///
Чонгук, одетый в белый халат, в компании главного врача и медсестры стоит возле белоснежной двери. Он сжимает в руках светлую дощечку-планшет, недоверчиво косится на дверь, моля всех богов, чтобы там, по другую сторону, оказалась нужная ему девушка. – Пациентка не из простых, – прочищает горло врач, поправляя сползшие на переносице очки. – Её пытались изнасиловать два года назад, но она этого не помнит, либо же просто не хочет принять это. В любом случае, тот злополучный день оставил отпечатки на задворках её сознания, и теперь любой физический контакт с ней просто нереален. Поэтому, пожалуйста, постарайтесь избежать его. Не заставляйте её испытывать эту мучительную боль вновь. – Я не подведу, обещаю, – парень обнажает зубы, теребя край листа. – Как её зовут, можете сказать? – Она сама представится, если посчитает нужным. Чон кивает, соглашаясь со словами врача, набирает побольше воздуха в лёгкие, хватается за ручку двери, тянет её вниз и, под сочувствующие взгляды персонала, оказывается в палате. – Вы точно уверены, что он справится? – с ноткой боязни спрашивает медсестра, поворачиваясь к врачу. – Нет, – прямой ответ от Донхёка. – Но попытаться ему, всё же, стоит. В палате светло. И дело здесь даже вовсе не в открытом окне, заставленном решёткой. Всё просто само по себе белое: белые потрескавшиеся стены, белый потолок в разводах, белый пол и белая кровать вкупе с белым матрацем, подушкой и одеялом; единственный предмет мебели – и тот белый. Чонгук заворожённо смотрит на девушку, лежащую на постели, и не может поверить в то, что это она. – Привет, – первым начинает Чонгук, двигаясь в её сторону. – Меня зовут Чонгук, я теперь буду за тобой наблюдать. – Хочу полететь на Луну, – вместо приветствия выдаёт девушка, приподнимая руку с кровати и выставляя её перед лицом, начиная рисовать в воздухе незамысловатые узоры. – Возможно, только там мы с Чимином будем счастливы вместе. Чеён прекращает рисовать, закрывая глаза. Не плачет, потому что не может – сил больше не осталось. И смысла в этом, как такового, тоже. Чонгук кривит губы, аккуратно садясь на край кровати. Сидит неподвижно пару секунд, а потом, наплевав на наставления Донхёка, всё же тянет руку вперёд, накрывая широкой ладонью столь крошечную девичью ручку. Пак, как только ощущает на себе тепло от шершавой мужской ладони, резко распахивает глаза и, буквально, подпрыгивает на кровати; она поджимает ноги к себе, отползая от юноши назад и вжимаясь спиной в холодную стену. – Не трогайте меня, пожалуйста, – всё, что говорит. – Я знаю, что у вас, мужчин, на уме. – У меня и в мыслях ничего такого не было, – Чон слабо улыбается, откладывая в сторону доску-планшет. – И навредить тебе было бы последним в списке моих желаний, Чеён. Пак смотрит на парня с ноткой недоверчивости, боязно, но мышцы в руках всё же немного расслабляет. Он не кажется опасным; для неё, по крайней мере. – Откуда Вы знаете моё имя? – Хэй, я же сказал тебе в начале, что теперь буду наблюдать за тобой, – снисходительно улыбается Чон. – Теперь у тебя появился человек, которому ты сможешь доверить абсолютно всё на свете. – Вы не похожи на Чимина, – девушка отталкивается от стены и на коленках подползает к Чонгуку. – Вообще ни капли, – легонько касается мужских волос, пропуская их через пальцы; Чон прикрывает глаза, потому что очень сильно приятно. – Даже цвет волос разный. – При чём здесь Чимин? – Он – единственный человек, которого я ненавижу так сильно, что готова доверить ему всё на свете, – слишком наивно, слишком по-детски и слишком горько произносит Чеён. – Вы все – фальшивки с гнилыми душами и красивыми оболочками, – она отодвигается от парня, вновь обнимает коленки руками и смотрит в одну точку перед собой. – Знаете, с конфетами также: покупаешь их из-за красивого фантика, а когда разворачиваешь их и кушаешь содержимое, то блевать хочется, потому что конфета, на самом деле, та ещё фигня. – Не люблю конфеты, – заявляет Чон. – И кстати, я старше тебя всего-лишь на семь месяцев, так что не обращайся ко мне на Вы, договорились? – Пак кивает, не отрываясь от созерцания белой стены, и начинает слабо покачиваться из стороны в сторону. А Чонгук только сглатывает громко, становясь случайным свидетелем этой картины. Всё совершенно не так, как он себе представлял.///
– И снова привет, девочка-цветочек, – прямо с порога заявляет Чонгук, озаряя своей улыбкой всю палату. – Привет, мальчик-зайчик, – Чеён приподнимается на локтях, даря практиканту улыбку в ответ; она получается не такой яркой, как у парня, но попытка, как говорится, того стоила. Девушка не понимает, как такое вообще произошло, но то, что за две недели пребывания Чонгука на территории больницы её жизнь начала приобретать новые краски – да, неоспоримый факт. Врачи, как и медсёстры, до сих пор не могут понять, как за четырнадцать день какой-то там мальчишка удосужился выбить доверие у этой девчонки, в то время как им не хватило на это даже семисот тридцати дней. Они бы могли, конечно, пойти на поводу своего распираемого любопытства, но пока предпочли оставаться в сторонке, принимая на себя роль зрителей. Возможно, так даже правильнее. – Как самочувствие? – Чон тащит из правого угла стул (который, к слову говоря, был поставлен в палату девушки по его инициативе) и ставит его рядом с кроватью Чеён. – Немного лучше, чем вчера, но явно хуже, чем завтра, – даёт ответ Пак. – Можно я больше не буду пить таблетки, которые мне дают? – Что-то не так? – с нескрываемым волнением спрашивает Чонгук, повернувшись в сторону пациентки и столкнувшись с её умоляющим щенячьим взглядом. – Тебя что-то беспокоит? Что-то болит от них? – Мне кажется, они меня не лечат, а калечат, – выдыхает Чеён. – Чимин говорил, что лекарства никогда не смогут помочь человеку, у которого на душе такие глубокие раны, что не подлежат никакому заживлению. Чонгук напрягает руки, не замечает того, как чуть ли не ломает карандаш, и дышит тяжело, глубоко, громко. Задолбали его эти разговоры о Чимине, честное слово. Пока он был жив – мешал, сейчас он мёртв – тоже мешает. Да что же это такое, мать вашу?! – Чонгук, ты в норме? – девушка кладёт ладонь на мужское плечо и обеспокоенно смотрит на практиканта. – Чего так напрягся? – Я в порядке, – отчеканивает Чон, моментально расслабляясь и возвращая на лицо прежнюю улыбку. – Абсолютно///
– Откуда у тебя моя фотография? Чонгук перестаёт делать записи в больничном листе Чеён, когда слышит то, что услышать вовсе не планировал. Он щурит глаза, откладывает ручку в сторону и лезёт в карман штанов, разочарованно выдыхая, – пусто, фотографии нет. Чон поднимает взгляд на Чеён и видит в её руках пропавший снимок. – Откуда это у тебя, Чонгук? – Пак трясёт в воздухе фотографией, на которой она, ещё совершенно здоровая, живая, настоящая сидит за столиком в кафе и улыбается объективу; или человеку, который стоял за ним. – Это фото было только у Чимина. – Как ты нашла его? – Чон полностью игнорирует чужой вопрос и, встав со стула, атакует своим. – Выпало из твоего кармана, – отвечает Чеён, пока Чонгук двигается в её сторону. Она продолжает стоять на месте, не двигаясь ни на шаг. – Где ты взял его? – очередной вопрос без ответа. – Нельзя брать чужие вещи без разрешения, Чеён, – юноша выхватывает снимок из рук девушки и кладёт его себе в задний карман чёрных штанов. – Тоже самое могу сказать и тебе, – неосознанно вырывается из уст Пак. – Пожалуйста, Чонгук, ответь – как снимок, предназначенный только для Чимина, оказался у тебя? Глаза на мокром месте, – такого не было давно. Год уже точно. Чеён в шоке, Чонгук тоже. Никто не ожидал такого, никто не знает, как вести себя в подобной ситуации. Чон стискивает челюсть и, позабыв обо всём на свете, притягивает Пак ближе к себе. Держит за затылок, заставляя уткнуться лицом в грудь. Она пытается вырваться, потому что травма, полученная ровно два года назад, даёт о себе знать, но потом, неожиданно для самой себя, успокаивается, обмякает в крепких объятиях и сама льнёт к парню, стискивая в руках белый халат. Чеён ни в коем случае не должна знать, что снимок был украдён.///
Чеён правда не понимает, почему жизнь устроена так: почему хорошие люди умирают, а плохие продолжают жить? Почему удача поворачивается к тем, кто её не заслуживает? Почему всё, что она так упорно хочет восстановить, рушится в один миг? Сегодня утром Чонгук пришёл к ней в палату и сообщил, что его практика подходит к концу. Для Чеён это удар ниже пояса. Так не должно быть. Нет, только не сейчас, когда всё началось более-менее налаживаться. – Тебе правда надо уезжать? – Чеён сидит на полу, зарываясь пальцами в сальные волосы. Чонгук кивает, а у Пак возникает желание залезть на стенку и завыть от отчаяния. – Почему именно сейчас? Почему ты решил оставить меня тогда, когда я только-только начала к тебе привыкать? – и плачет. Если раньше ей это было чуждо, то теперь просто вошло в традицию. Парень садится на коленки рядом с ней, обнимает за плечи и зарывается лицом в волосы; его не колышет, в каком они состоянии. Его сейчас вообще не волнует ничего, кроме неё. – Я хочу, чтобы ты уехала со мной, – тихо, дабы слова не коснулись посторонних ушей, но так, чтобы особенная девочка-цветочек их услышала. – Что? – она проводит тыльной стороной ладони по щекам и взглядом впивается в идеальное лицо Чона. – Это невозможно, ты же понимаешь! Здесь везде решётки, камеры установлены на каждом углу в коридорах, охранники сидят на входе, да и медсестёр куча. – Я решу эту проблему, честное слово, – приближается к ней поближе, чуть касаясь губами мочки уха. – Только пообещай, что доверишься мне и пойдёшь со мной. Ты ведь достойна лучшего. Чеён не особо задумывается над этим, но всё же кивает, ведь выбора всё равно нет. Либо пан, либо пропал.///
Донхёк вместе с младшей медсестрой и парочкой пациентов сидит на свежем воздухе за небольшим столиком, перекидываясь очередной партией в покер. Ситуацию со сбежавшей месяц назад пациенткой удалось благополучно замять (правда, охрану теперь вдвое увеличили и камеры видеонаблюдения установили даже в палатах, но это так, пустяки), а посему главный врач действительно недоумевает, какими судьбами сюда пожаловал офицер полиции и Марк Ли – заведующий психиатрической больницей, находящейся недалеко отсюда. – Добрейшего денёчка, – Донхёк встаёт со стула и протягивает мужчинам руку для рукопожатия. – Чем могу помочь? – Добрый, – здоровается Марк, доставая из кармана ветровки помятый снимок с изображением Чонгука. – Не сталкивался с ним, случайно? Донхёк принимает кадр из рук мужчины, поближе рассматривая человека на нём. Нет, ну точно, Чонгук! – Сталкивался. Это же Чонгук, – главный врач довольно улыбается, возвращая снимок Марку. – Он проходил у нас практику месяц назад. А что, что-то случилось? – Случилось, – безутешно выдыхает Марк, пряча фотографию. – Никакой он не практикант, Донхёк, а всего-лишь сбежавший из моей больницы пациент. – Чего-о? — Ли хмурит брови и снимает очки. – Да быть такого не может! – Не поверишь, но может. Засра-анец, – Марк усмехается, вздирая голову вверх. – Обвёл нас всех вокруг пальца! Как каких-то мальцов! Все стороны разговора молчат, пытаясь переварить внезапно полученную информацию. И лишь Донхёк решает озвучить интересующий вопрос: – Но как так получилось, что он сбежал? У вас же контроль повыше нашего будет! – Да чёрт его знает, – Марк реально не имеет понятия, как так вообще произошло. – Его надо срочно найти. Он опасен, – Ли ловит потерянный взгляд Донхёка и продолжает: – Понимаешь, Чонгук поступил к нам в клинику около трёх лет назад. Влюблён он был тогда в одну девушку; очень сильно влюблён. Дело, вроде как, даже к свадьбе шло, но потом она покончила с собой, потому что какие-то отморозки изнасиловали её. Она просто не смогла оправиться от этого. У парня в то время всё, крыша поехала напрочь. Родители привезли его к нам в надежде на то, что мы поможем ему, – спасём хотя бы его, – а тут видишь, как получилось… Такая вот несчастная история любви. Он был подобен живой кукле: вроде дышал, ел, пил, но не испытывал эмоций, не разговаривал с нами, ничего. Через год к нему в палату подселили Пак Чимина. Общий язык они нашли быстро, тут уж не поспоришь. Нам до сих пор интересно, как они смогли это сделать… – Прости, что перебиваю, но за что упекли Чимина? – Пытался изнасиловать девушку, – Марк ловит осуждающий взгляд Донхёка, начиная скорее оправдываться. – Глупое соседство, знаю, но это было не нарочно!.. Так вот, её родители написали заявление в полицию, должен был быть суд, его отправили на психиатрическое освидетельствование, а там… сам понимаешь, результаты не ахти. Ну и побывал он у нас пару недель, а после санитары нашли его тело утром. Чонгук задушил его, понимаешь? Убил парня и смылся, сукин сын! – замолкает на пару секунд, приводя мысли в порядок. – Что Чимин, что Чонгук – те ещё несчастные мудаки. Да и пострадавших девчонок мне жалко. Очень. – Чонгук сбежал не один, а с одной из наших пациенток, – в разговор вклинивается медсестра. – С той самой, над которой пытался надругаться Чимин, – видя, как Марк хочет что-то сказать, продолжает: – Но не думаю, что есть повод для волнений. За всё то время, что он пребывал здесь, было видно, что он испытывает к ней самые тёплые чувства. Поверьте, в его действиях по отношению к ней не было ни грамма фальши. Пожалуйста, не надо искать их. Позвольте им жить! – Вы в своём уме? – Марк абсолютно не церемонится в выражениях, ошалело смотрит на девушку и чуть ли не крутит пальцем у виска. – Повторяю ещё раз: Чонгук опасен. Откуда вы можете знать, что он не сделает с ней ничего страшного, если даже не смогли распознать в нём лжеца? – Я… я просто чувствую это! – продолжает настаивать на своём медицинская работница. – Чеён чем-то похожа на его девушку; самую малость, но всё же. А теперь подумайте: неужели можно намеренно навредить человеку, в которого безумно влюблён? У Марка сжимаются кулаки из-за нахлынувшего раздражения и несуразицы, что несёт эта дамочка, у Донхёка голова раскалывается от такого потока информации, у офицера вообще на уме непонятно что, а у медсестры всё же расцветает улыбка на лице. Потому что Марк замолкает; лишь закрывает глаза, пытаясь разложить по полочкам всю эту историю. Её взяла. А где-то там, на другом конце планеты, в уютном парке гуляет мальчик-зайчик, крепко сжимающий ладонь девочки-цветочка, и наконец-то живёт. По-настоящему. Так, как он всегда мечтал. И с той, в кого влюбился по одной лишь фотографии два года назад.