И сошла с ума Маргарита вслед за Мастером
Баста
Так, как познакомились они, знакомились только в третьесортных романах. Подруга, вписка на крыше у чьих-то богатых родителей, содержимое его бокала на её платье. Отсюда открывался абсолютно крышесносный вид на Патриаршие. Обустроенная для вечеринок — вопреки, кажется, технике безопасности — но кому какое дело? Она подошла к нему, уже влюблённая, ещё не знающая об этом, очарованная изгибом плеч и цветом волос, осмелевшая от глотка запретного прежде алкоголя, сдавшая первую сессию на отлично. — Вам нравится этот вечер? — Нет. Здесь было лучше, когда Бегемот пускал меня сюда репетировать. — Вы не любите людей? — Отчего же? Люблю. Но не в таких количествах. Он не лгал ей тогда, но гораздо больше людей он любил свой саксофон. Он появился перед ней внезапно — и поразил в самое сердце. Так всегда поражают красивые шалопаи неживших толком мечтательниц, пока те не обрастут должной долей цинизма. В семнадцать лет у Маргариты её ещё не было, в семнадцать лет Маргарита оказалась в гипнотическом плену Мастера — его музыки. Мастер. Его звали так, потому что под его пальцами саксофон почти что дышал. Нотные листы порхали под тонкими пальцами, когда он не держал кофе в изысканном крафтовом стаканчике. Маргарита приносила ещё и ещё, когда очередной бессонной ночью он перечёркивал и сминал ноты, выписывая — и находя — идеальную формулу. Ей никогда не могло прийти в голову, что однажды она будет стоять на крыше девятнадцатиэтажки и кричать от восторга. Ей было семнадцать, она была несчастной — до встречи с ним. Её любили, но ей была не нужна эта любовь, никак не могшая разбудить в ней то, что дремало, заложенное обещаниями, льющимися с постеров и из наушников. Слетевшая с катушек от своего счастья Маргарита. Он позволял ей слушать, как он играет. Он позволял ей идти за ним. Она знала, что он вылетел из университета, он говорил об этом со смешливым пренебрежением абсолютно уверенного в важности своего дела человека, она благоговейно вздыхала — это звучало как нечто, полностью ломающее парадигму существования, так тщательно уложенную в её голову родителями. Мастер рассеянно гладил её по голове, засыпая. Она трепетала и бережно рассматривала нотную рукопись, вспоминая, как касаются её звуки, воспроизводимые его дыханием. Родители ждали от неё красного диплома, как когда-то ждали — и дождались — красного аттестата. Не видать им. Маргарите плевать. Маргарита танцует на крыше, у Маргариты по рукам скользят солнечные лучи. Мастер играет. В её волосах уснула свобода. Маргарита бросает университет и перепоступает туда, куда хотела. Она не знала, что хочет туда. Она боялась хотеть. Мастер целует её пальцы, помогает донести огромную стопку учебников и удаляется на кухне. Вступительные через две недели. У неё всё получится. Мастер целует её губы и дописывает последние аккорды своего первого альбома. Чтобы ему не мешать, она задерживается в университете, когда становится слишком холодно для репетиций на крыше. Он слишком боится мешать ей, чтобы репетировать рядом, когда ей вставать с утра. На кухне две чашки и самый дешёвый чай — им двоим всё равно. Маргарита нарезает салат и убеждает его послать запись игры продюсеру. Им приходит отказ. Рекомендация отучиться в консерватории. — Вы действительно талантливы, но Вы — самоучка. Получите диплом и обзаведитесь знакомствами. Мастер качает головой и уходит. Мастер молчит. Маргарита перебирает его волосы, на ковре тепло, салат из брокколи на столе, деньги с его подработки — и крафтовый кофе оттуда же — на карточке. С её подработки им достаются списанные книги с повреждёнными обложками. Она упрямо качает головой и приказывает ему не сдаваться. Он целует её, они опускаются на пол, золотистый бок саксофона наблюдает с кресла. Она сидит в зрительном зале и плачет от захватившего дух восторга. Его первый концерт встречают аплодисментами. Она хлопает стоя. Хлопает так, словно вовсе не слышала композицию сотни тысяч раз. Ближе к лету Маргарита танцует на крыше Патриарших, и губы Мастера, целующие сейчас саксофон, всё ещё согревают её губы. Маргарите двадцать четыре, Маргарита любит Мастера так, как может любить только семнадцатилетняя, пораженная в самое сердце.