The Ghost Of You

      Мирон очухался в больничной палате с противным холодным светом. Он не впервые открыл глаза в таком месте, поэтому понять, где он находится, не составило труда. Кроме него там не было ни души, что странно: обычно в больницах палаты переполнены, и каждая койка поставлена на очередь. В комнате было очень зябко, а он все еще был босой.       Он поторопился встать с непривычно высокой больничной кровати. В голову резко ударило адскими воспоминаниями. Перед глазами снова возник образ окровавленного тела, лежащего на перекрёстке, плачущей Сони и санитаров. Где-то внутри вновь запершило, обдавая неприятной дрожью. Видимо, это оказалось всего лишь дурным сном. Думать об этом не было ни малейшего желания, поэтому Фёдоров, откидывая эти мысли, направился к двери, такой же белой, как и всё находящееся в палате. Только он потянулся к ручке, как дверь сама открылась, и в палату забежала молоденькая медсестра. Она сразу начала копошиться в шкафу, который стоял слева от двери, его Мирон даже не заметил. — Извините, в какой я больнице? — Он натянуто улыбался, пытаясь выглядеть максимально вежливым. — Я могу поговорить с доктором или, хотя бы, забрать свою обувь?       Девушка демонстративно игнорировала, даже ни разу не взглянув на него. — Ладно... Тогда, я узнаю сам? — На это тоже ответа не последовало.       Мужчина вышел из палаты, оглядываясь по сторонам и пытаясь сообразить, куда идти дальше. Наконец, он обнаружил вахту медсестры в конце длиннющего коридора. — Здравствуйте, девушка, — обращается он к уже не такой молоденькой медсестре, которая сидит и пьет чай, разгадывая какой-то кроссворд для домохозяек. — Не подскажете, где я могу забрать одежду?       Опять молчание, которое начинает выводить из себя. — Обувь хотя бы? — Он вопросительно наклонил голову к ней, но она все также не реагировала. — Ну ладно, — процедил Мирон сквозь зубы, направляясь к лестнице. Внизу он даже не норовит привлечь чье-то внимание: захотят, сами увидят, что больной сам по себе разгуливает.       Он уже не изумляется отсутствию реакции и покидает здание больницы. На выходе его встречает огромная собака, – видимо, помесь с немецкой овчаркой, – которая, завидев Мирона, оскалилась. — Фу! Негодник какой, иди сюда! — Седой бородатый мужичок, с виду, лет шестидесяти, сидящий на скамеечке у входа, звал свою собаку. Та, послушно поскуливая, заковыляла, ложась хозяину под ноги. — Славный у Вас пёсик, — хмыкнул Федоров, и не дожидаясь ответа, поспешил обойти этих двоих. — Вы не бойтесь, она не кусается. Только изредка может поворчать на кого. — раздался мягкий голос старика за спиной. — А? — после пренебрежительного отношения в больнице, эта речь, обращенная к нему, казалась бальзамом. — Да нет, не боюсь. Я не ожидал... — Что тебе кто-то ответит? — Старик приятно улыбался, — Здесь персонал такой.. никому не отвечают. — Понятно, — Растерянно ляпнул мужчина, зачем-то задавая вопрос,— А, Вы тут лежите..? — Да выписался недавно. — новый знакомый посмеялся в усы, поглаживая собаку. — Ты хочешь еще что-нибудь спросить? — Нет, — Мирон чувствовал себя совсем глупым мальчиком, нежели мужчиной. — Спасибо. — Да за что... — Вздыхая пролепетал старичок себе под нос.       Он вроде сказал еще что-то, но это Федоров уже не расслышал, второпях направляясь к людной улице.       Он шел, почти не обращая внимания на происходящее вокруг, взамен никто не обращал внимания на него.       Пока он продумывал, как оказался в больнице, на уме вертелась трезвая мысль вернуться в бар. Но тут же её перебивала и другая, что ребят там может просто не быть. Времени пройти могло сколько угодно.       Мужчина по привычке коснулся кармана, но телефона там не обнаружил. Вероятнее всего, он забыл его в больнице. Возвращаться туда было абсурдом, учитывая то, что ему не выдали даже личные вещи. Тем более, что он прошёл огромное расстояние, даже этого не заметив. Да и просить позвонить у прохожих желания не было. Дорога расширялась, выводя Мирона к знакомому проспекту.       К остановке, перед которой оказался Фёдоров, подъезжал автобус со знакомым номером. Кажется, именно на нём он ехал в прошлые выходные, когда Ваня не смог подвезти его до оксишопа. Мужчина рванул вперёд, в надежде успеть до закрытия дверей. Добежал он быстро, на удивление самому себе, без одышки от такой резкой пробежки.       Автобус был почти пустой, пассажиров можно было пересчитать по пальцам. Оставалось проехать ещё одну остановку до нужного места, как в дверях оказался контроллёр. «Блять, сейчас штраф влепит», — пронеслось в голове у Федорова. Но толстый, на вид не очень приятный мужик, на удивление, прошел мимо. Хотя, почему на удивление? — У вас не пополнен проездной. Полагаю, штраф? — Мужик склонился над недовольной бабкой, и, казалось, сейчас лопнет.       Автобус остановился, и Мирон выскочил из него на одном вздохе. Мысль о том, что он мог быть на месте той бабки, не оставляла его ни на секунду, пока он не добрёл до нужного места. Двери были непривычно открыты, но мужчина обратил на это не особое внимание и вошел.       Рудбой стоял посреди комнаты, со скрещенными руками на груди, наблюдая за тем, как Муродшоева пересчитывает деньги. Мирон кашлянул, в попытке перетянуть внимание на себя, но Ваня только вздохнул, а Женя заправила слегка растрёпанные волосы за ухо. — Я пойду в машину. — Рудбой направился к выходу и, не взглянув на Федорова, уже было скрылся за дверью, но его остановил голос Жени. — Я уже все. Поехали. Мирон стоял с виноватым взглядом. — Ну простите, что я тогда ушёл. — Мирон хотел подойти к Ване, но тот прошел мимо и вышел за дверь. За ним последовала и Женя. — Ну ребята! — Он крикнул вдогонку, но его опять проигнорировали.       «Меня слишком долго не было. Видимо, они сильно обиделись», — мысли заставили остаться в помещении ещё на полминуты, но после Фёдоров вышел на улицу.       Женя села на переднее сидение Ваниной машины, а сам он перекладывал какие-то сумки с задних сидений в багажник. — Вань, вы куда? — Спросил Федоров, но Рудбой только громко выдохнул. — Я с вами поеду, ладно? — Мирон не раздумывая сел в машину, дверь которой Ваня тут же очень громко закрыл, так, что Мирон вздрогнул. Автомобиль тронулся.       Мужчину как-то непонятно знобило, будто у него поднялась температура. Он очень хотел начать разговор, объяснить все друзьям, и, возможно, закончить день весело и пьяно. Но они всю дорогу ехали молча.       Мирон пытался вспомнить очертания того вечера, но пока в голову лезли догадки, как он попал в больничную палату, пока машина не остановилась около знакомой кирпичной стены.       Ваня вышел из машины, открыл дверь Жене, а потом и ту, возле которой сидел Мирон. И снова полез за сумками. Федоров вышел, и все-таки попытался начать разговор. — Ваня, я не знал что так будет, — его голос, кажется, задрожал. Евстигнеев отвернулся, всем видом показывая что даже слушать это не хочет, и направился ко входу бар. — Вань! — Мирон ускорил шаг, внутри что-то пульсировало, и даже перед глазами начало темнеть. — Мне сон приснился ужасный, а потом я в больнице проснулся, а там медсестра молчала, мне даже обувь не отдали!       Они вошли. Внутри было светло, повсюду виднелись знакомые лица. Все находящиеся здесь были одеты официально и как-то непривычно для бара. Даже на Ване была черная рубашка, которую Мирон заметил не сразу. — Вань, чего все так вырядились? Что за праздник?       Когда все заметили Рудбоя, в баре стало очень тихо, так, как никогда раньше не бывало. Федоров, незаметно для себя, стал учащённо дышать. Молчание, кажется, давило на него сильнее любого камня, вызывая ноту далёкого испуга. Люди расступались, пропуская Ваню вперед, а Мирон шел рядом, неотрывно смотря в его лицо, дожидаясь ответа.       Остановился Рудбой возле девушки в велюровом черном платье. Ванина рука потянулась к ее плечу, и девушка тут же обернулась. Заплаканные глаза, сплетенные волосы. Федоров сразу же узнает в ней Соню. Она молча делает шаг вперед, бросаясь обнимать Ваню.       Недоумевая, Мирон глазами находит Женю, которая уже пробилась через толпу и ставила в вазу красные гвоздики. Подняв взгляд, он замечает красиво оформленную рамку, с которой, прищурившись, на него смотрит собственный портрет, аккуратно перевязанный черной лентой.