Тёплое и горячее

– У меня руки замёрзли. – Щас, я уже докуриваю. – Пиздец замёрзли, я пальцев не чувствую. – Пиздуй тогда в вагон. – Не попиздую. – Тогда под куртку мне засунь. Блядь, руки – лёд! Под куртку, а не под кофту! – Так горячо, аж жжёт. Приятно. – Господи, что ж тебя так развезло… Андрей бросает на рельсы окурок, окидывает взглядом напоследок пустой тёмный перрон, и они возвращаются в поезд. Ночное освещение настолько бледное, что они чуть не вваливаются в чужое купе. Их «кузов» оказывается соседним. Там их дожидается допитая бутылка вина под столом и недопитая бутылка коньяка на столе. Пару раз промахнувшись мимо крючка, Слава всё-таки вешает куртку, садится и тут же заваливается на спину. Пытается потянуться, но даже спальные вагоны не рассчитаны на потягушки двухметровых тел. Андрей встаёт и прощупывает Славину куртку в области наружных и внутренних карманов. – Нет. – Чего нет? – Хотел фляжечку «Егеря» найти, а её нет. Как тебя с такого милипиздрического количества алкоголя так убрало? – Я стёклый, как слеза девственницы, Хан Замай. – Сам разуться сможешь? – М-м-м… нет. Со вздохом Андрей опускается на колени, расшнуровывает кроссовки и закидывает длиннющие ноги на сиденье. Слава сразу переворачивается на бок и подтягивает колени к себе. Постояв несколько секунд над телом, Андрей спрашивает: – Раздеться не хочешь? – Не, я ещё не согрелся. – В вагоне Ташкент. Запаришься. Ответа не следует. Слава только трёт стопы в носочках друг о друга и натягивает сильнее рукава толстовки. С верхней полки Андрей стаскивает постельный комплект. Слава богу, что в фирменных поездах простыни уже постелены, так что этот придурок не прислоняется сейчас щекой к месту, об которое до этого тёрлись жопами. Под лохматую голову мужчина подсовывает подушку, потом заворачивает одеяло в простынь и, как скатерть, накидывает сверху. Посмотрев по сторонам, допивает остатки коньяка, раздевается и укладывается сам, выключив бледно-зелёный свет. Казённый запах наволочки, перестук колёс, пролетающие в окне огоньки и родное посапывание с койко-места напротив вводят в блаженный транс. – Андрей. Андре-е-ей, – вырывает из сна настойчивый шёпот. – Чего? В купе и за окном всё так же темно, значит, поспать удалось недолго. – Мне чёт холодно до сих пор. – Блядь. Ты это, заболел, что ли? Давай я к проводнику схожу за термометром и таблетками какими-нибудь, а на станции я уже нормальные лекарства куплю. – Хорошо, – голос у Славы хрипловатый и просительный. – А можно погреться сначала? – Можно. Только разденься, а то у меня постель чистая. Раздаётся звук расстёгиваемой молнии, падающих комом вещей. Андрей придвигается к стенке, и в следующую секунду к нему под одеяло заныривает Слава. Андрей обнимает его, и тот прижимается, уткнувшись пылающим лбом ему в плечо. – Теплее? – Угу. Неопределённое количество времени они лежат в тишине. Андрей поглаживает кончиками пальцев горячую кожу и дышит смесью табака и фруктового шампуня со Славиных волос. А потом чувствует на своей ключице коротенькую щетину и влажные губы. – Слав, мы же договаривались… К губам добавляется язык и еле слышный горловой стон. – Слав, ты больной или озабоченный? Слава откидывает голову и смотрит снизу вверх. Причудливые лисьи глаза сужаются, а уголок рта чуть приподнимается. Слишком темно, чтобы сказать однозначно, Слава сейчас лежит рядом с Андреем или Соня. – Тебе не нравится? – Мне нравится дома. Ты ж так орёшь, что я тебя последний раз в поезде чуть подушкой не придушил. – Старик ебаный. Слава поворачивается к нему спиной. Отсчитывает пять секунд – и приятно тяжёлая рука скользит по его бедру. Жаркое дыхание настигает его ухо: – Все спят. Будет очень слышно. – Я тихонько, обещаю. Андрей подминает Славу под себя. Целует горячие губы, шероховатую щёку, мягкую мочку и нежное местечко за ухом. Одних этих быстрых и простых действий достаточно, чтобы Слава развёл под тобой ноги, выгнулся навстречу и вымученно выдохнул, подавляя стон. Именно из-за этой его чувственности и чувствительности с ним охуенно и одновременно страшно трахаться. В процессе создаётся впечатление, будто насилуешь его, но не можешь остановиться. Скинув одеяло и отодвинувшись, Андрей снимает бельё, а затем сводит Славины до неудобства длинные ноги и стягивает трусы с него, чмокнув напоследок его в острую косточку над стопой. – Ну что, по-дорожному? – предлагает Андрей. Лисьи глаза в ответ довольно щурятся, и Слава принимает коленно-локтевую, соединив ноги и задрав задницу. Андрей упирается коленями по обе стороны от Славиных лодыжек, проводит рукой по его стояку и по своему, собирая предэякулят, дополнительно плюёт на ладонь, смазывает внутреннюю сторону подрагивающих в ожидании бёдер и, придерживая Славу за талию, толкается между ними членом. В купе раздаётся высокий всхлип. Слава падает на грудь, прогибаясь в спине, и сильнее подставляется. Андрей подстраивает темп толчков под ритмичное покачивание поезда и трахает липкие бёдра, оглаживая упругие, нормального такого размера ягодицы, покрытые мягким пушком. От этой части желанного тела Замай с трудом отрывал глаза, стоя на баттлах за спиной Сони Мармеладовой, Славы КПСС или Гнойного, и боролся с порывом чистить ебальники, когда стоящие рядом мужики залипали на обтянутую джинсами рельефную задницу. В конце концов Андрей нашёл простое и эффективное решение проблемы – стал заказывать Славе толстовки с принтом «Антихайпа» на размер больше, чтобы скрыть изящный изгиб спины, переходящий в выпуклые ягодицы. Заглушая звуки, Слава прикусывает уголок подушки и начинает ритмично сокращать мышцы бёдер. Хоть между ногами не особо тесно, это так похоже на пульсацию при внутреннем проникновении, что Андрей чувствует приближение оргазма. Снова сплюнув в ладонь, он обхватывает член Славы и двигает рукой в такт своим движениям, помогая достичь разрядки вместе с ним. Внезапно раздаётся гудок и поезд резко тормозит. Звенит упавшая бутылка. Андрей хватается менее занятой рукой за стол, и если бы не его инстинктивный манёвр, то конструкция из их слепленных потных тел по инерции полетела бы на пол. От экстремальности ситуации возбуждение в крови и затуманенных умах подскакивает в разы. Пальцы Андрея скользят по головке, и Слава под ним не сдерживает громкий стон. За стенкой купе слышатся голоса. Андрей замирает, выравнивая шумное дыхание. Из коридора доносятся шаги и обрывки разговоров. Слава приподнимается на локтях, оборачивается, облизывает пересохшие губы и спрашивает: – Продолжим? – Или ждём, когда все улягутся, или продолжаем так, чтобы у тебя рот был занят. – Сосу за мармеладку, глотаю за две. – Даю две. Не отвлекайся. Андрей садится на край полки и скидывает на пол одеяло. Слава устраивается у мужчины между ног, подложив одеяло под колени, и с места в карьер заглатывает, умело впуская возбуждённый орган глубоко в горло. Теперь стоны трудно унимать Андрею. Одной рукой он зажимает себе рот, а второй откидывает мокрую чёлку со Славиного лба и запускает пальцы в густющие волосы, массируя кожу головы. В тусклом освещении с улицы всё выглядит очень контрастным. Андрей любуется Славиным лицом, красоту которого сейчас передают только чёрный и белый цвет: скуластое, с потемневшими опухшими губами, упрямо вздёрнутым носиком и большими, вытянутыми, причудливо изогнутыми глазами, чётко отчерченными сверху и снизу тёмными густыми бровями и ресницами. Сонечка хорошо умеет делать свою работу. Сосёт так жадно, будто последним в своей жизни косяком затягивается. Но один раз всё-таки берёт слишком много даже для себя. Выпустив изо рта, закашливается, и в этот момент Андрей замечает, что за пределами купе снова всё тихо. Он касается разъёбанных губ, влага на которых отражает весь попадающий сюда свет, ободряюще гладит Соню-Славу по белой скуле, расчёсывает пальцами чёрные мягкие волосы, скользит пальцами на шею и тянет к себе. Послушно Слава возвращается к незаконченному делу, одной рукой помогая своему натруженному ротику, а другой надрачивая себе. Поезд снова трогается, плавно набирая скорость. Слава ускоряется вместе с ним, рисует финальную фигуру языком и, не отстраняясь, принимает всё внутрь. Для уверенности ещё раз проходится губами по члену, до последней капли собирая слюну, смазку и сперму, с причмокиванием выпускает изо рта головку и сглатывает, облизывая напоследок губы. После чего по нему прокатывается волна дрожи. Он глухо, хрипло стонет и, не мудрствуя лукаво, вытирает ладонь об простыню на одеяле. Андрей тянет Славу на себя и укладывает к стенке. Сдёрнув одеяло со Славиного места, накрывает их обоих, продолжая поглаживать парня по бёдрам, талии, рёбрам, соскам и в обратном направлении. В мерцающем свете вглядывается в его лицо. Так забавно: щетина не то что не добавляет ему возраста, а с ней он выглядит совсем мальчиком. У Славы до сих пор часто спрашивают паспорт и очень удивляются, увидев дату рождения. Этот распиздяй регулярно забывает дома документы (и не только их), поэтому Андрей покупает ему пиво и сигареты. Продавщицы при этом одаривают мужчину взглядом с таким недоверием и враждебностью, что хочется на весь магазин заорать, что он не педофил и вообще всего на три года старше. – А чего вы так меня смотрите, Хан Замай? Вы во мне дыру протрёте. – Славочка, ты такая блядина, что все дыры в тебе давно уже выдолблены. Перехватив ласкающую его руку, Слава смачно опускает её себе на задницу и, насколько позволяет ширина койки, закидывает ногу на Андрея. Так они и засыпают, под свист проносящихся навстречу составов и мерное покачивание вагона.

***

Просыпается Андрей в рассветный час из-за того, что ему жарко. Места соприкосновения с полулежащим на нём парнем просто горят. Скинув с себя длинные ноги, руки и одеяло, Андрей прикладывает ладонь ко лбу Славы. От того буквально пышет жаром. – Слав… Слав! Ты как? – Бля-я-я… Чёт хуёво. Голова болит, и говорить больно. – Ну пиздато. Андрей подрывается, наспех натягивает на себя свои джинсы, Славин свитшот и запихивает в задний карман кошелёк. – Щас вернусь. Хлопает дверь купе, и Слава снова проваливается в темноту. Будит его стук ложки о стакан и ослепительные лучи восходящего солнца, отражающиеся от посуды. Зажмурившись и прикрыв глаза рукой, Слава принимает сидячее положение. Тут же ему за спину засовывают две подушки и, придерживая за плечи, прислоняют к стенке. Под мышкой ощущается приятный холодок термометра. – Почему ты сразу не сказал, что заболеваешь? Наконец можно открыть заслезившиеся глаза. Андрей сидит рядом с ним и размешивает какой-то розовый Колдрекс в РЖД-шном стакане на подставке. – Так ты же сам ещё вчера собирался за лекарствами идти? Взгляд у Славы влажный и плывущий, но удивлённо изогнуть брови и изобразить невинную скромную улыбку ему всё равно удаётся. – Собирался, пока ты желание потрахаться не изъявил. Хотя мы вроде как договорились, что ебаться в поезде негигиенично, палевно и вообще неудобно. На, пей. – Желание потрахаться не отменяет того факта, что я заболевал. М-м, мой любимый, с малинкой. Спасибо. – На здоровье. Значит, так себе из меня нянька. – Зато ёбарь просто топчик. Теперь Слава настолько искренне улыбается Андрею в глаза, что от переполняющего его счастья начинает ржать и проливает часть красноватой жидкости на простыню. От греха подальше Андрей выдёргивает у него из подмышки термометр. – Вот, посмотри на это пятно. Ночью ты трахнул на этой постели девственницу. – Так, давай завтракать и пить Ингавирин, а то у тебя от температуры перевозбуждение. 38 и 2, между прочим. Мне проводница ещё спиртовые салфетки дала, так что будем обтираться. – Кстати, ты у неё не спросил, почему мы останавливались вчера? – Грузовик с дровами на переезде заглох. Пассажиры помогали толкать, остальные в пижамах и шубах выбежали фоткать. Слава надувает губы и опускает взгляд в пустой стакан. – Бли-и-ин, мы всё пропустили. Такая инстаграм-стори бы была. Андрей хочет напомнить, благодаря кому пропустили, но решает, что больному важнее позитивные эмоции. – Всего семь, за завтраком рано ещё идти. Может, с обтираний начнём? Слава поднимает на него повеселевшие блестящие глаза и довольно, по-лисьи прищуривается.