, вырвавшись, быстро залез мальчугану на шею, удерживая себя на нем с помощью когтей, отчего тот от неожиданности ойкнул и соскользнул с дерева, теперь не полностью сидя на ветке, а держась за нее руками. Девочка испуганно прижала ладошки ко рту и заплакала сильнее, дрожа и совершенно не зная, что делать, а мальчик, смотря на нее и слушая тихий писк такого же испуганного маленького существа, вцепившегося в него, не мог позволить себе оплошать, чувствуя ответственность за этих двоих. Сказочник, наблюдая за попытками детей помочь животному, подбежал к ним, собираясь спросить, где же живет бабушка этих ребят и кого позвать, чтобы им помочь, но он не смог прикоснуться к девочке — его рука прошла сквозь малышку, отчего писатель непонимающе нахмурился, в глазах резко потемнело и дышать вновь стало немного сложнее.       Он вспомнил.       Это он сейчас висел на дереве, с беззаботной улыбкой для девочки пытаясь придумать, как же не сорваться вниз и аккуратно спуститься, что было в разы сложнее в такую погоду и с таким грузом ответственности на плечах. В тот холодный день лета он все же смог осторожно спуститься на землю, ничего себе не сломав, разве что руки и ноги были в мелких царапинах от веточек, а на шее уже постарались острые коготки котенка, который, ко всему прочему, оказался девочкой. Тогда он провалялся с простудой целую неделю, не вылезая из постели, а рядом спал белобрысый комок шерсти, которого бабушка решила оставить. Все же она не смогла выгнать на улицу котенка после стольких стараний внука, к тому же у него [котенка] были такие необыкновенные глаза, порою в темноте поблескивающие алым. Кошка выросла настоящей красавицей и была невероятно умной, она всегда внимательно слушала все, что рассказывал ей в детстве писатель, тихо и размеренно мурча, — это всегда успокаивало его. Но родители не забрали кошку, оставив ее у бабушки, а через пару лет она начала чахнуть, из игривых и умных глаз исчез озорной огонек, и она целыми днями спала, а когда писатель в следующий раз приехал, кошка просидела с ним весь вечер, пока он не уснул, словно прощаясь, и на утро ее нигде не нашли.       Она ушла.       Говорят, когда коты чувствуют подступающую смерть, они всегда уходят. Все же они тоже имеют гордость и не обрекают тех, кто за ними столько ухаживал, на наблюдение за их окончательным увяданием.       Когда писатель понял, что Одуванчик (такое имя кошке дала бабушка, еще не зная, что это девочка; после имя уже не стали менять, поскольку оно быстро прижилось) больше не вернется, он впервые горько плакал, не считая эти слезы слабостью. Но время прошло, и постепенно это затерялось в бесконечных закромах памяти...       Но почему же оно всплыло сейчас?       «Такие люди не заводят второй раз домашнего питомца, потому как потеря первого все еще колет где-то в груди, в том самом месте, где находится сердце».       Писателю вспомнились слова его гостьи, что в определенной мере описывало его жизнь. Он так и не решился завести себе еще одного домашнего питомца ни в университете, ни тогда, когда вышел на работу, а позже все это было так глубоко похоронено внутри, что подобные мысли больше не приходили на ум.       — Невероятно, как детские воспоминания со временем становятся шагом навстречу моральным травмам. Ты был смелым, с добрым сердцем, безудержным стремлением к приключениям и готовностью на настоящие детские подвиги, но то маленькое существо, которое ты спас, — ты слишком к нему привязался, оказавшись совершенно не готовым к мысли, что однажды вам придется попрощаться. Это первый раз, когда ты был разбит и опустошен, а детство внезапно оказалось мчащейся мимо тебя стрелой, улетающей вдаль. Но это лишь первый шаг на пути к той жизни, в которую ты себя заточил, Сказочник, — в голове раздался размеренный голос Кошки, а перед глазами стояла ее спокойная улыбка и необыкновенные глаза, которые особо подчеркивал все время сползающий венок из цветов. Но мужчина был уверен, что сейчас он один, рядом с ним никого не было, так откуда эти образы его ночной посетительницы?       — Вспоминай. Твое время не бесконечно, — вновь прозвучал ставший чуть более строгим, чем обычно, голос девушки, а в глазах вновь потемнело.       ... Роскошные ветви величавого дуба, укрывающего своими мохнатыми "лапами" от солнца одну единственную лавку в одном прекрасном парке, теперь предстали перед мужчиной. Он, совсем молодой и еще жизнерадостный, сидел на лавке, читая что-то на листе бумаги, явно бывшем сложенным несколько раз, и, вероятно, пытался произнести все написанное аккуратным почерком наизусть, но стоило в его поле зрения появиться молодой, рыжеволосой девушке, как парень судорожно свернул лист и быстро положил его в карман, улыбаясь и вставая с места, чувствуя себя невероятно счастливым человеком на Земле.       — Привет. Не ожидала, что ты позовешь меня в парк так рано утром, но, раз дело невероятно важное и требует моего скорейшего вмешательства, то я не могла отказать. — с задорной улыбкой поздоровалась девушка, заразительно рассмеявшись и откинув за спину длинные волосы, смотря на молодого Сказочника пронзительными серыми глазами, иногда казавшимися изумрудными.       — Рад, что ты согласилась прийти. Знаю, это так неожиданно, но некоторые события должны происходить только ранним утром, — с виноватой и смущенной улыбкой ответил парень, а мужчина, наблюдавший за разворачивающимися событиями, устало сел на скамью, стеклянными глазами уставившись в землю.       

Он знал, что будет дальше.

      — Помнишь, совсем недавно ты показывала мне наброски своей дипломной работы? «Романтика на воздушных шариках». Ты еще говорила, что увлеклась девятнадцатым и двадцатым веками, с интересом изучая их доказательства любви? Серенады, подвиги, попытки залезть на балкон к прекрасным дамам и прочее? Так вот, конечно, петь я совершенно не умею, и, признаться, к тебе на балкон все же не залезу, но я готов писать тебе письма, каждый день совершенно новые, всю твою жизнь и запускать их в небеса на шариках рядом с твоим домом, если ты откажешься их ловить, — на лице молодого писателя появился легкий румянец, после чего он резко побледнел и, набрав полную грудь воздуха, быстро произнес, — Давай напишем нашу собственную историю и... Ты проведешь со мной всю свою жизнь, полную романтики и чудес? Подаришь ли свое сердце мне на бережное хранение?       Мужчине не требовалось смотреть на пару, чтобы знать, что они испытывали. Он взволнован, она удивлена, но оба, без всяких сомнений, счастливы. И Сказочнику уж точно не стоило прислушиваться к продолжению этой беседы, чтобы услышать тихое “да”. В то утро он надел на ее палец шуточное кольцо из цветов, и они вместе еще долго гуляли, представляя будущую жизнь, совместные книги с его текстом и ее иллюстрациями, исполнение самых сокровенных желаний и мечты — куда же без них?       Но, увы, этому не суждено было случиться. В день свадьбы ее, подобную яркому солнцу, собьет машина. Она пролежит в коме пару дней, и все эти дни писатель просидит у нее в палате, сжимая в своих ладонях ее и мысленно умоляя ее очнуться, представляя, как она вот сейчас откроет глаза, озарит его своей улыбкой и скажет, что все в порядке. Но его солнце погасло и больше не освещало своими лучами его жизнь. В тот день он не проронил ни единой слезы, впрочем, таким свойством обладают лишь живые люди, а он — он превратился в живого мертвеца...       Сказочник не отрывал взгляда от земли, в конце концов и вовсе закрывая глаза, но страшные картины продолжали мелькать перед его взором, словно потертые фотокарточки. Руки дрожали, а сердце в груди, казалось, перестало биться.       Эти воспоминания... Это было жестоко.       — Тот, кто опровергает любовь, когда-то сам был безумно влюблен. Но его сердце разбили, и сделала это самая холодная и серьезная дама во Вселенной — Смерть. А ты стал отнимать право на эти чувства у своих героев, с самого начала наделяя их разбитыми сердцами, вот что на самом деле жестоко. Впрочем, это ведь был не предел, правда? — тихий голос продолжал звучать в измученном за последние мгновения, показавшиеся вечностью, сознании. — Смотри, Сказочник. Это цена твоей жизни, — по щекам прошлись нежные лепестки одуванчика, отчего мужчина вздрогнул, открывая глаза, и, увидев упавший в его ладони цветок, погрузился еще глубже внутрь себя, в его привычную квартиру, где прозвучал его последний разговор с младшей сестрой.       ... — Прекрати! Столько времени прошло, ты не можешь убиваться вечно. Порою в жизни такое случается, но нельзя же из-за этого себя так старательно уничтожать. У тебя есть близкие, которые беспокоятся за тебя. Я понимаю, тебе больно...       — Больно? Что ты вообще можешь понять? Ты каждый день просыпаешься с человеком, которого любишь. Ты чувствуешь его объятия, видишь его улыбку, можешь услышать его голос, а у меня ничего, слышишь, ничего из этого нет, — тихим, хриплым голосом начал писатель из прошлого, приближаясь к русоволосой миниатюрной девушке со стойким характером. — Что ты можешь знать о боли? Я просыпаюсь с чувством, словно не ложился ни на миг, я вижу ее в каждом цветке в цветочных лавках, которые она так любила, я живу с ненавистью к тому тюремному сроку, отпущенному мне временем, и ты говоришь, что знаешь, что я чувствую? — приблизившись вплотную к сестре, мужчина отдал ей в руки коробку и развернулся к ней спиной. — Забери ее фотографии и работы, и больше не приходи сюда. Я хочу забыть все, что связано с ее образом. Я хочу забыть все, — опустошенно завершил писатель.       Русая девушка сжала тонкую коробку в руках и резко развернулась, направившись к двери, остановилась она лишь у самого выхода.       — У тебя произошло ужасное горе, тебе сейчас безумно плохо, и ты не понимаешь, как жить дальше, но знаешь... — начала девушка, чувствуя, как глаза начинают слезиться, — ... это не дает тебе никакого права делать больно твоим близким. И это никогда не станет тебе оправданием. Но если ты хочешь закрыть перед своей семьей все двери — я не стану тебе мешать. Живи, как знаешь...       С той беседы они больше не виделись, впрочем, вряд ли Сказочник смог бы сказать, сколько уже лет прошло с того дня.       — Так ярко горел все свое детство и так быстро потух. Впрочем, вам, людям, свойственно разрушать свою жизнь из-за серьезных потрясений, но расшатывать жизни своих близких и после так легко скрывать эти воспоминания, пряча все оставшиеся фотографии под толстым слоем пыли и существуя во мраке — это неправильно. И тебе дали второй шанс, почему же ты так не хочешь им воспользоваться, Сказочник? Почему ты так настойчиво наказываешь себя за ошибки, которые не совершал? Впрочем, выбор останется за тобой. Завершить свою историю или начать ее заново — выбор всегда за писателем. Так ответь наконец себе на вопрос — ты хочешь жить? Ради Одуванчика, любимой девушки и своей семьи, а не вопреки им?       Выбор за тобой…       Утро было на удивление пасмурным, хоть это и была середина весны. Небо затянуло тучами, скрывая за неприступными небесными стенами солнце и лазурные высоты небес. Однако это совершенно не портило настроение молодой женщине, что с печальной улыбкой рассматривала фотографии в старом альбоме, но долго так предаваться прошлому она не могла, поскольку сегодня был важный день, богатый на всевозможные события. Во-первых, она впервые решилась открыть выставку скульптур, собрав группу из талантливых скульпторов и организовав их работу, арендовав помещение, пригласив фотографов и редакторов ведущих журналов, посвященных искусству. В данной выставке она и сама приняла участие, однако ее скульптура там лишь одна, и выполнена она не на том профессиональном уровне, как остальные — за данное ремесло темноволосая женщина последний раз садилась еще в студенческие годы. Во-вторых, у ее дочери сегодня был заключительный этап на одной из конференций, посвященной техническим наукам, — девочка пошла в отца и интересовалась физикой, кибернетикой и моделированием, не упуская возможность хотя бы попробовать осуществить детскую мечту, а именно, полететь, подобно птице, используя настоящие крылья. Хоть девочка и говорила о том, что сейчас такое открытие ничего полезного человечеству не принесет, поскольку минусов в таком перелете намного больше, чем плюсов, но ничего поделать с собой не могла — мечта все же, а потому в свободное время подробно изучала аэродинамику и прочие сопутствующие ей темы. А в-третьих, сегодня был тот самый день, когда один близкий ей человек, пусть и не по крови, погиб, и женщина собиралась отнести на кладбище цветы — белые ранункулюсы (погибшая их очень любила). Впрочем, в этот же день, ровно через год она потеряла еще одного близкого ей человека — брата, который так и не смог оправиться после смерти любимой и отверг ее и свою семью. В тот день она и сама вспылила и решила оставить брата в покое, но со временем пришло осознание того, что неправильно так поступать с семьей, и женщина направилась в знакомую квартиру, но ей никто не открыл. Ни через пару дней, ни через неделю, ни через еще пару месяцев, а соседи сказали, что ее брат больше не появлялся в квартире. Погружаться далее в депрессивные воспоминания женщина не стала, стоило ее взгляду упасть на аккуратную самодельную рамку и фотографию ее семьи — любимого мужа и дочери, и вся тоска мгновенно исчезла.       Это правильно.        Она не любила грусть, и, наверняка, не хотела бы, чтобы о Ней вспоминали с печалью.       Солнечный человек.       Женщина аккуратно достала из дальнего ящика стола нежную акварельную иллюстрацию, где она была изображена с братом и маленьким белоснежным котенком — женщина не помнила его, поскольку была совсем маленькая, а вот брат рассказывал о детстве Ей многое, и этот котенок Ей так запомнился, что Она изобразила его на рисунке с причудливым венком из одуванчиков, из-под которого выглядывают острые ушки, и невероятно пронзительными глазами, отчего порою казалось, что картина оживает. Здесь, на этой иллюстрации, они казались такими веселыми и счастливыми... Как жаль, что хватает одного мига, чтобы погасить для кого-то солнце.       Для одного человека света больше не было.        Вернув рисунок обратно в ящик, женщина решила заняться своей работой, через пару минут выходя из дома и говоря с кем-то по телефону, выясняя наличие необходимой документации и график работы некоторых учреждений. До своего офиса женщина доехала весьма быстро, потратив на дорогу всего минут двадцать от силы. Она никогда не оставляла машину на парковке здания, в котором работала, предпочитая еще несколько минут пройтись пешком, в этот день женщина поступила так же. На дорогу она практически не смотрела, отвечая на сообщения, успевшие прийти ей на почту за утро, все же в век IT технологий работа не прекращается даже тогда, когда ты дома. Именно поэтому она не заметила, как за ней с самой стоянки следовала девушка. Только у дверей в здание они поравнялись:       — Добрый день. Мне необходимо с вами поговорить, — с улыбкой начала светловолосая девушка, обращая на себя внимание и закрывая собой дальнейший путь, отчего женщина остановилась и, убрав телефон в карман сумочки, кивнула головой чуть вбок, предлагая отойти немного дальше и не препятствовать движению людей.       — Прошу прощения, мы с вами знакомы? Кто вы? — немного нахмурившись, спросила женщина, мельком кидая взгляд на наручные часы.       — Возможно, когда-то в далеком прошлом мы были знакомы. Косвенно. Впрочем, я к вам совершенно по иному вопросу: мне необходимо отдать вам письмо. Прочтите его перед работой, для вас это наверняка важно, — спокойно ответила девушка, отдавая письмо.       — Вы не представились... — начала было женщина, принимая письмо, на котором была больничная печать, но она не успела завершить фразу до того, как зазвонил телефон, и опустила взгляд вниз, пробормотав извинения и доставая телефон с целью ответить на звонок. Когда женщина вновь подняла взгляд, рядом девушки уже не было, как, впрочем, и в поле зрения, отчего женщина недоуменно обернулась, вскользь осматривая прохожих, и направилась в офис, по дороге разговаривая по телефону и раскрывая письмо. Стоило начать читать его содержимое, как голос, доносившийся из трубки, перестал иметь какое-либо значение. Руки мелко задрожали, а на глаза стали наворачиваться слезы, которые женщина старательно пыталась скрыть.       — Прошу прощения, я вам позже перезвоню, — быстро проговорила она и сбросила звонок, резко разворачиваясь и ускоренным шагом направляясь к машине. Выставка для нее однозначно отменялась, хотя сейчас это совершенно не волновало ее. По пути женщина отправила пару сообщений сотрудникам с мелкими поручениями и написала, чтобы выставку открывали, не дожидаясь ее присутствия, поскольку у нее никак не получится приехать.

* * *

       Писатель встал с постели днем, собираясь сразу сесть за работу. Ему оставалось совсем немного, а потому хотелось скорее завершить, с чувством выполненного долга поставить точку в конце бесчисленного множества предложений, а потом, через пару лет, перечитать это произведение, только уже в печатном варианте, ощущая кончиками пальцев гладкие страницы книги. Однако вряд ли Сказочник действительно бы так сделал, если учесть, что за последние годы он охладел к своему роду деятельности, и через пару лет такими глупостями он вряд ли станет заниматься. Но написание книги явно откладывалось, поскольку на все том же подоконнике сидела Кошка, устало облокотившись о стену спиной и немного запрокинув голову. Глаза ее были закрыты, а привычный для ее образа венок сейчас лежал рядом с ней.       Мужчина удивился ее столь раннему появлению, ведь днем его частая гостья никогда не появлялась, а сейчас она предстала перед ним совершенно в ином виде.       — Доброе утро, Сказочник. Я бы с радостью навестила тебя ближе к ночи, но время сейчас не на твоей стороне. Как бы мне ни нравились наши беседы и эта чудная мастерская, но сегодня состоится наш последний разговор, — начала девушка, открывая глаза и поворачиваясь к мужчине, пронизывая его темным взглядом карих глаз. Писатель лишь молча облокотился плечом на стену, более не скрывая свое внимание к Кошке и собираясь ее выслушать. За последние дни он много думал насчет всего происходящего и пришел к выводу, что их беседы медленно возвращали его, прежнего, из того веселого детства, в печальное настоящее. Словно ему подали трос в глубокий колодец, который он сам вырыл себе, и постепенно поднимали его, но писатель еще не пришел полностью в себя, по этой причине мужчина совершенно не понимал намерений его гостьи.       Девушка видела немые вопросы в глазах писателя, отчего на ее губах расцвела улыбка. Он не был равнодушен к происходящему, а потому у нее появился шанс, которым было бы глупо не воспользоваться.       — Не желая становиться одним из тех типов рассказчиков, которые ставят в конце многоточие, давая слушателям самим придумать понравившийся конец, сначала я завершу историю. Про одного пекаря и владелицу цветочного магазина. Почему он так долго не пытался начать общение с владелицей цветочной лавки? Почему оставлял анонимные гостинцы, отклоняя любую возможность разговоров? И почему всегда ставил купленные цветы на окно, выходящее на эту сторону, хоть девушка никогда не поднимала взгляд и не смотрела в чужие окна? — Кошка спрыгнула с подоконника и взяла в руки венок, медленно начиная расплетать его. — Он винил себя, и это чувство уничтожало его. В тот день, когда их родители погибли, произошел серьезный конфликт, отчего он поссорился с родителями и те отправились на важную встречу в состоянии, в котором следовало бы оставаться дома. Водитель не справился с управлением и... Смерть. Он был достаточно большим мальчиком, чтобы помнить, а маленькая девочка вследствие психологической травмы просто стерла эти воспоминания, отчего для нее стала существовать только одна семья, та, что удочерила ее. Но вместе с воспоминаниями о родителях стерлись воспоминания и о брате. Пекарь достаточно быстро понял это, а когда догадался, перед ним встал выбор — рассказать ей правду и обрести семью, разрушив хрупкий мир его сестры, или промолчать, постаравшись жить с радостью от того, что у девушки есть искренняя убежденность в наличии полноценной семьи. Но если с сомнениями можно было бороться, пока они были не знакомы, то одно, всего одно незначительное событие изменило ход его мыслей. Помнишь маленького неуклюжего мальчика? Он подарил пекарю время на общение с близким человеком, и тогда хрупкие сомнения обратились в настоящий конфликт внутри мужчины. Решится ли он сказать правду, не пытаясь больше поддерживать приятную для его сестры ложь? Время покажет. Впрочем, это не столь интересно, как цветы. Ты никогда не замечал, что ваши окна практически на одном уровне? Не думал, почему его сестре так нравятся ранункулюсы и определенно именно белые? Ты каждый день смотрел в окно и не замечал, как твое подсознание рисует для тебя воспоминания практически в каждом жителе этого города. Ты никогда не спрашивал себя, почему за стеклом твоих окон всегда конец весны? Почему город не беспокоят снежные вьюги, не омрачают проливные дожди, а листья не меняют свою окраску, когда им это положено? Следует отдать тебе должное — ты создал непревзойденную ловушку, в которую с удовольствием погрузился с головой. Так искусно переплести свои страхи с мечтами — прекрасная работа с твоей стороны, возможно, даже лучшая. И все с одной лишь целью — забыть. Здесь, в этом городе, ты позволил себе прожить такую жизнь, как мечтал когда-то: счастливую, с любовью и романтикой, со сладкими совместными пробуждениями по утрам с улыбкой на устах и, конечно, шариками в небесах. Тот старик — он был твоим идеалом, которым ты мечтал стать когда-то. Ты говорил, что ненавидишь цветочные лавки, но в этом городе они есть всюду, на каждой улице, и на их витринах всегда стоят букеты ранункулюсов. Память о Ней, да? Впрочем, откуда тебе знать, ведь за все эти года добровольного заточения ты ни разу не вышел на улицу. Поэтому вскоре практически напротив твоих окон появляется тот, кто каждые несколько дней выставляет новые букеты этих цветов. Наваждение, которое ты создал, искренне, насколько это возможно для города, пыталось тебе угодить, но ты не наслаждался этим, ведь так? Ты даже не смотрел на них, занимаясь своими сказками и книгами, которые с каждым новым днем все лучше отражали твое состояние и приближали тебя к беспамятному концу, потому что ты начал забывать себя. Но, как я уже говорила, времени у тебя не осталось, и сегодня тебе придется сделать окончательный выбор, Сказочник. Но для этого необходимо вспомнить еще кое-что. Что произошло после ссоры с одним очень близким тебе человеком? Ты ведь любил свою сестру не меньше, чем Ее, и ты понимал, что твои слова оттолкнут ее на некоторое время. Время, достаточное, чтобы исчезнуть из ее жизни. Дело ведь не только в том, что ты не желал вновь испытывать боль утраты, дело в том, что ты не хотел быть для нее якорем, ведь, видя твое состояние, она тоже грустила и уделяла тебе больше времени, чем собственной семье.       В ушах зазвенело, отчего писатель нахмурился и немного повернул голову вбок, к двери, со скрытым удивлением замечая свою сестру и себя. «... Живи, как знаешь...» — произнесла женщина и, сдерживая слезы, ушла. Еще пару минут мужчина стоял спиной ко двери, после чего медленно подошел к столу и достал из нижнего ящика фотографию, где он, его сестра и Она счастливо улыбались в объектив. И даже это давалось писателю тяжело, хотелось кричать, не сдерживая голос, и сжигать все то, что они успели сделать вместе, но мужчина просто стоял и смотрел на фотографию и не решался ее уничтожить. Его жизнь превратилась в глубокое озеро (отрицать было бесполезно), он тонул, постепенно приближаясь ко дну. И делал это добровольно.       Это было правильно! Так считал Сказочник, стараясь убедить в этом хотя бы себя, но выходило с трудом. Он знал, как его слова ранят родного ему человека, но также осознавал, что не способен будет прийти в себя столь быстро, даже ради семьи его сестры, а значит, лучше им больше не видеться. Его горе не должно привести к упадку ее семейную жизнь, не должно ставить женщину перед выбором, потому как выбирать между братом и любимым человеком — задача колоссальная, и лучше бы этот выбор никогда никому не выпадал. Однако даже после нескольких часов подобных размышлений писатель не убедил себя и решил принести свои извинения. Он бы с большей радостью сделал это по телефону, но тот был в той самой коробке с фотографиями, которую забрала женщина. Потому, с трудом собравшись и переступив порог квартиры, Сказочник направился к сестре. Было уже темно, мужчина совершенно не следил за дорогой, впрочем, ему было все равно, что произойдет в следующий момент жизни, потому он не обратил внимания, когда вышел на дорогу, а после был лишь яркий свет в глаза и спасительное забвение — темнота полностью окутала его, забирая в свои глубины его сознание...       — Ирония судьбы. Ты не смог оправиться за год, и ровно через двенадцать месяцев ты становишься виновником аварии, вследствие которой сейчас умираешь сам. Твое угасающее сознание поселило тебя в город, где была вся твоя жизнь, но ты никогда не выходил наружу, сидя здесь и продолжая создавать свои сказки. Ты предпочел снять с себя ответственность за поступки, забыв их, но это ведь не отменило их наличие. Твоя сестра приходила к тебе множество раз через разные промежутки времени, желая вновь с тобой встретиться. Она приходила каждый год на кладбище к Ней, оставляя на Ее могиле цветы, надеясь хоть раз увидеть тебя или подтверждение того, что ты там был. Каждый раз ее надежды рушились, но она ни разу не позволила себе опустить руки и предаться унынию, потому что у нее были те, за кого она была ответственна, — Кошка медленно приближалась к писателю, продолжая расплетать венок и ронять одуванчики на пол. — И пока ты, Сказочник, уничтожаешь свою жизнь здесь, твоя сестра направляется в больницу, где тебя собираются отключить от аппарата жизнедеятельности. Сегодня у ее дочери важное выступление, а она непременно просидит рядом с твоей кроватью весь день, роняя слезы на больничные простыни, не решаясь подписать бумаги. Четыре года она не получала ни единой весточки о том, где ты, а теперь она даже не может тебе ничего сказать. Впрочем, сейчас она разделяет с тобой ту невыносимую боль, что раздирала тебя на части, только ей хуже — эта потеря только предстоит, и подписать твой приговор она должна своей рукой.       Гостья его мастерской подошла к писателю достаточно близко и протянула ему последний одуванчик, впервые печально улыбаясь:       — Когда-то ты протянул мне руку помощи, и, когда я не приняла ее, все равно спас мою жизнь, подарив мне прекрасные несколько лет заботы и тепла. Не повторяй моих ошибок и прими руку помощи. (Мужчина машинально взял цветок в руки, непонимающе поднимая глаза на девушку, которая протягивала ему ладонь и терпеливо ожидала его действий). У тебя есть семья, так не отнимай у них время, которое они могут провести с тобой. Ты не вправе решать за них, что правильно в их жизни, а что нет. Не лишай себя счастья, которого заслуживаешь, Она не хотела бы этого, как и я.       Писатель аккуратно отложил цветок и принял ладонь девушки, не понимая, зачем все это. Кошка, ощутив прикосновение мужчины, крепко сжала его ладонь, чуть потянув на себя.       — Возвращайся, Сказочник. Тебе больше не место в этом городе, — проговорила девушка, закрывая другой ладонью его глаза.       А дальше — темнота.

* * *

      —... Вы делаете все правильно. На протяжении четырех лет ваш брат не подавал никаких признаков восстановления.       Женщина практически не слушала врача, смотря на документы об отключении аппарата жизнедеятельности и пытаясь решиться поставить на нем свою подпись. Выходило с трудом.       В кабинет постучались, и через пару секунд в него вошла медсестра, явно взволнованная и напряженная.       — Больной из 8 палаты… он открыл глаза.       Врач удивленно взглянул на медсестру; женщина больше не смогла сдержать слез, на этот раз от счастья, благодаря высшие силы за то, что они услышали ее мольбы. Вскоре врач и сестра писателя были в палате — он проверял основные рефлексы тела, она сидела рядом и сжимала его ладонь.        Наконец все было правильно.       Утром Сказочник обнаружит на прикроватной тумбочке аккуратный конверт с рукописью его книги, которую он писал в городе, никогда не существовавшем на Земле, и один одуванчик.       А на подоконнике в пустующей теперь мастерской сидела белоснежная кошка, глядя вдаль чарующих своим рассветом небес.

Теперь это ее город. Ее вечная весна.

Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.