Red – Hymn For The Missing.
Настенные часы показывали ровно шесть утра. За окном ещё до сих пор было довольно-таки темно, лишь тонкие полосы жёлто-розового и голубого лёгкими бликами распространялись по небу, тем самым предвещая рассвет. По стеклу медленно сползали небольшие капли дождя, прошедшего этой ночью. Было холодно. Везде. Повсюду, по крайней мере, ей так казалось. Озноб бил её тело, а тёмные волосы, чуть мокрые от выступившего пота, были разбросаны по подушке. – Нет! Нет! – громко выкрикнула брюнетка и резко вскочила в своей кровати, скидывая в порыве отчаянья на пол одеяло и прикладывая такую же мокрую ладонь ко лбу. Она быстро осмотрелась по сторонам и облегченно выдохнула. Этот сон повторялся несколько ночей подряд, изрядно измучив и так расшатанную психику юной девушки. Ей снилось, что она оставалась одна в тёмной комнате, запертой на множество замков, и только слабый лучик белого света пробивался откуда-то издалека, куда ей было не суждено добраться. Возможно, это объяснялось тем, что она боялась. Боялась не кого-то, а одиночества, которое преследовало её с самого детства. – Не надо, пожалуйста… – в темноту прошептала девушка, утерев тыльной стороной ладони скатившуюся по щеке слезу. – Юля, ты в порядке? – в комнату быстро забежала невысокая женщина средних лет с растрёпанными тёмно-каштановыми волосами, поблёскивающими редкой сединой и в одной ночной сорочке, прикрытой сверху махровым халатом. – Я услышала крик и решила зайти… – Всё хорошо, Татьяна Сергеевна, просто плохой сон приснился, – как можно чётче ответила Чехова и слегка улыбнулась, дабы не расстраивать взволнованную женщину. Она являлась экономкой, которую нанял три года назад отец Юлии, чтобы та иногда приглядывала за его дочерью, убиралась в квартире и готовила еду, так как он и мать девушки всегда были в командировках и отъездах. – Не переживайте, ложитесь спать. Прошу прощения, если я вас разбудила. – С каких это пор, ты обращаешься ко мне на «вы», девочка? – бровь Татьяны взметнулась вверх, а её глаза тёмно-серого цвета с какой-то материнской любовью, которой Юлия совершенно не знала и даже не могла почувствовать, посмотрели на неё. Брюнетка смутилась и опустила глаза вниз, сминая в правой руке край простыни. Она вспомнила. Вспомнила, как обращалась с этой женщиной, как кричала на неё и, в итоге, била посуду, тем самым доставляя ей дополнительную работу, из ничего раздувала огромные скандалы и срывалась на ней. Она была не виновата. Виноваты были родители, которые не обращали должного внимания на свою единственную дочь. Рома был прав, что-то в Чеховой изменилось. Скорее не изменилось, а сломалось, так будет правильнее сказать. Она сломалась под гнётом этой странной «болезни», обуявшей её тело и душу. Именно. Боль была душевной, а не физической. – Ну-ну, не расстраивайся. У меня не было в планах тебя обидеть, – морщинистая рука Татьяны Сергеевны опустилась на плечо чуть подрагивающей девушки и ободряюще его сжала. Почему-то сквозь неё прошло какое-то непонятное тепло, проникающее в каждую клеточку кожи, и отчего-то стало очень уютно. – Я и не расстраиваюсь, – прошептала Юлия, уставившись в темноту помещения, разбавляемого лишь первыми отблесками наступающего рассвета. – Всё в порядке. – Я бы сказала, что верю тебе, и ушла бы спать, но это не так. Если хочешь, поделись со мной, а не хочешь – твоё право, – прямолинейность слегка задела Чехову, но она сразу же притупила это чувство в себе, не желая распаляться по пустякам. Она всего лишь о ней беспокоится и всё. Ничего личного. А беспокоится ли? Брюнетка подняла растерянные глаза на женщину, сидевшую перед ней в паре сантиметров, ища в них какую-то зацепку или что-то подобное. – Простите меня, – всё, что смогла выпалить девушка, и снова уставилась в белоснежные простыни. – За что, Юля? – странно, но голос Татьяны её успокаивал и навевал неизведанное чувство безмятежности. – Не нужно этого, я не первый год живу и знаю, какие бывают дети в подростковом возрасте. У меня внучка – твоя одногодка, так что не стоит извиняться. Всё хорошо, ни о чём не беспокойся, – но почему-то её слова не утешали Чехову, а наоборот, угнетали. – Я не имела на это права, – чуть ли не шипя, пробормотала брюнетка, тут же тяжело выдохнув и приложив ладонь ко лбу, при этом сильно зажмурив глаза. – Снова голова болит? Я сейчас схожу за таблетками, посиди немного, а лучше приляг, – женщина поднялась с кровати и уже направилась за тем, что в данный момент было нужно, но её остановила рука Юлии, схватившая за тонкое запястье. – Нет, не нужно. Со мной всё в порядке, я же говорила, – что было наглой ложью. Она не хотела снова принимать лекарства, которые выписал врач. Они настолько ей надоели, что уже сил не было их терпеть, поэтому старалась как можно чаще скрывать проявления этой странной «болезни», но сейчас этого явно не получилось. – Пожалуйста… – Хорошо, – она снова присела на край кровати, прекрасно понимая, о чём идёт речь, и внимательно рассматривая свою подопечную. – Ты очень бледная, Юля. С тобой точно всё в порядке? – У меня кожа сама по себе такая, тут не о чем беспокоиться, – девушка медленно опустилась на спину и прикрыла глаза на несколько секунд, затем открыла. Перед ними «заплясали» тёмные круги и звёздочки, головная боль совершенно не утихала, а наоборот, лишь усиливалась с каждой секундой. – Раз уж я здесь, и ты встала, я думаю, тебе стоит начать собираться. Поезд прибудет в десять утра. Отъезд в пол-одиннадцатого, – на одном дыхании проговорила Татьяна Сергеевна, затягивая халат потуже. В комнате действительно было холодно, значит, это была вовсе не галлюцинация, а ничто иное, как реальность. – Какой поезд? – Чехова резко подскочила, отчего почувствовала в позвоночнике лёгкое покалывание. – Я думала, отец перенёс дату отъезда, да и к тому же, я должна была лететь частным самолётом, но никак не на поезде ехать. – Так он тебе ничего не сказал? – седоватые брови женщины сошлись на переносице, а указательный палец был приложен к виску. Она явно была в раздумьях. – Ох, ладно. В общем, твой отец не может остаться ещё на неделю в Москве, а так как отъезд был перенесён, он решил, что ты до этого момента побудешь у бабушки, в Нижнем Новгороде. Это всё, что он мне доложил и попросил помочь тебе собрать вещи. – Отлично, всё просто отлично! – громко проговорила Чехова, резко вскочив с кровати и начав мерить большими шагами свою комнату. – А почему он лично не решил мне об этом сказать, а передал через вас? – она кинула на женщину, которая был ни в чём не виновата, уничтожающий взгляд. – Он дома? – Нет, он уехал ещё вчера, поздно ночью, – потупившимся голосом ответила экономка, внимательно наблюдая за действиями девушки. – Юля, так будет лучше… – Лучше? Для кого? – брюнетка остановилась около письменного стола и скинула с него всё, что там лежало, вплоть до карандашей и ручек. – Только если для него! Даже сейчас, когда я так нуждаюсь в своих родителях, ни он, ни она не обращают на меня внимания. Интересно, а как они отреагируют, если я покончу с собой? – в её нефритовых глазах блеснул какой-то странный, даже жуткий огонёк, отчего Татьяна Сергеевна вздрогнула и уже направилась в сторону, где стояла Юлия. – Какова будет их реакция? – Успокойся, прошу тебя, – женщина умоляюще посмотрела на Чехову, сложив свои ладони, будто собираясь произнести молитву. – Не стоит так реагировать на всё это, девочка. – Выйдите из моей комнаты, пожалуйста, – тихим голосом попросила брюнетка и опустилась на рядом стоящий стул, совершенно не поднимая глаз. – Я хочу остаться одна. – Я не могу оставить тебя одну в таком состоянии, – запротестовала экономка, стараясь как можно незаметнее подойти к девушке. – Я попросила вас, пожалуйста, уйдите, – не унималась Юлия. – Хорошо, я уйду. Только прошу тебя, не делай глупостей. Я знаю, ты умная девочка, поэтому прекрасно поймёшь меня, – с этими слова женщина не спеша вышла из комнаты, слегка прикрыв дверь. – Я приготовлю тебе завтрак. Спускайся через двадцать минут. Но Чехова промолчала. Ей не хотелось ничего говорить, а тем более отвечать. Ей уже было всё равно, что о ней могут подумать. Сумасшедшая? Вполне, может быть. Глупая? Нет, неверный аргумент. Она тяжело вздохнула и пристально начала всматриваться в светлеющее с каждой минутой бескрайнее небо. Интересно, а там было бы лучше, чем здесь? Неведомое любопытство обуяло её сознание, и девушка, словно в сладком тумане, поднялась со стула и направилась к окну. В одно мгновение, она забыла всё то, что ей говорила Татьяна Сергеевна. Да и, честно говоря, брюнетке было совершенно плевать на чужое мнение, а тем более на посягательство на её личное пространство. Она это крайне не переносила. Рука Юлии легла на белую ручку оконной рамы и так же неожиданно повернула её вправо, тем самым открывая путь на неизведанную свободу. Холодный ветер ворвался в помещение, а мелкие капельки приятно освежили открытые участки тела. Почему-то девушка почувствовала ту самую облегчённость, будто с её рук и ног упали тяжелые оковы, которые она носила всю свою жизнь, совершенно не подозревая о них, до этого момента… Босая нога ступила на тонкий подоконник, затем последовала и вторая. Чехова уже стояла в полный рост и вглядывалась в тёмно-синий горизонт, где уже вставало солнце. Её отделял всего лишь один шаг от той самой «свободы», оставалось только решиться. Но она давно уже всё решила, поэтому сомнений не было… И тут она вспомнила о Роме, лучшем друге, который был с ней с самого детства. Он ей был ближе, чем Антон. Дороже. Слишком поздно она это поняла, и дороги назад уже нет. Всё потеряно. Развеяно. Сожжено. И даже углей не осталось… Словно в тумане, Юлия почувствовала прикосновение тёплых, почему-то знакомых до боли в сердце рук к своей талии, которые крепко сжали её и в один миг стащили с того самого подоконника. Она совершенно не понимала, что происходит, но как только открыла глаза, тут же встретилась с изумрудным взглядом своего воспоминания и своей, теперь осознанной, потери. – Ты совсем умом тронулась? – очень тихо, чтобы не напугать девушку, прошептал Роман, всё также сжимая хрупкое тело Юлии в своих объятиях. – Ты подумала, что было бы со всеми… со мной, если бы тебе удалось завершить начатое? – его слова постепенно отрезвляли её подсознание и возвращали в обыкновенную реальность. – Как ты здесь оказался? – облизывая пересохшие губы, пробормотала Чехова, выправив спину, тем самым став ещё на несколько миллиметров ближе к его лицу. Парень засмотрелся на это, как ему думалось, удивительное зрелище и поморгал, чтобы прогнать искушающее наваждение. – Мне позвонила Татьяна и попросила срочно приехать. Я сразу понял, что речь шла о тебе, – ответил Роман, проведя тыльной стороной ладони по щеке брюнетки. Это был такой нежный жест, что девушка широко распахнула глаза от удивления, а он, будто прочитав все её мысли, легко улыбнулся. – Чему ты так удивляешься? Я понял это только сейчас, что мне нужно было закончить ту фразу… Если бы я сейчас не успел, я бы себе это никогда не простил… – Какую фразу, Ром? – не понимая, о чём толковал парень, произнесла брюнетка. А может быть, она и поняла, только не хотела этого признавать. Ей хотелось это услышать. Именно от него, а не от какого-либо другого парня. – Что я люблю тебя, – так просто, но так восхитительно это звучало из его уст, что у Юлии перехватило дыхание. У неё было много парней, которые говорили подобные слова, но от него это напоминало впервые услышанную мелодию, которая западает с первых нот в самое сердце. – Ты это серьёзно? – её рука скользнула по его спине, облачённой в тёмно-коричневую кожаную куртку, и остановилась в районе поясницы, прижимая парня ещё ближе к себе. – Более чем, – уже тише проговорил Стрельцов. – Надеюсь, ты не рассердишься на меня за это… – в этот момент его губы накрыли губы Юлии. Ни к чему не принуждая и не заставляя. Она снова почувствовала эту лёгкость и поддалась ему навстречу. И только сейчас она поняла, что тоже испытывает к Роману чувства. Те самые чувства, о которых пишут в любовных романах. Неужели это действительно он, тот самый? Она верила в это, но суровый реальный мир не давал того, чего хотела Чехова, а вернее не позволял. Ей пришлось это сказать: – Я уезжаю через три часа, – словно вылив на Стрельцова ведро ледяной воды, она отстранилась от него, пристально вглядываясь в невероятные гипнотические глаза парня. – Мне очень жаль… – Юлия ожидала, что он разозлится и уйдёт в тот же момент, как узнает. Она боялась этих осколков разбитого сердца. Это окончательно её уничтожит, но он громко и протяжно рассмеялся. Да так заразительно, что девушке волей-неволей тоже пришлось улыбнуться. – Не вижу тут ничего смешного, придурок. – А ты не помнишь, что я тебе говорил? – брюнет перестал смеяться, в один миг став серьёзным. – То, что я слов на ветер не бросаю. Я с тобой поеду, нравится тебе это или нет. Она прекрасно помнила. – Правда? – парень уткнулся носом в шею девушки и туда же поцеловал. Коротко и нежно. – А твой отец? Он не против? А гимназия? – Он сказал, что мне стоит развеяться, да и к тому же через полторы недели осенние каникулы, так что я не особо беспокоюсь по этому поводу, – пробормотал он, чем вызвал у Чеховой волну приятных мурашек по всему телу. Как же было хорошо и тут, ей показалось, что депрессия отступает куда-то далеко, и она безумно надеялась, что та больше не вернётся. А еще Юлия верила, что Роман сможет вытащить её из омута этой «болезни», без вмешательства заграничных врачей и целого вороха лекарств. Вернее, она не верила. Она знала.***
Не знаю почему, но мы всё же забыли о тех разногласиях, которые произошли сегодня утром. Вернее, я решила о них не вспоминать. Антон отвёз меня в гимназию и куда-то уехал, сказал, что по каким-то особо важным делам. В подробности я вдаваться не стала, лишь поцеловала его на прощание в щёку и покинула салон автомобиля, оставив парня не в лучшем расположении духа. Уговаривать снова я его тоже не решалась. Пусть что хочет, то и делает. Его проблемы. Мне настолько надоели его перемены настроения в последнее время, что я уже не знала, как с этим поступать. Поэтому с сегодняшнего дня я поставила себе, в какой-то мере, «планку» и буду стараться вести себя с ним немного холоднее, чем это бывало обычно. Может, хоть тогда он поймёт и задумается о том, как он стал себя вести. Почему-то я думала, что эта «разгульная» жизнь, которую он так хотел и, наконец-то, приобрёл в полной мере, ни к чему хорошему его не приведёт. Я чувствовала это, но не решалась этого озвучить, потому что знала, как Антон на это отреагирует. – Что опять не так? – немного небрежно кинул Прокопов, припарковав машину около моего дома. Он нервно почесал затылок и уставился на меня в ожидании ответа немного помутневшими глазами. – Ничего, – спокойно ответила я, отстегнув ремень безопасности и уже намереваясь выйти, но он немного грубо схватил меня за запястье и потянул на себя. Я оказалась наполовину на приборной панели автомобиля, а наполовину на его коленях. – Отпусти меня, Антон. – Ты весь день на меня смотришь так, будто я в чём-то виноват. Может, объяснишь, что происходит? Или ты всё дуешься из-за сегодняшнего утра? – его лицо перекосила какая-то странная злоба, и тут я почувствовала от него слабый запах алкоголя. Почему я раньше не заметила? Какая же я всё-таки глупая. – Ты совсем рехнулся? – разъярённо заявила я и стукнула его кулаком в грудь. – Ты вёл автомобиль в нетрезвом состоянии? А если бы нас остановили? А если бы мы разбились? Ты ненормальный? – блондин схватил меня за плечи и слегка потряс, затем крепко сжал их, отчего я почувствовала какое-то покалывание в районе верхней части своего тела. – Мешает только «если бы», – тихо ответил он, всматриваясь в мои глаза. – Хватит делать из меня того, кем я не являюсь, Лика! Надоело, понимаешь. Все твои заморочки по поводу и без повода. Может уже, наконец, остановишься и примешь меня таким, какой я есть? – парень отпустил меня, и я быстро перелезла на то место, где сидела ранее. Он резко открыл окно и закурил, стараясь не смотреть в мою сторону. Его слова действительно были обидными. Почему он так считает? Ответа я, к сожалению, не знала. Да и хотела ли я знать? И тут меня обуяла какая-то ярость, совершенно не присущая такому человеку, как я. – Хорошо! – рявкнула я, открывая дверцу машины и впуская в салон потоки холодного вечернего ветра. Антон обернулся и хотел было снова схватить меня, но не сделал этого, чего я тайно и желала. Парень смерил меня каким-то отрешённым взглядом и, всунув небольшой остаток тлеющей сигареты в рот, резко дал по газам, оставив меня наедине со своими мыслями и разбитыми чувствами. У нас не будет идеальных отношений. Слишком поздно я это поняла. Он другой, действительно другой. Не такой, как я. Мы – полные противоположности, которые никогда не притянутся. Есть ли между нами любовь? Скорее всего, нет. Лишь только страсть, вспыхивающая моментами и не более. И отчего-то стало больно. Снова. Я неизвестно почему посмотрела на своё левое запястье, где висел тонкий браслет, сплетённый косичкой из чёрной и коричневой кожи. Его всё время носил Антон и никогда не снимал, потому что тот являлся его талисманом-оберегом. Он очень дорожил им, и вчера он мне сказал одну вещь: – Я хочу, чтобы у тебя было что-то, что всегда будет с тобой, если даже меня не будет рядом, – Прокопов широко улыбнулся, моей самой любимой улыбкой, и снял со своей руки тот самый браслет, обернув его вокруг моего запястья пару раз, чтобы он не соскользнул с него и не потерялся. – Тогда я тоже хочу что-то тебе дать, чтобы обмен был равным, – я сняла со своей шеи ту самую подвеску с буквой «Л», которую я потеряла в первый школьный день, а Прокопов её нашел. Какая всё-таки ирония. Я вложила её ему в ладонь и поцеловала блондина целомудренно в губы. – Я люблю тебя. Знай это… А теперь его нет рядом. Вернётся ли он? И почему в данный момент я почувствовала ту самую вину со своей стороны, возникшую перед моими же глазами. Впервые я возненавидела не кого-то, а именно себя.