walk with the noise

             санхёк такой ущербный, что у инсона душа в ответ зачем-то болит — беги прочь сколько хочешь; не оглядывайся; не смотри по сторонам; не вслушивайся в крики чужие и шум сирен. в конце концов — вновь где-то рядом с ним; ошивается около; делает вид, что равнодушен, а взглядом взволнованным пожирает чужую фигуру. сгорблен опять —             чем-то болен опять.       — тебе не надоело, хёк-а?       инсон дистанцию выдерживает, вспоминая вновь слова ёнбина — санхёка нельзя полюбить без последствий. в кудряшках тёмных снег застывает — не тает; не пропадает; влага впитывается в душу, чтобы затем тихо плакать на полу ванны многолюдного общежития. а старший просто знает всё это — чувствует напряжение в воздухе; ощущает, как ли за улыбкой и своим "всё отлично, хэээй" скрывает вновь мысли те. они навязчивы слишком — не пожирающие изнутри, а.       санхёк молчит о том, что он был рождён —             с гнилью внутри.       — это всё генетика, хён, — смеётся тихо, откидываясь на тонкий слой снега. кожа отдаёт бронзой с неидеальностью на щеках. санхёк, кажется, даже и не стремится к чему-то прекрасному. говорит о том, что просто живёт — сегодняшним днём; старается не думать о завтра; пытается не вспоминать всё, что натворил, потому что — вина-совесть-стыд. в глаза некоторым не может смотреть. особенно тем, кто когда-то в него влюбились —             правда, взгляд инсона ловит с полуулыбкой.       он дальше говорит свою чепуху о медицине — старший даже не слушает толком, потому что считает, сколько между ними сантиметров. каков шанс, что санхёк и его заразит вот этим вот странным. ёнбин же где-то там — в воспоминаниях — качает головой немного печально и лишь взором отцовским говорит, что как бы уже — поздно. инсон бы давно ушёл прочь, если бы был в норме, а не —             влюблённым.       — ты опять грустный. разве генетика тут причём?       у санхёка жёлтая тёплая куртка, тогда как старший прячет лицо в широком шарфе цвета моря зимнего; пальто осеннее. не готов к снежной погоде — не готов к ли, который вот так легко лежит на прохладной земле. он вроде бы не держит рядом с собой — без привязи, если есть желание — сваливай, но инсон понимает, что просто не может. уже и не хочет, наверное. делает вид, что может уйти, но переступает с ноги на ногу — в небе серп белый.       пальцы санхёка нелепые; под ними снег пропадает почти сразу. его кудри насмешливые — слышит шутки насчёт макарон; гнезда; какой-то старой группы семидесятых. только вот ему дела нет — ли знает, насколько он плох в идеальности, но ещё ничего не сделал, чтобы исправиться. улыбается довольно, потому что не хочет ломаться ради того, чтобы соответствовать требованиям чужим. ему и без того боли хватает, той, — генетической.       — у меня мама часто плакала. бабушка — тоже. знаешь, в старости потом морщины такие будто от слёз, — улыбка санхёка пропадает; пальцами рисует те самые следы на лице своём; под глазами, словно сам такие получит через несколько лет. вот так просто. — а папа пил, наверное, от грусти тоже. я думаю печаль у нас семейная, хён.       говорит слишком легко о своём прошлом, вновь удобнее на спину заваливается. ли уже несколько часов вот так лежит на улице — впитывает в себя холод; успокаивает мысли тёмные ещё более чёрной ночью. он не собирается возвращаться сегодня в общежитие, потому что среди шумных людей — ему ещё более одиноко. это чувство у него под кожей смуглой будто, но —             улыбается слабо.       — а ты не пробовал вылечить эту свою грусть?       инсон шаги делает неуверенные. хочет опуститься на землю рядом с ли, но лишь смотрит снизу вверх — они с ним такие разные. санхёк словно в артхаусном кино живёт без заветной кнопки паузы. умирать — под истошные крики и музыку расстроенной гитары. умел когда-то играть, а сейчас — смысл, если он и без того отличный актёр в жизни своей убогой. сам он — пропащий. не делает больше ничего — мама говорила оставаться сильным и какую-то другую чепуху.       а мир всё так же давит на ли санхёка.       а ли санхёк всё так же просто улыбается в ответ —             боль не уходит.       он не знает причины её появления — так было, кажется, всегда. не режет кожу — рвёт собственные футболки голыми руками, когда в комнате нет лишних глаз; когда не чувствует чужого осуждения за свои действия; мысли; за свою боль. санхёк бы рад — вылечиться и улыбаться уже по-настоящему, но артхаусное кино так редко кончается хорошо. его история — не исключение. они не вершат свои судьбы; всё, быть может, предрешено сценарием, где в конце концов —             killing me slowly.       — грусть нельзя так просто вылечить, хён, — санхёк фырчит недовольно, будто глупость чужую услышал. его так часто зовут дураком, что со временем — может, это другие просто слишком умные? быть может, люди вокруг — идиоты? он не знает, рассуждая неспешно. — не верь врачам; не доверяй таблеткам; не надейся на чьи-то слова поддержки.       потому что это всё —             оно затем вернётся.       понимаешь?       санхёк глаза прикрывает — ловит ресницами снежинки совсем свежие. он красивый, наверное, по собственным параметрам. ему иногда даже нравится — быть тем, кто он есть. любит. до тех пор, пока кому-то он перестаёт симпатизировать — до тех пор, пока ему кто-то признаётся в любви, а он не может ответить взаимностью. тихий смех — сложно быть ли санхёком. это как на весах медицинских найти равновесие — грамм алкалоида глотку забивает так быстро.       инсон смотрит на него с сожалением — сам вот так легко попался в очарование чужое. понимает свою ошибку такую глупую — влюбляться в принципе, кажется, решением странным. а санхёк всё также дышит размеренно — у него времени много. до самого утра; до красивого рассвета; до начала пар в университете; до собственной смерти. он днём одним живёт — если завтра его не станет, значит, так прописано в сценарии его артхаусного кино. если в него летит ещё один камень, значит, так будет лучше —             красочная сцена с физической болью.       в груди раз за разом воющая боль.       — тогда как... тебе помочь? — старший думает долго; рассуждает, отводя глаза к чужим ботинкам, а затем присаживается рядом. бёдра соприкасаются — быть рядом хотя бы телами, потому что душой санхёк всегда не в этом мире. инсон видит это без криков хёковских; без шума сирен. — может, тебе нужна любовь?       варианты наивные. младший смеётся забавно и толкает легонько локтём инсона — глупо; странно; сам-то в это веришь? демоны санхёка не боятся такой детской штуки как любовь, понимаешь? мама любила отца долгие годы, но почему-то плакала слишком часто из-за его же слов. чувства такие не вылечивают — лишь раздирают сильнее; это всё передаётся из поколения в поколение, чтобы затем — человечество погибнет в шуме белом. от своей же боли; той самой печали.       от любви —             её отсутствия; избытка; невзаимности.       от идеальности —             любви.       санхёк не стремится к прекрасному, тогда как инсон — он проводит ладонью по бронзовой щеке младшего, поглаживая аккуратно. уже не бежит — не хочет, опуская голову на плаху, хоть сейчас готов плакать от неидеальности их любви. потому что ли — он не любит; потому что ким — он готов чувствовать любовь за двоих. задыхаться в ощущениях; готов забрать всю воющую боль из груди санхёка, лишь бы тот не притворялся хотя бы перед самим собой.       самопожертвование когда-то ценилось, а сейчас даже жизнь людская —             обесценена.       — мне не нужна помощь, хён, — санхёк глаза открывает; смотрит с этой своей грустью будто бы животной — его губ пальцы касаются старшего. без поцелуя — просто теплотой по сухости кожи. слишком интимно для тех, кто никогда не сделают шаг в сторону идеальности. — я просто... я ничего не хочу.       улыбка убийцы — тот, кто причиняет боль другим; тот, кто режет собственную душу вот так среди ночной зимы. такие как санхёк не вытаскивают себя из боли, потому что — это вечная погоня; охота за чужими слезами. ли упорный, но даже ему не убежать от этих тяжелых чувств, и в конце концов, знаешь, он будто кормит свою печаль, когда смеётся наигранно. когда говорит "всё отлично, хэээй". потому что —             нормальности уже давно нет в мире этом.       ли санхёк — murderer, выросший на эйфории боли. и он не виноват в том, что другие влюбляются в его гниль, — не переубеждает уже глупцов. инсона, к сожалению, тоже.       у них всё странно —             именно сегодня.       потому что младший напоминает, что живёт только одним всего днём — белый шум мягким снегом окружает его. а ким инсон — тот просто рядом именно в этот момент. он всё ещё поглаживает аккуратно; губами касается, но больше не говорит тех глупых слов о чужом спасении. такие как санхёк молча принимают людей рядом с собой, но —             знаешь, мне не нужна ни злость твоя; ни доброта.       он просто серость.             а инсон.       — я научусь твоей боли.       санхёк смеётся так громко — разрезает тишину своим звоном; зарывается пальцами в кудрявые волосы. на глазах — капли влаги то ли от веселья, то ли от той самой боли. кислорода в лёгких не хватает, чтобы выразить всё то, что он, чёрт возьми, чувствует. и пусть уже его артхаусное кино закончится тем самым печальным финалом, который он заслуживает за свою генетику; мысли; состояние души; за отсутствие уже попыток выбраться на волю.       ему жалко инсона, который дурачком влюбился в него.       ему жалко себя, потому что —             ли санхёк ущербен даже для этого мира гнилого.              — ты такой глупый, мой хён...