И все-таки я, рискуя прослыть Шутом, дураком, паяцем, И ночью, и днем твержу об одном — Не надо, люди, бояться! Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы, Не бойтесь мора и глада, А бойтесь единственно только того, Кто скажет: «Я знаю, как надо!» Кто скажет: «Идите, люди, за мной, Я вас научу, как надо!» А.Галич. Послесловие, написанное во хмелю
Мерлин проснулся от навязчивой трели будильника и наотмашь врезал по телефону здоровой рукой. 7.30, прекрасное время, чтобы продолжить наслаждаться объятиями Морфея и отвратительное, чтобы куда-то ехать. Особенно на работу. Цыкнув сам на себя за подобную слабость духа, маг скинул ноги на холодный пол и поежился — в квартире было прохладно, Редж, как и добрая половина лондонцев, экономил на отоплении и считал, что теплая одежда обойдется ему в разы дешевле. Маг закутался в брошенный на кресле с вечера махровый халат и побрел на кухню заливаться кофе. Иногда (обычно с шести до восьми утра) все прожитые годы разом наваливались на него непосильной ношей, и только чудодейственный эликсир под названием «эспрессо» мог снова пробудить волшебника к жизни. Квартира была пуста, медик умчался на работу еще раньше него, оставив приятелю ключи. На кухонном столе, уложив голову на теплую конфорку плиты, дрых Килгарра. Мерлин хмыкнул, включил кофеварку. В некотором роде вся эта ситуация начинала напоминать ему отлаженный семейный быт. Посуетившись вокруг холодильника, маг собрал себе сандвич и, кряхтя, хотя и не от боли в боку (тот, шокировав Смита скоростью регенерации, почти зажил), а скорее по привычке, взобрался на табурет. В телефоне наконец-то установилась стабильная тишина: Мерлину удалось успокоить всех жаждущих его внимания. Беркоу, правда, уймется только когда увидит его в зале заседаний, но Джон вообще редко выключал режим курицы-наседки. Закончив с завтраком и насыпав корма коту в глиняную миску с надписью «Луиза», Мерлин отправился было одеваться, как, видимо, только этого и ждавший телефон радостно заверещал видео-звонком с одного из мессенджеров. Маг не раздумывая нажал на мигавшую зеленым трубку. — Паааап, а вот угадай, что у меня есть! — с места в карьер начала «загадочно» улыбавшаяся Джесс. На фоне ее подозрительно маячила чья-то неизвестная Мерлину веснушчатая физиономия. — С Рождеством тебя, кстати! Я на тебя даже не злюсь, что ты мне подарок не прислал, потому что — угадай почему! — И тебя с Рождеством, Джесси! — поздоровался волшебник и постарался сделать максимально довольную жизнью физиономию. — Боюсь даже представить, как могу заслужить твое прощение. И, — маг чуть добавил в голос энтузиазма, — что же у тебя есть? В ответ в окошке звонка возникли два каких-то белых листочка. Присмотревшись, маг с недоумением узнал в них… авиабилеты? — Та-дааам! Мы с Роном летим к тебе в гости на каникулы! Мы участвовали в конкурсе и выиграли билеты! Правда, круто? Судя по перекосившейся физиономии Мерлина, круто не было ни разу. — Ты чего, не радуешься?! Ты по мне не соскучился?! — в голосе Джессики послышалась угроза слез, — Ты нас с мамой совсем-совсем не любишь?! Маг глубоко вздохнул и постарался нацепить на лицо выражение «идеальный отец в ожидании любимой дочери». — Ну что ты, Джесси, конечно, люблю и скучаю, — промямлил он. Достоверность хромала. Именно сейчас приезд Джесс спутывал все карты разом. — Когда вы прилетаете? (только не завтра, только не завтра, не завтра! — маг мысленно взмолился всем известным ему богам). — Пятого! — буркнула просчитавшая его сомнительную радость Джесс и что-то неразборчиво сказала подпрыгивавшему за ней парню. Тот, впрочем, радостно-идиотского вида не сменил. — Здрасте, мистер Эмр! — замахали из-за плеча девушки, — я Рон! Мерлин сокрушенно вздохнул. Дети. Еще и двух подростков ему сейчас не хватало. — Привет, Рон! Рад с тобой познакомиться. Передай Джесс, что мы с ней позже еще все обсудим, ладно? Мне на работу надо. — Зануда, — констатировала вновь обернувшаяся в камеру девушка. — Встретишь нас? Я пришлю номер рейса. — Встречу. Высылай, — улыбнулся маг напоследок и отключил связь. Вселенная его любила, это точно — ведь она раз за разом пыталась сделать его все сильнее и сильнее. Даже убивала, садистка, не до конца. Мерлин скрипнул зубами. Задача вырисовывалась не слишком-то радужная — ему как-то надо было найти и обезвредить полоумного средневекового мага, дорвавшегося до нового тела, разрулить конфликт в парламенте, да еще и потратить все свои новогодние каникулы на дрессировку и выгул двух несовершеннолетних канадцев. Из зеркала в ванной на мага смотрел очень уставший от происходящего треша мужчина с фиолетовыми кругами под глазами. Мерлин взлохматил волосы и попытался улыбнуться, настраиваясь на новый день. Лучше не стало. Тем не менее, спустя четверть часа он уже ждал такси в гостиной в своем лучшем (и единственном из прихваченных из квартиры) костюме, набросив пиджак поверх повязки. Змеи Камарии сделали свое дело — по крайней мере, ходить он теперь мог достаточно долго, раны на боку зажили, а рука — ну, как-нибудь и сама восстановится. К сожалению, магия к нему возвращаться не торопилась: Мерлин то и дело пытался сдвинуть взглядом тот или иной предмет, но ничего, кроме приступа головной боли, так и не получил. Впрочем, колдовать на работе ему приходилось редко, и, как маг рассчитывал, не придется и сегодня.***
Такси затормозило на стоянке у набережной Виктории. Мерлин оплатил поездку, вылез из автомобиля и, поеживаясь от зимнего ветра, короткими перебежками двинулся к входу в Вестминстерский дворец [1]. Около центрального входа — ворот Святого Стефана — уже активно толпились журналисты, туристы, да и просто праздные зеваки, которые, как успел заметить маг, продвигаясь к гостевому входу у статуи Кромвеля, уже окружили кого-то из его коллег — ему показалось, он слышал, как отбивался от корреспондентки Таймса лорд–канцлер Лидингтон. Протолкавшись сквозь охочих до бесплатного шоу, Мерлин, а вернее, уже Майкл де Эмр, козырнул пропуском на входе и как можно быстрее двинулся прочь от туристических, а значит, перенаселенных, троп дворца в сторону своего рабочего кабинета. Каким чудом Майклу удавалось удерживать его за собой год за годом, оставалось секретом и причиной долгих пересудов скучающих депутатов — кабинет де Эмра располагался мало того, что на северной, т.е. «общинной» стороне, так еще и рядом с башней лорда-спикера нижней палаты. Именно к нему сейчас и торопился, считая ступеньки, Мерлин. Беркоу же, издалека высматривавший фигуру мага, перехватил его у входа в лифт. — Майки, ну наконец-то! — Джон обхватил его за плечи и развернул к себе, цепко оглядывая. — Ну-ка, дай я на тебя посмотрю. Выглядишь не очень, сразу признаюсь. Но я в любом случае тебе рад. Очень рад, — рука Беркоу за спиной Мерлина нащупала кнопку лифта. — На самом деле не ожидал, что ты сегодня появишься, хотя и надеялся до последнего. Джон подтолкнул Мерлина в кабину, и та, скрипя, поползла вниз, на второй, рабочий этаж парламента. — Я не мог не явиться. Сколько можно отлеживаться, когда, — маг автоматически дотронулся до поврежденного плеча и уже с заметной долей сарказма продолжил, — отечество в опасности? Да и судя по тем смс, что ты мне слал, — уже теплее улыбнулся волшебник, — положение у нас на редкость интересное. Беркоу хмыкнул, вышел из лифта и потянул за собой Мерлина. — Пойдем, я вкратце разъясню тебе, в чем суть дела. В общем, — рука Джона взметнулась в приветствии кому-то из группы депутатов, — нашу проблему зовут Бран Коннахи, и он из Шинн Фейн, и они, можешь не смеяться, в кой-то веки предлагают что-то помимо развода Британии и Ирландии. Предлагают, как обычно, весьма настойчиво и шумно, но, что самое удивительное — по сути ведь предлагают толково. Если б только их билль, — Беркоу потряс перед носом Мерлина переплетенной папкой для бумаг — не был таким же радикальным, как они сами! Но — вот же незадача! — спикер толкнул маскирующуюся под древесную панель дверь в стене зала собраний палаты общин и затащил мага в полуподвальный кабинет. — Роскоши выбора нам как обычно не предоставили. Пока Беркоу запирал изнутри свое убежище от лишних глаз и ушей, Мерлин, упав на небольшой кожаный диванчик, принялся перебирать предложенные бумаги. Шинн Фейн требовали разгона парламента и импичмента премьера за бездействие против террористической угрозы и мигрантского засилья. Шинн Фейн убеждали передать всю полноту власти Брану Коннахи, как лидеру партии и потенциальному основателю новой правящей коалиции. Шинн Фейн выдвигали идеи по ужесточению полицейского режима, контроля на улицах, повсеместной проверки документов, контролю СМИ и Интернета… Долистав до ежедневных рейдов полиции по всем пабам города с целью проверки благонадежности собравшихся, Мерлин скептически посмотрел на откинувшегося на спинку стула и скрестившего на груди руки Беркоу. — Джон, ты серьезно? Какой фанат Большого брата [3] тебе это предложил? Ты что, действительно выдвинул этот бред на голосование? Спикер мрачно оглядел волшебника. — Абсолютно. И ты сам — готовое доказательство того, что как минимум половина этого бреда нам необходима. Могу одолжить зеркало, если запамятовал. Мерлин вскинулся. — Ну, а другая? Ты что, собрался отдать премьерское кресло этому проходимцу?! А как же Тереза, Джон? Ты ее хоть предупредил об этой бомбе замедленного действия? Беркоу отвернулся, достал из кармана зажигалку, сигарету, и в задумчивости почиркал колесиком, вызывая искру. Потом, одумавшись, убрал и то, и другое. Потер слезящиеся от линз глаза. — Тереза в курсе, Майк, она растеряна, как и я. Мне придется зачитать это, — спикер забрал билль из рук Мерлина, — текст уже в повестке, хотя теперь я и сам не знаю, что на меня нашло, когда я его туда включил. Знаешь, ко мне приходили трое из Фейн, приносили почитать программу, уговаривали. Я их как обычно отшил, но потом почему-то взял их документ в руки, и… — Беркоу пожал плечами в недоумении. — И на следующий день ты внезапно обнаружил, что о сегодняшнем заседании судачат все таблоиды? — прикусив губу, спросил маг. Джон кивнул. — И теперь, похоже, единственное, что я могу сделать, так это тянуть время. Майк, Тереза двинула на расследование терактов лучшие силы. Министерство внутренних дел головы положит, чтобы все раскрыть до того, как Коннахи начнет обсуждать с королевой повестку дня. Нам же с тобой надо заблокировать вопрос, перенести слушания, в общем, сделать что угодно, чтобы билль не получил сегодня большинства. Я поставлю часовой лимит на рассмотрение, и, прошу тебя, Майкл, найди слова, которые убедят твоих лордов в неадекватности нашего ирландского друга. — Лидингтон [2] меня в последнее время недолюбливает, ты же в курсе? — усмехнулся Мерлин. — Могут и не послушать, слишком уж я много времени в твоем обществе провожу, совсем опустился. — Если ты об этом, — рассмеялся в ответ Беркоу, — то Коннохи в его глазах еще даже не поднимался. Наш дражайший лорд–канцлер убежден, что всякий, чья родословная короче, чем у корги ее Величества, не имеет никакого права оспаривать его гениальное решение. Так что просто постарайся говорить так, чтобы это решение в голове Дэвида сформировалось и стало точной копией нашего. Мерлин кивнул. Времени на разговоры у них в любом случае больше не оставалось. Заседание общего комитета парламента проходило в зале Палаты общин. Пока Беркоу поправлял галстук, облачался в мантию и парик и встречал подъехавшую к своему «часу вопросов» [4] премьер–министра, Мерлин прокрался на специально отведенные для депутатов от палаты лордов места (распорядители даже умудрились натянуть на зеленый бархат общин алые чехлы, будто одних табличек было недостаточно). По дороге пришлось постоянно здороваться, махать свободной рукой на бесконечные оклики с разных сторон, да и вообще, маг себя почувствовал кем–то вроде телезвезды на футбольном матче — смотреть вроде пришли не на тебя, но шанс взять автограф упускать не стоит. Наконец Мерлин сел и внезапно поймал себя на мысли, что хочет поздороваться с Тесс. И с Дейвом. И даже с врединой Сьюзан, с которой они чуть ли не каждую пятницу спорили по поводу и без. Но здороваться было не с кем, и места их были пусты, равно, как и еще пять кресел, что специально оставили пустыми рядом с ним. Мерлин — Майкл де Эмр — сглотнул. За всей этой суетой с «политиканом, который выжил» он совершенно забыл о том, что все остальные — нет. Поэтому, когда поднялась на свою трибуну Тереза, когда Беркоу, спикер палаты общин, начал заседание, призвав к скорбной тишине, затопившее зал молчание было всеобщим. И маг мог поклясться, что все внимание собравшихся сейчас было устремлено на восемь пустых кресел и девятое, с которого он поднялся в знак памяти об их общей утрате. Вопросы, что один за другим сыпались на леди Мэй, отличались злободневностью и требовали немедленных решений. Мерлин даже в чем–то посочувствовал сейчас Терезе — если представить ее на поединке, то сейчас премьер–министру в одиночку приходилось обороняться от целой орды нападавших. Не по–рыцарски, но и времена не те, как бы не держалась Британия за свой консерватизм. Наконец, Джон со своего места властно объявил, что час премьерских ответов истек, и пришла пора перейти к рассмотрению поданных законопроектов. Мерлин нашел глазами в толпе заднескамеечников Брана Коннахи. Тот стоял у прохода, собранный, напряженный, будто готовый к прыжку. Мерлин сейчас многое бы отдал, чтобы заглянуть ему в глаза — интуиция во всю вопила, что Бран может оказаться и не Браном вовсе. Билль Шинн Фейн стоял на повестке третьим и последним. Обсудили какую–то мелочь о перераспределении депутатских кресел между партиями, поругались на ставку налога на наследство. Во рту у Мерлина пересохло. Джон призвал к порядку и, постучав по кафедре, начал зачитывать положения билля Коннахи. Через десять минут и пятьдесят восемь пунктов он остановился и, предупредив о временном лимите, передал слово вышедшему к красной линии Брану. Лорд Майкл де Эмр слушал этого высокого, слегка сутулого человека впервые. У Коннахи оказался резкий, чуть шепелявящий на конце фраз, дублинский выговор и пронзительный, буравящий взгляд из-под сведенных черных бровей. Но волшебнику Мерлину было гораздо важнее, есть ли в Бране Коннахи хоть что–то магическое, и всеми остатками своих сил он пытался «прощупать» вещавшего о светлом будущем и темном настоящем британского правительства депутата. Виски нещадно закололо. Мерлин прищурился. Где-то на грани сознания явственно позвякивали золотые колокольчики поставленной им на магию сети. Так это правда, Коннахи — «аватар» Сигана? — И только вместе мы сможем противостоять угрозе, нависшей над Лондоном! Только сплотившись, только выставив жесткий щит между собой и волной террора, мы сможем… — взгляд Брана уперся в Мерлина, и тот поневоле поежился от стальной уверенности говорившего. — Нет, мы не просто сможем, мы должны! Какого цвета глаза Брана на самом деле? На фотографиях всегда были черными, но не следствие ли это магического влияния? Как проверить, как, как?! Не закричать же на весь зал, что к революции их сейчас призывает средневековый колдун? — Посмотрите на единственного выжившего! Разве восьми пустых стульев рядом с ним нам не достаточно, чтобы задуматься и начать действовать? Разве, — Мерлин почти физически ощутил, как его буравят сотни взглядов, — нам нужны новые жертвы?! Стук молотка Беркоу стал для Мерлина одновременно освобождением и карой. Джон остановил выступление Коннахи, и зал взорвался воплями поддержки. Маг закрыл глаза — единственным, кого на его памяти парламент так приветствовал, был старина Уинстон [5], чью деревянную статую теперь трут у входа, выпрашивая красноречия. Страх и внутреннее бессилие затмевают любой, даже самый четкий разум, и разве справишься тут уговорами подождать, если предлагают немедленное спасение? Сквозь гул оваций прорвался кашлявший микрофон Беркоу. Недолюбливавший новшества, Джон умудрился стукнуть им о дерево кафедры, так что парламентарии дружно перевели руки с положения аплодисментов на попытку заткнуть уши от скрипа и скрежета техники. Зато спикера в наступившей спустя несколько секунд тишине услышали все. — Держите себя в руках, джентльмены, — строго отчитал депутатов Джон. — У нас есть еще время до голосования, и я приглашаю выступить еще одного человека, на сей раз от палаты Лордов. Майкл де Эмр, барон Карлеона и Винчестера. Мерлин спускался к трибунам, чувствуя, как от него ждут поддержки. Он не может быть против, он жертва, он должен требовать справедливости. Мерлин спустился к кафедре спикера. Поблагодарил его за честь выступить и, внезапно для всех собравшихся, встал не рядом с Браном, а точь–в–точь напротив него, едва заступая ногой за алую разделительную полосу [6]. Дуэли в парламенте официально не запрещались, и маг, заметив, как удивился оппонент и как сжались его кулаки, решил, что очень и очень зря. Мерлин откашлялся и доброжелательно посмотрел на изумленный его выбором зал. — Почтенные члены парламента, уважаемые лорды и пэры, депутаты, — маг слегка кивнул в обе стороны от себя, — мы собрались в недобрый час. Над нашей страной, как и над всем миром, нависла угроза террора, силы, что пойдет на все, дабы достичь своей цели. Силы, что не знает жалости и не остановится ни перед чем, чтобы, — тишина вокруг Мерлина звенела, — зародить в наших сердцах страх. Я скорблю о своих коллегах, друзьях, всех прекрасных людях, погибших в рождественских терактах. Я, — Мерлин говорил искренне, его глаза блестели от слез, хотя эту часть речи он даже не стал продумывать, — не знаю, как мне смотреть в глаза мужу Тессы Уинред и что говорить матери Дейва Редборна. Мне будет не хватать каждого из погибших, мы были знакомы много лет, и, как бы мы не спорили, к какой бы партии не относились, мы были одной командой. Имя ей — не партия, не палата, не парламент. Имя ей — британцы. И именно оставшись частью этого сообщества, я говорю биллю Брана Коннахи, — Мерлин сделал паузу, — нет. Бран, казалось, хотел что-то возразить и перейти черту, но суровый взгляд Беркоу заставил его остаться на месте. — Потому что нельзя идти на поводу у страха! Потому что именно этого и добиваются нападавшие! Потому что каждый из нас боится за себя и свою семью, но — были ли мы хоть когда-нибудь трусами?! Неужели вам для того, чтобы показать свою силу, нужен кто-то еще? Кто-то, кто примет за вас решения, возьмет на себя ответственность, кто изменит полицию, проведет реформы, станет вами править? — Мерлин задохнулся, но эмоции уже захлестнули и его, — Нам не нужен король Артур, чтобы вытащить нас из той ямы, где мы оказались. Мы, — маг свирепо посмотрел на яростно сверлившего его Коннахи, — способны справиться сами! Мерлин не ожидал, что его поддержат, в его голосе не было столько гордости и напора, и уж тем более, столько уверенности в себе, как у Брана. Но было что-то, что придает силы попавшему в окружение — отступать некуда, бей. Поэтому Майкл де Эмр не особо и удивился, услышав, как аплодируют уже ему. А вот у волшебника Мерлина сейчас была единственная возможность узнать, кто перед ним. Возвращавшийся на трибуны Бран обернулся и столкнулся взглядом с золотыми глазами мага. На грудь ирландца точно набросилась невидимая собака, Коннахи пошатнулся, но устоял и, встряхнув головой, избавился от наваждения. Золото в зрачках де Эмра погасло. Соперники разошлись. Мерлин едва смог дойти до своего места, не шатаясь. Усевшись, он положил здоровую руку на спинку впереди сидящего и уронил на нее голову. Дышать было тяжело, бок точно картечью прошило. Маг постарался выровнять дыхание. Коннахи… ирландец был под заклятьем, это точно. Чертов Сиган! С другой стороны, хорошо, что хоть Шинн Фейн, а не кто–то из правительства, или вот, допустим, Беркоу — цель хорошая, влиятельная. Под разгоравшиеся прения, волшебник вспомнил, что Джон уже жаловался ему на визитеров с биллем, значит, уже, как минимум, пытались, но почему–то не вышло. В прошлую их встречу магия Сигана осечек не давала, так что же изменилось в этот раз? Приходил ли Коннахи сам, или зловредный Корнелиус использовал каких–то марионеток — память напрочь стерла излишки информации, надо будет снова поговорить с Джоном. Тем временем микрофон спикера снова закашлял, и Беркоу, качнув париком, объявил голосование. Те, кто за — встаньте, те, кто против — сидите — процедура, отработанная веками. Мерлин постучал пальцами по пустым креслам — за кого бы, интересно, проголосовала Тесс? Рядом вставали и опускались, причем делали это — маг сразу понял — не под воздействием волшебства, добровольно. Наконец, клерк подал Беркоу протокол подсчетов. — Триста восемьдесят пять за, двести четырнадцать против. Голосование состоялось, в зале кворум. Резолюция по биллю Шинн Фейн будет принята в третьем чтении, после обсуждения поправок общим комитетом палат. — Голос Джона перестал быть столь официальным. — С наступающим Новым годом. Рождественские каникулы объявляю открытыми, следующее заседание восьмого января. Мерлина не хотел похлопать по плечу, выказывая сочувствие, только ленивый. К пустым креслам, которые, впрочем, мгновенно перестали пустовать в образовавшейся вокруг него давке, стремились протолкнуться едва ли не половина парламентариев, и уж точно все журналисты. Желали скорейшего выздоровления, удивлялись его позицией, спорили о билле — в общем, Майкл де Эмр вновь оказался в эпицентре событий. Выбраться из этого ока народной бури удалось лишь спустя час. Коридоры парламента постепенно пустели, члены палат расходились по своим кабинетам или же вспоминали о начавшихся каникулах и, точно школьники, перемигиваясь, приглашали друг друга на новогодние вечеринки и исчезали за тяжелыми дверьми Вестминстера. Мерлин же, наконец обретя долгожданное одиночество, решил для начала отыскать Беркоу и поподробнее расспросить его о тех, кто принес ему билль. Да и вообще — по-хорошему, стоило бы найти Коннахи. Не факт, что получится его расколдовать, — с досадой подумал маг, — но попытаться стоит. Что он вообще помнил о чарах Корнелиуса? Тот вроде бы умел оживлять каменных созданий и мог менять по собственному желанию тело носителя, в чем и заключалась основная опасность — зловредный колдун мог оказаться практически кем угодно. Мерлин вытащил из кармана пиджака смартфон и набрал номер Джона. Телефон спикера отозвался длинными гудками. Мерлин попробовал еще раз. Гудки повторились и оборвались краткой смс: «Майк, я с Коннахи, поговорим после». С Коннахи. До мага медленно дополз смысл сообщения. С Коннахи. С…Сиганом?! Чертыхнувшись, Мерлин опрометью бросился к кабинету спикера, подергал ручку — заперто. Быстро оглянулся на пустой коридор, шепнул замку заклинание, скрипнул зубами от боли, открывая дверь — магия помогла вскрыть кабинет — к ужасу волшебника, совершенно пустой. Куда еще могло унести беспокойного Беркоу? Если Сиган решил, что его тело ему теперь интереснее, чем Коннахи, то где бы ему было удобнее совершить переход? Хлопнув себя по лбу, маг, сбивая углы, помчался обратно в зал палаты общин — Джон наверняка завел Брана в тот же подвал, где сегодня беседовал с ним! Успеть, успеть, даже врезавшись в коллег по цеху, ошалело переспросив «Где Беркоу?!», пересечь холл, перепрыгивая ступеньки, скатиться с лестницы, добраться до зеленого зала Общин. Выдохнуть. Дернуть на себя панель. В полумраке кабинета увидеть, как вздымаются клубы дыма, и как над застывшим в напряжении, будто загипнотизированным спикером склонилась зловещая фигура Коннахи. Мерлин моргнул — дым, окутывавший Джона, был синеватым. Он опоздал. И тут случилось то, чего больше всего боялся Джон Беркоу, спикер палаты общин британского парламента: в его тайном кабинете сработала-таки пожарная сигнализация. С потолка хлынул дождь, взвыла сирена, и Бран Коннахи, сверкая абсолютно черными, точно смоляными, глазами, ринулся вырубать орущий рупор, голыми руками разбивая пластиковую коробку щитка. Опешивший было Беркоу оперативно эвакуировал под стол стопки документов, а Мерлин… Мерлин стекал по стенке вниз и нервно смеялся, вытирая с лица, волос и дорогущего костюма потоки воды. Перед ним все-таки были два живых человека, и никто не валялся на полу с перекошенной в смертной муке физиономией. Трехэтажный ирландский мат Брана, которому все же удалось раздолбать щиток и вырубить внезапный дождь, звучал музыкой, и даже кресло, в которое его буквально уронил суетящийся Беркоу, было, хоть и сырым, но чудесно-мягким. Сжимая в руках стакан с виски — выжимавший пиджак Джон провозгласил рабочий день теперь уж точно оконченным — Майкл де Эмр смог, пусть и ненадолго, снова дышать свободно: Беркоу был жив, и даже прощальное «Я с вами не закончил!» Коннахи — Корнелиуса вызвало скорее смех, нежели отчаяние. А значит, игру против мага Сигана маг Мерлин все еще не проиграл.