against the wishes

Когда Маринетт было пять, она впервые услышала о таком понятии, как «родственная душа». Тогда для нее значило не больше, чем всякая другая романтичная мелочь, которую показывают в маминых сериалах. Она совсем не понимала, что это значит и как должно проявляться, но свойственное ребенку любопытство не давало покоя, и маленькая девочка искала ответы, попутно разрисовывая своих барби и выводя им различные метки, наподобие той, что были у мамы. Когда Маринетт исполнилось одиннадцать, она начала смотреть на мир совсем по-другому. Все вокруг становилось более понятней и закономерней; казалось, что мир рос и развивался вместе с маленькой девочкой, которая смотрела на него широко распахнутыми от восторга голубыми глазами. Тогда она впервые серьезно поговорила с родителями о том, что ее может ждать в будущем, и о том, как надо правильно уметь на это реагировать. После этого Маринетт, смотря на соулмейтов, видела не только красивые и разноцветные метки, но и ту особенную, нежную связь, которая их навеки скрепляла. В двенадцать будущая героиня Парижа и немного застенчивая дочь пекаря пришла к выводу, что найти свою родственную душу среди такого количества людей будет необычайно трудно. Ведь она очень сильно боялась ошибиться в выборе, избрав не того, или — что еще хуже — вообще пропустив мимо. Маринетт не знала, когда и что именно ожидать от поиска своего соулмейта — и никто, увы, не мог ей в этом помочь. Ведь у каждого это происходит по-своему, необыкновенно и непередаваемо. А кто-то вообще проживает всю жизнь в одиночестве, так и не найдя или отказавшись от подарка судьбы. И Маринетт очень боялась оказаться в их числе. Боялась, что на ее теле никогда не появится и намека на счастливую жизнь: ни метки, ни имени, ни чего-либо еще, что поможет найти родственную душу. Незадолго до четырнадцатого дня рождения её жизнь изменилась очень сильно целых два раза. Во-первых, Маринетт нашла талисман удачи и теперь имела возможность разнообразить скучные будни в кондитерской, перевоплощаясь в костюм столь обожаемой многими Ледибаг и спасая Париж. Во-вторых, она впервые в своей жизни почувствовала какие-то нежные чувства, отдаленно похожие на любовь. Поначалу это была лишь небольшая заинтересованность и симпатия, возникшая после нечаянного касания возле школы под дождем. Но когда спустя девять долгих месяцев навязчивые мысли и глупая, но такая счастливая улыбка при одном только воспоминании об Адриане не прошли, она поняла, что все намного серьезнее. Маринетт была очень-очень влюблена и почти полностью уверена, что ее одноклассник является той самой родственной душой, о которой пишут в книгах и говорят все вокруг. Она знала и чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Ситуацию омрачало разве только то, что никаких признаков на ее теле не появилось; даже поведение самого Адриана почти не изменилось, оставаясь все таким же дружелюбным, но холодным. Маринетт же не хотела обращать на это внимания, считая, что время еще попросту не пришло, но скоро всё обязательно изменится. Все вокруг непременно поймут и удостоверятся в том, что это правда. Именно поэтому Маринетт тщательно отгоняла от себя всякие мысли о вечно раздражающим своим флиртом напарнике. Вполне возможно, что в другой жизни и при других обстоятельствах она бы вполне смогла ответить ему взаимностью, но сейчас это попросту невозможно. Ведь она принадлежит Адриану, ровно как и он принадлежит ей. По этой же причине девушка хмурилась и недолго обижалась на Алью, которая, решив испробовать свои художественные таланты, не придумала ничего лучше, чем использовать вместо бумаги тело своей лучшей подруги. Дюпен-Чен никогда не забудет, как долго потом отмывала запястье левой руки, на котором аккуратным почерком было выведено имя Кота Нуара — столь обожаемого героя Альи и единственное, что пришло ей в голову на тот момент. Маринетт хмурится и ворчит, до красноты и раздражения натирая мылом руку, ведь чернила прочно впитались в кожу и совсем не хотят оттираться. Вполне возможно, что это не произвело бы на нее такого впечатления и злости, напиши или нарисуй Алья что-нибудь другое. Собачку, деревце, домик — да что угодно, только не имя Нуара! С судьбой шутки очень плохи, а Маринетт — когда дела касаются чего-то столь важного — бывает порой слишком суеверной. Да и в конце-то концов, она тщательно следит за чистотой своей кожи, чтобы ни в коем случае не пропустить знака судьбы. Алья, замечая нервозность подруги, протягивает какое-то средство, по запаху напоминающее ацетон, а потом долго-долго смеется, качая головой. Ну конечно, ей-то чего переживать? Своего соулмейта она уже давно нашла в лице их общего друга и, кажется, вполне счастлива. Чего нельзя сказать о самой Маринетт, которой на днях — совсем скоро! — исполнится шестнадцать и на теле которой нет ни единого признака о приближении родственной души. Маринетт смотрит по сторонам и как будто впервые замечает, как много ее сверстников уже нашли послания судьбы и своих соулмейтов. Теперь разговоры в коридоре она слушает не с привычным восторгом и интересом, а скорее с какой-то злостью и совсем чуть-чуть — страхом. Даже ужасная Хлоя, ничуть не заслуживающая и не ценящая столь прекрасных подарков судьбы, недавно громко хвалилась о появившемся рисунке, а потом долго думала, что может значить эта татуировка в форме цветной палитры красок. Единственное, что приносит хоть немного покоя — понимание того, что у Адриана, по крайней мере, тоже нет никаких признаков. Ведь недавно ей удалось мельком подслушать его разговор с Нино, в ходе которого Агрест, смущенно улыбаясь, подтвердил, что ничего на данный момент не знает о своем соулмейте. Маринетт так пугало и интересовало отсутствие своей метки, что последующие недели она была сама не своя. И никакие разговоры с мамой или успокаивающие советы Альи не могли облегчить эту странную пустоту внутри и ощущение полного одиночества. Подобная заторможенность и погруженность в свои мысли очень скоро больно аукнулась в самый неподходящий момент. Маринетт не помнит, что в точности произошло, когда во время очередного сражения с акумой она отвлеклась. Перед глазами немного рябит, а в голове огромная черная дыра возникает всякий раз, как девушка пытается вспомнить, как же могла позволить этому произойти. Единственное, что она помнит — летящая в ее сторону стрела врага и последующий за ней крик напарника, который хотел предостеречь ее от опасности. Времени на то, чтобы увернуться, было немного, но даже им Ледибаг не воспользовалась, не замечая угрозу до последнего. Так что нечему удивляться тому, с какой невероятной скоростью к ней подбежал Нуар и оттолкнул, закрывая от стрелы и отлетая вместе с ней, упав на землю. Кот Нуар в который раз за последние годы готов был пожертвовать собой, чтобы спасти ей жизнь. Но Маринетт, как и всегда, не придала этому особого значения, запомнив лишь то, как именно он оттащил ее. Боль, которая пронзила все ее тело в тот момент, невозможно описать словами. Только потом Ледибаг поняла, что напарник схватил ее именно за то самое злосчастное запястье левой руки. То самое, которое разрисовала его именем Алья. Теперь даже почему-то некстати вспоминается, что Адриан, проходя мимо и увидев это, как-то загадочно улыбнулся, показав палец вверх. Это привело в восторг подругу, а саму Маринетт заставило сгорать от стыда, с ужасом думая, что Адриан мог понять все не так и воспринять это как тайное любовное послание. Однако теперь все это выглядит поблекшим и совершенно неважным на фоне того, как судьба решила посмеяться над мечтами героини Парижа. Ведь, придя домой и сняв трансформацию, Маринетт увидела, как на левом запястье наконец появилась метка от ее второй половинки. Становится смешно почти до истерики — столько лет мечтать увидеть там ставшее уже почти родным имя Адриана, а в итоге получить татуировку в виде кошачьей лапки. Судьба решила свести ее с человеком, которого она не любит и чьего имени даже не знает. Маринетт проглатывает соленые слезы вместе с рвущимся из горла воплем отчаяния, даже не слушая успокаивающих слов Тикки. Она чувствует себя обманутой, преданной и презренной. Она чувствует себя так гадко и отвратительно, что хочется вырезать эту метку вместе с кожей. Оттереть эту пакость от себя ровно так же, как оттерла две недели назад имя, написанное Альей. Хочется верить, что это глупый розыгрыш или сон, и совсем скоро, проснувшись утром, она увидит, что ее кожа по-прежнему девственно-чиста. Она проклинает чертову судьбу и выбирает отказаться от соулмейта, одновременно прощаясь с детскими мечтами о счастливой жизни и надеждами стать когда-нибудь мадам Агрест. Маринетт в тысячный раз просит прощения у Адриана, ведь чувствует себя самой настоящей предательницей. Расплывчатым от слез зрением Дюпен-Чен смотрит на свою метку и, судорожно вздыхая, думает о том, как от этого можно избавиться, совсем не подозревая, что сейчас, где-то на другом конце города, ровно так же на краю кровати сидит потрепанный после драки Кот Нуар, который недоуменно рассматривает левое запястье с татуировкой в форме божьей коровки. Когда он, наконец, понимает, что это значит, на губах расплывается счастливая улыбка, и Нуар в который раз приходит к выводу, что никакая боль от ранений не сравнится с тем чувством, когда он имеет возможность стать ближе к своей Леди.