Любить и быть любимым...

Уилл ненавидел алкоголь. Любой. Пиво в банках, бутылках, этикетки которых кричали о том, что в данном продукте алкоголя всего ничего, вино, которое называют всего лишь перебродившим соком, коньяк, водку, все ненавидел! А сейчас, мелкими глотками опустошая свою первую в жизни бутылку коньяка, Уилл уже ненавидел себя… Его отец сам Аполлон - известный музыкант. Да, у Аполлона было огромное количество поклонниц, любовниц. Было много и детей, чаще всего таких же смуглых и золотоволосых, как и их папаша-кобель. Мама же - когда-то яркая Мэри Солас, талантливая художница, поэтесса… Этим она Аполлона и привлекла, он даже спел пару песен, стихами для которых стали стихи Мэри. Их «любовь» была недолгой, всего пару месяцев, и оставила она юной художнице только приятные воспоминания, разбитое сердце, и беременность. Нежеланную, ненавистную. Когда Уилл все же родился, Мэри пыталась сдать его в детдом, но ей отказали. «Смотрите, какой у вас красивый мальчик. Поверьте, вот пройдет пара недель, и вы поймете, какое это счастье.» Мэри всегда была…немного безвольной. И все эти уговоры, увещевания, да и разговор с родителями подействовали. И она решила оставить своего ребенка, на голове которого с рождения был мягкий золотистый пушок. Но даже спустя семь лет Мэри Солас так и не нашла любви к сыну. Он для нее был обузой, ублюдком, из-за которого от нее ушел единственный любимый человек. Она уже и забыла, что Аполлон ушел раньше, и лишь через неделю девушка узнала о беременности… Уилл был ошибкой. Если раньше она как-то старалась сдерживаться, то после седьмого дня рождения Уилла, когда явился Аполлон и даже не глянул на свою бывшую девушку, лишь всучил ей чек, а Уиллу красную машинку. Она у парня так и стоит, вон там, на верхней полке, как символ того, что жизнь не справедлива. После того дня рождения Мэри запила. Ее выгнали с работы, она едва находила деньги на выпивку. Уилл часто не ел. Обычно, приходя со школы, мальчик заставал свою мать мертвецки пьяной, где-нибудь на полу. Он выносил на помойку бутылки, тушил окурки, если находил чего-нибудь - готовил обед, если нет, то что ж… Бабушке с дедушкой было плевать на внука и дочь. Они заявлялись раза два в год, ругали, почему-то Уилла, за бардак и поведение матери, дарили безвкусные подарки и снова уезжали. Так продолжалось довольно долго. Три года. А потом была ссора. Нервы ребенка не выдержали, и он накричал на мать, когда она была еще не совсем неадекватной. Придя со школы, он нашел ее в ванне. Со вскрытыми венами. Уже мертвую. Долгие разбирательства: куда отправить Уилла, к дедушке с бабушкой или детдом. Остановились на первом варианте. Самого Уилла не спросили. А ему, честно говоря, было плевать. Он думал, что это из-за него умерла мама, пусть она была ужасной, но мальчик все равно ее очень любил… и сейчас он едва ли сам не умирал от сильного грызущего чувства вины. В доме деда с бабушкой было немногим лучше. Да, Уилл был обут, одет, накормлен, но он все еще не чувствовал любви по отношению к себе, не мог любить в ответ. А он был по натуре очень открытым, добрым ребенком, и поэтому всю эту неистраченную любовь он изливал на друзей, которых как-то всегда было много, на бездомных животных, которых он всегда подкармливал, выхаживал, спасал. Но взять к себе не мог, Эллен и Оливер не разрешали ему этого, как и называть их «бабушка» и «дедушка». Дальше был выпускной класс, Уилл, всегда учившийся прекрасно несмотря ни на что, немного подрабатывал, репетиторствуя у одноклассников и будущих выпускников. Экзамены сдал на отлично, и в день выдачи аттестатов тут же собрал вещи и уехал в другой город. Там он с легкостью поступил в медицинский институт, снял квартиру, нашел работу. Было трудно, но это же он, он привык к трудностям. Но такое ощущение, что сама Судьба ненавидела Соласа. Через год его уволили, а квартирная хозяйка выгнала из дома. Поэтому в тот знаменательный зимний вечер Уилл и оказался на скамейке в парке. Замерший, усталый. И как-то он не сразу заметил летевшую на него огромную черную собаку, которая чуть не свалив скамейку и Уилла вместе с ней, начала вылизывать замерзшее лицо Соласа. -Миссис О’Лирри! Фу! Нельзя! – Собака виновато посмотрела на блондина и подошла к своему хозяину, села у его ног и заскулила. Хозяин же, парень примерно одних лет с Уиллом, темноволосый, белокожий, с черными, бархатными глазами, подошел к парню и, виновато улыбаясь, начал извиняться. – Чувак, извини, Миссис О’Лирри просто очень всех любит. Я ее по вечерам из-за этого и выгуливаю. И вот, она увидела тебя. -Да ладно, не извиняйся. Я люблю собак. – Губы едва шевелились из-за холода. -Кстати, что это ты в парке, в такое время и в такой мороз? – Собака все же запрыгнула на скамейку и положила огромную голову на колени блондина. -Уволили с работы, квартирная хозяйка из дома выгнала. Короче я не знаю, что делать. –Темноволосый задумчиво прищурился, а потом едва улыбнулся. -Можешь у меня перекантоваться. Обещаю прекрасный диван, теплый душ и чай. –Уилл улыбнулся и кивнул. – Кстати, меня зовут Нико ди Анжело. -Уилл Солас -Приятно познакомиться. – Он подошел к собаке, стащил ее со скамейки, чуть ли не уронив Уилла, прицепил к ошейнику поводок и протянул узкую бледную ладонь новому знакомому, Уилл принял его помощь, удивляясь, какая холодная у Нико рука. Так началась новая лента его жизни. Нико жил в доме, принадлежащем ему, но как он говорил, этот дом – попытка отца откупиться от родственных встреч и появления на похоронах старшей сестры Нико. Уилл сначала действительно проживал на диване, а потом стал снимать у Нико комнату, ну как снимать, он отдавал ему деньги, но эти деньги ди Анжело тратил на всякие вкусняшки к фильму, которые ели оба парня, на разные штуки, которые обычно делились поровну. У Уилла впервые появился такой друг, которого можно назвать Лучшим. Эти дружеские чувства к Нико начали превращаться в нечто…иное. Во что-то сильное, неправильное, запретное… А потом была глупая ссора, окровавленные губы, которые до боли хотелось поцеловать, секс с едва знакомым парнем, вина и боль, боль, боль. Именно тогда Уилл впервые глотнул столь ненавистный ранее алкоголь… До этого дня все было отлично, а потом…а потом Уилл влюбился. В Нико. Солас прятал эти чувства как можно глубже в себе, с каждым днем все больше и больше злясь, и раздражаясь. На себя ли, на Нико ли, на мир ли…это вылилось в то, что Уилл больше не был веселым, милым, терпеливым парнем. И когда Нико шутя поругал его за позднее возвращение, Уилл начал кричать, обвинять ди Анжело, а это переросло в драку. Коньяк щипал разбитые губы, костяшки горели, ребра ныли. Пить оказалось ужасно, алкоголь жег горло…но чем больше его было, тем меньше тянуло куски разбитого сердца. Уилл начал немного понимать мать…но лишь немного. Раздался стук в дверь. Уилл на время решил перекантоваться у старого друга, который уехал в отпуск с девушкой. И Солас подумал, что стук либо почудился, либо кто-то ошибся. Но он повторился, стал более громким, раздражающим. Встать оказалось неожиданно сложно, пол был каким то мягким, шатающимся, стены убегали из под рук. Но Солас дошел до двери, открыл ее и чуть не выронил бутылку. За дверью стоял Нико. Как всегда, похожий на вороненка, худой, в черной одежде и черными подглазниками, его глаза, как глаза загнанного зверя, блестели, из-под длинной, черной челки. Ярким пятном выделялись разбитые, но подживающие губы и синяк на щеке. Его хотелось поцеловать и ударить одновременно. А Нико схватил Уилла за воротник, притянул его к себе и впился губами в его губы. Теперь Уилл снова терпеть не может алкоголь, со стыдом вспоминает тот день, когда напился, как свинья. Но теперь у него есть тот, на кого можно излить всю нежность, всю любовь, которая годами копилась в его сердце. Он любит и его любят в ответ.       Пройдут дни, месяцы, года, но Уилл и Нико так и не смогут насытиться друг другом, а где-то там, в другом мире, в другой вселенной, такие же синие глаза смотрят в такие же черные и возле них клубится тень со вплетенными в нее лучами света.