И на душе им тепло

У Лены пальцы холодные, тонкие, с едва заметными детскими шрамами, которые скрываются то рабочими перчатками, то под украшениями. У него — тёплые, в рубцах и свежих ранах от драк. Иногда у Леонидовой проскакивает желание — где-то глубоко-глубоко, едва заметно — заклеить каждую царапину детскими пластырями, а потом дать этому большому ребёнку по голове. Чтобы был аккуратнее. Но нельзя. Он уже не её. Она не имеет права. — А он был бы не против… — вылетает у неё за ужином, и Леонидов понимает, о ком же речь. Скандал длится чуть ли не до рассвета, и неудивительно, что в этот раз Лена предпочла компанию кофе и собственных слёз, а её муж уехал восвояси. Ведь Алексею тоже больно. Ведь его жена — не его. И смотря на попугая в клетке, который на следующее утро оказался в её кабинете, она поневоле сравнивает себя. Говорят, птица в клетке символизирует отсутствие настоящей свободы? — Она не любит, не любит! ~ — попугай вопит об этом долго и старательно, до тех пор, пока клетка не была накрыта чёрной тканью. Но он попадает в самую, мать его, точку. «Нет, это же просто смешно!» — Леонидова грустно улыбается собственным мыслям, но что-то в сердце шевелится — что-то полуживое, давно забытое. Ведь не может такого быть, что она в плену собственных чувств, которые больше подходят к дурной привязанности. Да нет, бред какой-то. Но этот бред оказался правдивым. Всего лишь один телефонный звонок, всего лишь единственные стоны на фоне, и Леонидовой больше не нужно хранить его номер. Несколько кликов — и хоть где-то Леонидов больше не мелькает. А всего лишь одна-единственная надпись: Коллега по работе. Ведь она не собирается уходить и ломаться только из-за того, что её предал Леонидов. Пусть выкусит, козёл. И переписки удаляются так легко и беззаботно, словно и ждали этого. И чёрная ткань снята, но только не с клетки попугая. Лене противна такая символика, но сейчас она как нельзя кстати. И неважно, что она относится только к глазам. Ведь предстоит так много работы с документами. Но сейчас нужно лишь забрать собственные вещи. И поэтому приход Максимова как нельзя кстати. Он не спрашивает ничего, лишь молча забирает клетку с яркой птицей, спасает её от зубов Пса (хотя Лена не обиделась бы, если бы с этим подарком что-то случилось), и выслушивает её монолог по дороге, что наполнен слезами, некой обидой, а так же донельзя неприятными эпитетами и метафорами в сторону ещё одного бывшего мужа, из-за чего Пёс скулит и прижимает уши к голове. Даже ему казалось, что это уже перебор. Но вскоре к её эпитетам прибавляется эмоциональная ругань Максимова, из-за чего Псу становится совсем худо. Но на заявление набить коллеге морду он лает, ведь обязательно поможет ему. Давно Алексей вызывал недоверие. Вещи были собраны в считанные минуты. Небрежно сложены в два чемодана, скомканные и помятые, но это уже неважно. Ведь выходя с квартиры, Елена лишь надеется на то, что больше не вернётся сюда. Только, разве что, чтобы отсудить квартиру и продать к чёртовой матери. — Лен, может, поживёшь у меня пока? — бывшая Леонидова не знает, риторический ли это вопрос, но всё равно отрицательно кивает. Ей не хочется ему мешать. Он вообще не должен ей помогать, но почему-то это делает. И Лена даже не может понять, почему. Ведь она предала его, чёрт возьми! — Ты просто отвези меня в зоомагазин, что недалеко от участка. Дальше я как-то сама разберусь, — Елена пытается быть по-настоящему сильной, но её даже никто не слушает, и в итоге Максимов и Пёс идут вслед за ней. И естественно, никто даже не пытается отдать ей чемоданы. Только клетку, да и ту — не сразу. Но даже с ней бывшая Леонидова с грохотом падает, разбивая коленки до крови и упуская её. Окружающие их птицы шумно разлетаются восвояси, и ей до боли смешно. Все улетают, а она падает. И пока Максимов помогает нерадивой бывшей (?) встать, Пёс каким-то чудом открывает клетку, и испуганный попугай улетает далеко-далеко. Слава богу, что навсегда. Только Пёс разочарованно смотрит, как его обед радуется жизни, а его желудок — нет. — Говорят, что птица, сбежавшая с клетки — к получению свободы. Настоящей, — с непонятной улыбкой на лице говорит бывший оперативник, осторожно обнимая судмедэксперта, который уж слишком тихо говорит следующую фразу: — Откуда у тебя столько знаний в символике птиц, Максимов? — Откуда? Ты сама мне когда-то рассказывала, дурёха, — Макс отпускает Лену, но только для того, чтобы опять поднять пустую клетку и уйти в сторону машины. И на лице женщины улыбка, а в голове лишь одна фраза. «Он всё ещё помнит». Но бывшая Леонидова убегает в аптеку, даже не заметив боль в коленях и ссадины на ладонях. Макс не волнуется, а лишь пожимает плечами и неспешно идёт к машине. Елена возвращается с детскими пластырями и спиртом, снова чуть не упав. Но только её поймали, аккуратно поставили на ноги, и отобрали спирт. Вдруг разобьёт ещё. — Поехали, надо обработать твои царапины, наконец-таки. И улыбка у неё солнечная, и надежда в глазах. Даже Пёс не скулит, а лишь радостно лает и облизывает хозяйку, пусть и немножко. И пусть Леонидов сегодня устроит скандал, и пусть предстоит длительный путь развода и исправления ошибок. А на сплетни никто уже не обращает внимания. У Елены Максимовой детские пластыри на коленках, а у него — на руках. И, может, это и есть самое главное.