Часть 1
8 января 2018 г. в 18:11
В жизни Арно прежде не было серых и унылых дней. Бывали разные, даже тяжелые и страшные, дни тревоги за близких, дни траура по погибшим, дни болезни матушки. Но никогда прежде череда дней не превращалась в непривычно однообразный печальный поток, где солнце послушно карабкается на горизонт, а после так же неспешно и предсказуемо убирается восвояси. Разумеется, между восходами и закатами случались разного рода занятия, вроде скучных лекций, унылых тренировок и пресных обедов, но их наличие лишь усиливало общую гнетущую атмосферу знаменитого Жеребячьего загона.
На исходе первого месяца «заключения» Арно был готов уже взвыть, а графиня Савиньяк не узнала бы в этом хмуром юноше своего неунывающего сына. С друзьями тоже как-то не ладилось. Паоло был неплох, однако гордый дурачок Окделл и две добродушные торкские гориллы мало походили на теплую компанию друзей, но иные были и того хуже. Альберто заносчив, а всякие пугливые Карлы даже в расчет не брались. Красавчик Эстебан и его компания были настолько классическими мерзавцами из популярных романов, что необходимость учтиво общаться с ними будила в романтической душе Арно смутное чувство гадливости и желание вызвать на дуэль всех разом или по очереди. Ну, а уж о дружбе с ледяным графом Васспардом не могло идти и речи. Было в нем что-то такое, что ставило крест на возникновении любых теплых чувств. Ах да, это высокомерие.
Иногда Арно выбирался ночью из своей каменной кельи, которую по глупости называли комнатой унара. Сделать это было довольно просто, если аккуратно спустить на козырек под окном плетеный стул и спрыгнуть сверху. Дальше можно было без лишнего шума спуститься по кованной решетке, а потом убедиться, что стула с земли совершенно не видно, как и распахнутого окна — таким удобным было расположение комнаты Арно.
Пару раз за ним увязывался Паоло, однако тому однажды не повезло, и его пропажа была обнаружена. Разумеется, хитрый Арамона не стал поднимать шума, и обошлось даже без наказания для предполагаемого родича Алвы, однако теперь каждую ночь в его комнату заглядывал слуга со свечой, в чьи обязанности входило засвидетельствовать наличие провинившегося под одеялом. С тех пор Арно вырывался в ночь один. Катершванцев звать с собой было абсолютно бессмысленно, эти простые ребята не поняли бы, зачем тратить время для сна на такие глупости, а Окделл был весьма сомнительной компанией для нарушения режима. Разумная половина Рафиано в юном Савиньяке напоминала, что мало чести в том, чтобы подставить товарища, который и без того на плохом счету, да еще и самому из-за этого огрести куда больше заслуженного.
Впрочем, в подобном одиночестве не было ничего угнетающего, напротив, оно напоминало свободу и разрывало повседневную сеть тренировок, лекций и обедов. Поместье Лаик было большим, просто огромным, и очень старым. От полузаброшенных часовен и полуразбитых дорожек веяло историей, и Арно чуть ли не задыхался от восторга, гуляя в отдалении от неуклюжего основного строения, по тем местам, которые остались нетронутыми со времен аббатства Святого Танкреда.
Очередная ночь выдалась удивительно светлой, луна ярко освещала каждое дерево запущенного парка и петляющую тропинку из пористого и некогда светлого камня. Тропинка эта вела к беседке из того же камня, находившейся аккурат в центре парка. Насколько Арно знал, такое вот место для уединения было непременным атрибутом любого старого аббатства, в них всякие там древние королевы предавались думам и откровенным разговорам с Создателем. Сам юноша не ощущал в себе подобной потребности, однако беседка тянула к себе будто магнитом, хотя на современный взгляд беседка была безумно тесной, несмотря на свою монументальность, а пористый камень местами покрылся темной плесенью от сырости и близости болот.
К глубочайшему разочарованию Арно, сегодня получить удовольствие от созерцания звездного неба сквозь прорехи в крыше беседки не было совершенно никакой возможности. Еще на подходе Арно заметил силуэт и чуть было не принял его за призрака, но тут же понял, что это лунный свет так причудливо отражается от белой куртки унара. Однокорытник сидел спиной, и все, что можно было сказать, что это точно не один из здоровяков-Катершванцев. Все остальные приметы скрывали неверный свет и безликая форменная одежда. Даже за цвет волос Арно не мог поручиться, поскольку они сияли, как и все, на что попадал лунный луч. В то же время, в мыслях юного виконта Сэ не возникло и сомнений, что это Паоло — кто еще мог выскользнуть ночью, да еще и разыскать его любимое место. Он уж было открыл рот, чтобы окликнуть друга, но тут унар повернул голову и лунный свет четко вычертил его профиль на фоне темной стены деревьев. Теперь даже с такого расстояния Арно узнал Придда.
Савиньяк тихо захлопнул рот и отступил за деревья. Разумеется, и речи быть не могло о том, чтобы продолжить путь и, как ни в чем не бывало, сесть рядом на холодный камень, отколов шутку о нарушении дисциплины и неминуемости наказания, как он собирался сделать, окажись на месте несносного Валентина Паоло. Однако, мысль о том, чтобы уйти прочь и вернуться в комнату или найти себе другое местечко в огромном Лаик, претила Арно, как любая мысль о бегстве претит любому Савиньяку. Оставалось искать компромисс.
Арно, придав своему лицу выражение умеренного удивления, что стоило ему недюжинных усилий, неспешно покинул свое укрытие и направился к беседке. Его присутствие недолго оставалось без внимания, и холодный голос, который Валентин даже не потрудился понизить, несмотря на общую тишину и факт секретности их нахождения за пределами комнат, разнесся по парку.
— Унар Арно, не ожидал Вас здесь увидеть, — Валентин не оставил официального тона даже вдали от глаз менторов и других унаров. — А еще более я не ожидал, что Вы решитесь выглянуть из кустов.
Арно вспыхнул и широким шагом преодолел последние метры до входа в беседку. Будь последние слова Валентина сказаны хотя бы с долей ехидства, виконту Сэ хватило бы ума превратить все в дружескую шутку, но эта ледяная констатация моментально заставила вспыхнуть желание надавать выскочке по надменному носу. Впрочем, хваленая хитрость Рафиано быстро сунула под нос достойный ответ и не дала опуститься до банального мордобоя.
— Я опасался Вам помешать, ведь лишь одному Создателю известно, с кем Вы уединились под покровом ночи, — Арно был так доволен ответом, намекающим на имперские наклонности собеседника, ведь женщин в Лаик не водилось, что даже не заметил, как в точности скопировал высокомерные интонации Придда.
— По всему выходит, что я уединился под покровом ночи с Вами, виконт, — граф Васспард хладнокровно столкнул Арно в собственноручно вырытую яму и удалился, оставляя последнее слово за собой. Савиньяк перебрал в голове десяток достойных ответов, но кричать их в спину собеседника было совершенно неуместно.
Удовольствие от прогулки было испорчено, так что Арно не провел в беседке и четверти часа. Привычным путем забравшись в комнату, он упал на жесткую кровать и почти до рассвета кусал губы от злости, прокручивая в голове все новые варианты развития событий, при которых он выходил победителем то из спора, то из драки с Приддом.
Больше Валентин в беседке не появлялся, а потом и сам Арно перестал. Не потому что не хотел, просто не мог. Суза-Муза-Лаперуза, благородный и голодный, поставил крест на любых ночных прогулках. Это было почти незаметно для честно соблюдающих дисциплину, а вот все нарушители сразу столкнулись с полной невозможностью дальнейших нарушений. Все комнаты и окна были заперты, а по коридорам и вдоль стен во дворах ползали неприметные серые слуги, сводя на нет любые попытки выбраться наружу. Тем не менее, Граф Медуза продолжал бесчинствовать.
А потом была ночь в старой галерее и скорый отъезд Паоло. Арно всегда казалось, что подобные события должны делить жизнь на «до» и «после», но этого не случилось. Видимо, это был просто не его переломный момент. Чуда не случилось и стены старого аббатства милее не стали, несмотря на подтверждение самых таинственных слухов, его окружавших. Даже наоборот, исчезновение единственного, кого язык поворачивался назвать приятелем, добавило в серую вереницу дней горсть обиды. Право, мог ведь хоть записку под дверь сунуть!
Вскоре легче все же стало. Минула зима, и унаров начали выпускать на волю. В первый же свободный день Арно, как примерный мальчик, явился в дом старшего старшего брата. Обнаружить его там не было совершенно никаких шансов, начальник королевской охраны не мог позволить себе отлучиться с поста лишь потому, что младшенький явился на побывку. Зато в оном доме внезапно обнаружился Эмиль, что не могло не радовать истосковавшегося по дому виконта Сэ. Эмиль был тщательно опрошен на предмет новостей и здоровья матушки, скупо ознакомлен с некоторыми событиями в Лаик (честно сказать, Арно совершенно не горел желанием делиться похождениями Сузы-Музы и страхами старой галереи) и заключен на прощание в крепкие братские объятия. После этого, дав обещание написать графине Савиньяк длинное и обстоятельное письмо, Арно наконец отправился на прогулку по столице, которую прежде видел лишь несколько раз — Арлетта не горела желанием отпускать своего младшего сына прежде, чем это станет необходимо.
Дом Лионеля находился в старой части города, построенной еще до Олларов, на одной из широких мощеных улиц. Очарованный кипящей городской жизнью, Арно, не долго думая, двинулся в глубину переулков, лавируя между торговками цветами, открытыми дверьми лавок и частыми прохожими. Через некоторое время людей вокруг стало значительно меньше, и юноша вышел к небольшому тенистому парку, в глубине которого совершенно точно журчал пока невидимый глазу фонтан. Решив, что это весьма неплохое место для небольшого отдыха, Арно свернул под сень деревьев и замер от удивления. На бортике фонтана, который так соблазнительно журчал в отдалении, сидел не кто иной, как Валентин Придд, уже переодетый в родовые цвета по последней столичной моде. Его лиловый дублет замечательно гармонировал с серым камнем фонтана и легкой зеленью молодой листвы, но тот факт, что он прекрасно дополняет пейзаж, совершенно не отменял того, что лучше бы Придд отсутствовал совершенно. Но он был, и холодные серые глаза уже смотрели на Арно, а потому уйти незамеченным не было никакой возможности.
Валентин снова открыл рот первым, будто продолжая давний разговор в беседке, ведь с тех пор они так и словом не обмолвились:
— У Вас входит в привычку пытаться скрасить мое одиночество, виконт.
Гнев вспыхнул так, словно кто-то бросил факел в лужу касеры, и так же быстро потух. Что-то в этом месте было настолько умиротворяющее, что Арно промолчал и лишь опустился на ближайшую скамью, рассматривая серое небо сквозь кружево листвы и наслаждаясь звенящим, словно хрустальным, журчанием струй фонтана. Боковым зрением он видел, что неудавшийся собеседник взглянул на него почти удивленно, а после отвернулся, созерцая что-то неведомое в глубине парка. Так они просидели почти до темноты и разошлись в разные стороны, как и были, незнакомцами, сумев не встретиться больше ни в городе, ни у ворот в Лаик.
Дни вновь потянулись, однако уже не так уныло. Вечерами унары играли в карты на неком подобии террасы, шутили, наконец-то знакомились в полной мере друг с другом. Отсутствовали на таких посиделках, как правило, лишь Ричард и Придд. Последнее Арно полностью устраивало, хотя он не мог не поймать себя на том, что регулярно вспоминает высокомерного однокорытника. Куда чаще, чем Альберто поминает при всех его трусость, а Эстебан начинает перемывать его косточки с самым ехидным видом.
«Наверное, дело в том, что я его ненавижу» — заключил наконец Арно и довольно быстро убедил себя в этом чувстве, испытывая даже при виде Валентина на занятиях и в столовой жгучее чувство и желание непременно дать неприятелю по морде. Такая определенность собственных эмоций радовала Арно неимоверно.
Суза-Муза сгинул уже давно, так что усилия слуг и Арамоны по охране режима плавно сошли на нет. Ничто не мешало Арно вновь покидать свою комнату, чем он и воспользовался. Теперь, когда унарам разрешили ходить по территории Лаик вечерами, все тропинки в парке были старательно протоптаны, а остаться наедине в беседке до захода солнца совершенно не представлялось возможным. Однако ночью она принадлежала Арно, и только ему. А потому нельзя и описать степень его возмущения, когда в его уютное убежище молча и бескомпромиссно вторглись, расстелив черно-белый унарский плащ на каменной скамье и усевшись сверху.
Савиньяк, уже некоторое время сидевший на перилах, свесив ноги наружу, гневно обернулся и набрал в легкие воздуха для тирады, но Валентин внезапно приложил палец к губам, прося молчать. От такой наглости Арно подавился словами и порывисто отвернулся прочь, не видя перед глазами ничего, кроме красной пелены гнева.
Прошел час. Ноги виконта Сэ затекли, но он не шевелился и больше не оборачивался. Его сосед тоже вел себя бесшумно, казалось, даже не дышал. Оттого внезапней было услышать его шаги за спиной и холодный голос.
— Вы хотите меня ударить, виконт, — он не спрашивал, констатировал факт. — Не отказывайте себе в этом маленьком удовольствии.
Арно вздрогнул и развернулся всем телом, спрыгивая с перил. Он не собирался бить Придда, хотя бы потому, что не хотел идти у него на поводу, однако на такое ответить нужно было достойно. Но предательски затекшие ноги подвели и подогнулись, отправляя своего незадачливого хозяина прямо в объятия инстинктивно подхватившего его Валентина. Если бы Арно озаботился и взглянул на его лицо, то был бы порядком шокирован гаммой удивления, отразившейся на безупречном и безэмоциональном лице наследника Приддов.
Однако у Арно были совершенно другие проблемы. Он рванулся из подхвативших его рук и, сжавшись, как от удара, отступил обратно к перилам в поисках точки опоры. Он был в ужасе и вместо того, чтобы разозлиться, ощущал лишь жгучий стыд, подступавший к горлу совсем уж неуместным комом. Если бы какие-нибудь древние силы сию же секунду вышвырнули Придда куда подальше, Арно бы, пожалуй, самым постыдным образом разрыдался от позора, но пока этого не случилось, приходилось держать лицо.
Попытка, однако, оказалась неудачной, поскольку в тот же миг Валентин шагнул к нему навстречу и прижался к дрожащим губам сухим и жестким поцелуем. Арно в тот же миг испытал прежний гнев, регулярно загоравшийся где-то внизу живота при виде чертова Придда, и наконец дал ему ход, совершенно неаристократично всаживая кулак в точеную скулу. Места для размаха было мало, удар вышел слабее, чем мог бы быть, однако Валентина все же отбросило в сторону. Арно показалось, что его лицо, несмотря на удар, все же выражает глубокое удовлетворение.
— Вы безумец, — звонко крикнул Арно и хотел было снова броситься в бой или прочь (он так и не успел понять), но на этот раз его схватили уверенней, прижимая к холодному камню и впиваясь в губы новым поцелуем. Кажется, граф Васспард действительно был безумен, но в его властной хватке Арно не смог бороться дальше, чувствуя как все тело ослабло под таким напором. Жгучее чувство внизу живота вдруг стало понятным и пугающим возбуждением, которое Придд тут же почувствовал, словно дикий зверь.
Все закончилось прежде, чем Арно смог представить себе продолжение и испугаться. Придд исчез, оставив дрожащего юношу на растерзание ледяному ветру, который меньше пяти минут назад был прохладным ветерком. Исчез и плащ, и всем, что напоминало о его недавнем присутствии, были горящие губы Арно и неоднозначно натянутые унарские черные штаны.
— Леворукий, — простонал Арно, прижимаясь лбом к влажной колонне. Произошедшее стоило немедленно забыть, выкинуть прочь из головы, но никак не удавалось. В довершение общей абсурдности происходящего, виконт Сэ вспомнил серые глаза, так ярко отражающие полную луну.
— Ты сошел с ума, приятель, — сказал он наконец и побрел прочь. Пора было возвращаться к себе.
Поспать в эту ночь так и не удалось. Как и в следующую, толком. Арно больше не выходил после отбоя, а днем Придд вел себя привычно высокомерно, будто и не было ничего. Однако ночью, приходя в смутных жарких видениях, он терзал Арно до самого рассвета с разной степенью откровенности происходящего. Прежде виконт Сэ не сталкивался ни с чем, в чем не мог спросить совета матушки или младшего старшего брата, но о таком он говорить был точно не готов.
Неспешно приближался Фабианов день, весна вошла в полную силу, и унарам уже было не до занятий. Все грезили свободными днями и убегали из Лаик прочь едва ли не на рассвете. Арно постепенно поддался общему безумию и почти забыл о ночи в беседке. Несколько раз он выбирался в один из столичных трактиров вместе с Альберто — выпить вина. Тут виконт Сэ показал себя почти знатоком. Оказалось, что на Марикьяре пили, в основном, только кэнналийское, которое было лучшим, но уж точно не единственным.
После одной из таких посиделок в столичном трактире Арно лежал на своей узкой и неудобной кровати и пялился в потолок. В голове шумело от выпитого, и все, на что хватало сил — дивиться, что Арамона не потрудился выйти к ужину, чтобы засвидетельствовать трезвость унаров. Они с Альберто были готовы к выговору и наказанию, но волей Создателя обошлось.
В двери заскребся ключ. Арно вздрогнул и старательно изобразил спящего. Ему пришло в голову, что теперь Арамона самостоятельно ходит по кельям и проверяет своих подопечных. Свина он не боялся, как и наказания, но самостоятельно класть голову на плаху не позволяла врожденная предусмотрительность, так что он закрыл глаза и усердно засопел, как когда-то пятилетний пытался обмануть матушку и избежать ее укоризненного взгляда и наставлений.
Будь виконт Сэ трезв, ему пришло бы в голову, что в коридоре не было слышно тяжелой поступи Арнольда Арамоны, а после того, как дверь открылась — его натужного дыхания. Единственными звуками были скрежет ключа, скрип двери, снова скрип, снова скрежет.
«Ушел!» — с облегчением подумал Арно и едва не заорал от ужаса, открыв глаза. На фоне темного окна еще темнее вырисовывался человеческий силуэт, а скудный лунный свет отражался в его глазах. В голову тут же ринулся ворох олларианских молитв и древних заговоров, что шептала вечерами нянька. Странное видение двинулось к кровати, и вблизи Арно увидел унарскую куртку и ледяные серые глаза.
— Что Вы?.. — «… себе позволяете» хотел сказать он, но не успел, потому что Придд наклонился и требовательно впился в губы поцелуем. Разум Арно позорно капитулировал под натиском врага, и он ответил, даже приподнимая голову навстречу. На этот раз Валентин не испарился, а, напротив, твердой рукой сдернул с Савиньяка одеяло. Ночная рубашка не могла скрыть заинтересованности того в происходящем, и Придд снова совершил невероятное — ухмыльнулся.
Арно не сопротивлялся и даже, кажется, не дышал. В глубине мутного сознания билась мысль, что это очередной сон, излишне реалистичный на этот раз. А граф Васспард времени зря не терял, избавляя себя от куртки, штанов и чулков, словно пловец перед тем, как броситься в воду. В конце концов на нем осталась только форменная унарская рубашка, и Валентин наклонился над телом своей замершей жертвы.
Арно примерно представлял, что может с ним случиться, однажды в библиотеке ему довелось наткнуться на крайне сомнительную книгу о причудах любви, но к тому, что неожиданно теплые руки бескомпромиссно задерут на нем ночную рубашку аж до груди, а сухие жесткие губы прижмутся к животу аккурат над пупком, он точно готов не был.
Придда, вопреки ожиданиям, нельзя было назвать ни терпеливым, ни осторожным. Град беспорядочных поцелуев сыпался везде, куда он мог дотянуться, а несчастный Арно пребывал где-то между небом и землей, в силах лишь стонать и содрогаться, когда губы, уже влажные и мягкие, забирались на внутреннюю сторону бедра или касались основания вставшего члена.
По коридору протопали шаги, не иначе, как Арамоны, и Валентин замер, тяжело дыша в чувствительное местечко между бедром и пахом. Арно и вовсе не заметил шагов, зато не мог не заметить того¸ что губы куда-то исчезли, зато появились руки, широко разводящие его ноги в стороны, и тяжесть чужого тела.
Следом вновь пришли и губы, новый поцелуй, глубокий и непрерывный, отвлек Арно от неприятного холодного вторжения. Виконту Сэ сейчас было не с руки оценивать благородство любовника, но Валентин явно старался о нем позаботиться, растягивая с помощью пальцев и ужасно холодного масла. Арно уж было начал приходить в себя, но тут пальцы задели внутри нечто такое, от чего все тело встряхнуло, а ноги непроизвольно сжались на чужой талии.
Дальше все было как в тумане. Пальцы незаметно, словно бы без перехода, сменились чем-то значительно крупнее. Было больно, но это была правильная боль, которая смешивалась с удовольствием настолько виртуозно, что Валентину приходилось прижимать узкую горячую ладонь ко рту Арно для того, чтобы тот не разбудил весь Лаик.
Арно казалось, что прошла целая вечность, полная наслаждения, перед тем, как мир взорвался на тысячу осколков, а Придд больше не смог удерживаться над ним на прямых руках и рухнул сверху, пачкая его бедра густой вязкой жидкостью.
Правда уже спустя один поцелуй в шею, Валентин стоял на ногах и поспешно одевался, бросая взгляды потемневших глаз на распростертое на кровати тело, зацелованное и в задранной до подбородка ночной рубашке.
Прикосновение холодного воздуха к горячему телу почти моментально привело Арно в себя и он вспыхнул, пытаясь прикрыться. Тело ныло от удовольствия, и руки не слушались, так что к моменту, когда он смог натянуть рубашку на бедра, Валентин уже подносил ключ к замочной скважине.
— Я тебя ненавижу, — сквозь зубы прошипел Арно, даже не пытаясь подняться с кровати.
— Запомни это чувство, — голос внезапно вовсе не походил на привычные ледяные интонации Валентина Придда. Арно даже вскинул голову, чтобы убедиться, что это сказал он, но в комнате уже никого не было, лишь ключ скребся с обратной стороны.
Голос был знакомый, но Арно был уверен, что никогда не видел его обладателя. И тут догадка сверкнула словно гром среди ясного неба. Суза-Муза! Это был он, подлец. Именно этот голос они слышали из камина в старой галерее. По всему выходит, что именно Придд был этим графом Медузой, шутником несчастным. И он подставил Окделла и струсил, когда все, кто имел совесть, вышли на его защиту.
Арно закусил губу и чуть не заплакал от ярости. Первым желанием было тут же, едва наступит рассвет, вызвать подлеца на дуэль и убить, чтобы никто и никогда не узнал случившегося ночью в этой узкой келье на жесткой кровати.
Но дуэль не состоялась ни сейчас, ни после Фабианова дня. А потом войны и смута стерли воспоминания о мерзавце, и уже герцоге, Придде, до едва уловимой неприязни при упоминании.
Когда Валентин остался в столице при новом короле, виконт Сэ почти обрадовался. Теперь он еще и предатель, и как только Ли или Эмиль войдут в столицу, его казнят в числе первых рядом с Тараканом. И едва не взвыл от разочарования, когда герцог Придд в звании полковника на своем чертовом сером линарце поступил в распоряжение генерала Ариго, окруженный славой спасителя Рокэ Алвы. А потом еще и это дурацкое прозвище — Зар-р-раза, которое произносили непременно восхищенно. Подумаешь, много чести по льдинам прыгать. И дуэль эта неудавшаяся, и красавчик Фельсенбург с его совсем не дружескими намеками. Война, смерть друзей далеко, смех друзей близко… Как он вновь оказался в постели Придда, не смог ответить бы даже сам Создатель. Но он лежал обнаженным на чужом меховом одеяле, пил чужое вино, смотрел в чужие серые глаза и ненавидел. И главное, это был уже далеко не первый раз.
— Ты снова сбегаешь? — звучал за спиной знакомый голос, принадлежащий вовсе не ледяному Валентину, а той его безумной и веселой части, что звалась Сузой-Музой, стоило Арно подняться и начать искать одежду. Это было вызовом, так что поиски одежды откладывались на неопределенное «утром», а гибкое юное тело снова бросалось в бой… ну, или во что-то очень на него похожее.
Тогда никто не верил, что время идет на дни…