тишина

Золото обманывает. Покрывает чистое голубое небо жёлтыми отблесками, саму Фосфофиллит тянет на дно, и всё неожиданно становится слишком тяжелым; тяжело смотреть, тяжело кричать, тяжело существовать. Золото обманывает, но Анита слишком чистая и прекрасная (Фосс сказала бы что поумней и более похожее на настоящую Антарктицит, несравнимую, необъяснимую, как зима, но времени было слишком мало, да и думать было особо нечем, как всегда говорили ей не со зла, конечно, но в лицо), чтобы её можно было затмить. В песочно-жёлтой дымке она сияла до слепоты и путающихся мыслей, и Фосфофиллит подумала мельком, что лучше бы этот момент никогда не кончался. Лучше бы Антарктицит всегда была повелительницей льдов с твёрдой уверенностью в глазах и солнечным благословением на прекрасном любимом лице. [А для неё, Фосс, просто Анитой, которая любит объятия и чувствует себя виноватой, отчего у неё дрожат плечи, по которым тут же хочется провести рукой и чуть сжать, только бы Анита (какое же красивое имя, неправильно-золотое, потому что от каждой буквы в груди тяжело, но это имя не обманет, никогда) так уютно и забавно пробурчала что-нибудь, пусть даже и обидное] Лучше бы. Золото обманывает. Притворяется, что раскол — совсем не страшно, покрывает всё этой песочно-жёлтой пудрой, будто это красиво, и только одну вещь оставляет правдивой: Антарктицит больше нет. Она рассеялась мелкой звёздной пылью, совсем не похожей на эту солнечную дымку (к счастью, к огромному счастью, иначе Фосс запуталась бы окончательно, кто прав, кто есть, кто на её стороне), развалилась на туманные облака и воспоминания, где Фосфофиллит задними мыслями, которые хотела первым делом раздавить золотой тяжестью (если бы жертвы можно было выбирать), хотела найти хоть отблеск себя. Золото обманывает, а Анита, даже в золотистой дымке, даже с ярким позолоченым именем — никогда. А Анита приказала молчать. Этот жест последним растворился в запахе смерти (если бы Фос умела дышать, все дыхательные пути забились бы острой жёлтой стружкой); слишком краткий, даже для Антарктицит, непонятный немного и странный, но это был жест Аниты, это было воспоминание об Аните, и Фосфофиллит не собиралась его терять. Она может забыть смысл действий, но никогда не позволит себе перестать. Первая ассоциация с таким жестом, возникшая в голове Фосфофиллит — молчание. И это оказалось сложнее, чем Фосс предполагала. Сенсей кричал на неё (это само по себе было странно и неприятно до комка будто той самой стружки в горле) и тряс за плечи поначалу, но она только качала головой и прижимала к себе осколки Аниты (чьё имя, кажется, почти полностью озолотело — даже от мыслей о нём тело давило тяжёлой кувалдой). Не могу, — снова и снова беззвучно кричала Фосфофиллит, смотря в глаза Учителю. Тот не понимал, осуждал даже, но боялся за неё, и Фосс улыбалась, только бы успокоился, ушёл, перестал обращать внимание. Чтобы, когда он скроется за поворотом только огромным усилием воли (памяти и любви, скорее, думалось Фосфофиллит, потому что она никогда не была волевой), не прохрипеть — не могу выдержать. Теперь единственной, с кем Фосс могла говорить, осталась Антарктицит. Для всех одна из них молчала, а вторая не существовала. Для них над снегом стелилась золотая дымка, а на лбу Аниты величаво высилась корона из инея. Фосфофиллит могла молчать целую вечность, про себя шепча одно слово, а Антарктицит понимала бы, всё понимала, невесомо касаясь чужих дрожащих, как когда-то её, плеч. [Ещё сама Фосс понимала, что всё в её Аните отчего-то неправильное, чужеродное, но того, что это она, было достаточно] Когда настало время будить остальных, Антарктицит ещё не отдала приказ говорить. Все сначала смеялись, переговаривались, пока не поняли, что не хватает лишь её голоса. Говори, — кричали они, дергано улыбались и ждали. Говори с нами, — заглядывали в глаза, толпились вокруг и не понимали. Я разберусь, — шептала Фосфофиллит Аните, я не сломаюсьнезабудуненарушу, только сама оставайся со мной, и держала ткань их шатра. Никто не понимал почему. Даже Борт смотрела то на Фосс, то на Учителя почти что испепеляюще и твердила: — Что именно случилось без нас? Учитель пожимал плечами. Фосфофиллит ещё крепче стискивала зубы и кричала мыслями — выдаженепредставляете. Естественно, её слышала только Анита, снова и снова поднимающаяся тонкой бледной фигурой над миской с туманными осколками. И, знаете, все привыкли. Учитель любит каждого самоцвета, но на неё обижен, Фосс чувствует. Поэтому уже в который раз только кивает в сторону окна — пора на обход. Фосфофиллит кивает в ответ и исчезает; на полях Антарктицит слышно лучше, особенно её восхищённое бурчание о цветах. Но сегодня почему-то тихо. Нет самоцветов. Нет лунян. Нет Аниты. Фосфофиллит тяжело, как когда-то давно, в золотом проклятье. Пусть хоть всё вокруг треснет, разрушится, развалится (и она сама — в первую очередь), но нужно увидеть Антарктицит прямо сейчас. Та медленно плавает в воде осколком, ранящими воспоминаниями, и всё ещё молчит. Фосс не понимает: что случилось? Почему сейчас? Но подсознание знает лучше. — Каков был мой приказ? — от ледяного голоса Аниты трясутся руки, но Фосфофиллит ещё держится. Молчать, — шевелит губами, закрывает ладонями глаза, прячется в золотой купол, который сама для себя построила. [Обмануть всех и себя в первую очередь] — Что ты забыла? — кажется, Анита вздыхает. Фосс не хочет слышать эту грусть в голосе, поэтому едва не рушит молчание, но после такой долгой тишины, к счастью, вырывается только неразборчивый свист. Что я могла забыть? — из глаз снова, как в самом начале нового пути, вытекают капли золота, пачкают ладони и униформу (лгунья, лгунья, лгунья). Что я могла потерять? — хватается за голову, позолачивая свои волосы, итак уже остриженные и ненужные вовсе, если Анита будет молчать. Анита. Сейчас Антарктицит — главная, направляющая и управляющая, Антарктицит знает всё, Антарктицит… Когда-то была кем-то другим. Капель золота становится всё больше. Прости, — Фосфофиллит беспорядочно машет руками в воздухе, будто утопающая, мажет по плечам, надеясь ухватить чужие руки. Кажется, я любила тебя, — даже в мыслях неуверенность и замешательство, а всё из-за золота в ней. Из-за золота получилось слишком много путаного вранья. — Ты признала это, — улыбка у Аниты такая редкая, что сразу понимаешь, когда она улыбается. — А теперь подумай, что я могла сказать. Фосфофиллит смеется и растирает золото по лицу. Она ведь так много раз видела Борт и Даймонд. Как можно было не разглядеть в них себя? Надеюсь, — шепчет про себя Фосс, поворачиваясь медленно, чтобы не растерять всё волшебство момента и мыслей, — ты хотела попросить не говорить, что я люблю тебя. Потому что ты и так это знаешь. Анита тает в лучах золота и улыбается в ответ. — Хочешь, я повторю это вслух?