С открытым сердцем

Весть о возвращении Штольмана на прежнее место службы в новом чине да еще тайно женившемся облетела Затонск быстрее, чем успел об этом написать в своем «Телеграфе» Ребушинскиий. Некоторые были в недоумении — как это тайным браком? Другие говорили, что они давно об этом знали, так как по отношениям Штольмана и Анны Викторовны уже давно было понятно, что они муж и жена. И только тайная миссия на тот момент надворного советника могла быть причиной того, что они не могли публично объявить о том, что женаты. Оказалось, что в управлении давно делали ставки, когда падет неприступный бастион Штольмана перед чарами Анны Викторовны. И почему-то никто не ставил на то, что этот бастион не падет никогда. Ставили только на то, когда же это случится. Выиграл Трегубов, который предположил, что все произойдет еще до Рождества. На выигранные деньги он поставил всем водки, чтоб выпили за здоровье молодых. Николай Васильевич был откровенно рад, что Штольман женился. Он говорил, что с Анной Викторовной тот наконец образумится и перестанет сидеть ночами в кабинете с бутылкой коньяка. Ведь проводить время с молодой женой гораздо приятнее, чем с бутылкой. На самом деле он радовался по другой причине. Радовался не за Штольмана, а за Анну Викторовну. Он помнил, что сказал адвокату Миронову, когда тот пришел в участок заявить о том, что пропала его дочь. Что и Штольман, и Анна Викторовна были в ту ночь в гостинице, и что люди «могут это истолковать неверно»… Сам-то он истолковал это именно «неверно». Какая другая мысль могла прийти в голову, зная репутацию Штольмана? Было там что-то или не было — одному только Богу известно. Но вот репутация Анны Викторовны могла быть утрачена безвозвратно. Поэтому он сразу же пресек любые слухи на этот счет. Сказал своим молодцам, что если кто-нибудь заикнется о том, что в гостинице видели барышню Миронову, он может готовиться к длинной дороге… в Сибирь или куда там еще требовались люди надзирать за каторжанами… В Сибирь не хотелось никому. Как ни странно, вторым человеком в управлении, кто обрадовался женитьбе Штольмана, был Коробейников. «Рад за Вас с Анной Викторовной, искренне рад», — сказал он, когда стало известно о их с Анной браке. Штольман этого никак не ожидал. Он знал, что Антон Андреевич неравнодушен к Анне Викторовне, но никогда его своим соперником не считал. Да, ему было неприятно, что Анна раньше иногда обращалась к Коробейникову, а не к нему самому, неприятно, и когда Антон Андреевич восторженно смотрел на Анну Викторовну. И все же настоящей ревностью это можно было назвать с большой натяжкой. Это было совсем не то, что он чувствовал, когда Анне оказывали знаки внимания другие мужчины. Он не понимал, почему не ревновал Коробейников, ведь у него уже никогда не будет не то что малейшего шанса на взаимность, но и просто возможности сказать Анне Викторовне о своих чувствах. И еще больше он не понимал, какая Коробейникову могла быть радость от того, что они с Анной поженились. Когда через пару дней после этого Анна Викторовна пришла к мужу в участок, Коробейников встретил ее с улыбкой до ушей и несколько раз сказал, насколько он был рад слышать о ее замужестве. Штольман подумал, не повредился ли тот головой… Когда Анна ушла, он сказал резко, даже грубо: «Антон Андреич, что Вы как начищенный самовар сияете? Анна Викторовна — моя жена, не Ваша. Чему Вы так радуетесь?» Ответ был что ни на есть самым неожиданным: «Яков Платоныч, я просто очень боялся, что Вы на Анне Викторовне никогда не женитесь, и она все так и будет страдать… А теперь я вижу, что она счастлива. И я счастлив за нее. Точнее, за вас обоих…» И прибавил почти неслышно: «Может, теперь и я кого встречу…» Штольман так спешил к Анне, так жаждал встречи с ней, что у него совсем вылетело из головы, что положение мужа дает не только права, но и накладывает обязанности. Причем немалые. Когда он наконец добрался до своей казенной квартиры, которую во время его отсутствия так никому и не отдали, он с неприятным удивлением обнаружил проблему, к тому же весьма острую. У него была жена, но было некуда ее привести. Квартирка была маленькой, что раньше его как-то не беспокоило, ведь он проводил в ней мало времени, даже ночевал там не каждый раз, бывало задерживаясь в участке до самого утра или же находясь где-то по делам следствия. Теперь же он видел, насколько крохотной она была. В спальне еле помещалась его узкая холостяцкая кровать, а супружескую кровать можно было поставить разве что в гостиной, вынеся из нее всю мебель… Сначала он даже не понял, как он мог так попасть впросак — совершенно не подумать, как им с Анной жить. Но потом увидел причину — с Анной для него все было в новинку. Абсолютно все. Он раньше не жил с женщиной одним домом. Ни с одной и никогда. С дамами он только встречался и проводил время. Всегда у них или где-то еще, но не у себя, и на его холостяцкой жизни это никак не отражалось. С Анной же все совершенно по-другому. Они будут жить вместе. Всегда. И для этого им будет нужна квартира побольше или даже дом. Но найти его и переехать туда — вопрос не одного-двух дней. Можно было, конечно, на это время снять номер, но ему казалось как-то нехорошо начинать семейную жизнь в гостинице, даже в самой лучшей в Затонске. Оставлять Анну в доме родителей было тоже вроде бы неправильно, ведь она уже его жена. И с какой стороны он бы ни посмотрел на проблему, он пока не видел ее решения… На следующий день он пришел на ужин к Мироновым, как они до этого и договаривались. Теперь они с Анной сидели рядом и могли смотреть друг на друга сколько угодно. И все же Анна немного смущалась перед родителями. Виктор Иванович был вполне приветлив. Мария Тимофеевна была вполне… нейтральна. Кстати, она держала себя в руках и накануне, когда с отцом Анны состоялся нелегкий разговор. — Яков Платонович, подождите меня пару минут, — сказал тогда Виктор Иванович и вышел из кабинета. Штольман слышал из гостиной два голоса. Один — самого Миронова, другой, по-видимому, его жены. Голос у Миронова был строгий, можно даже сказать суровый. Женский голос, к своему удивлению, он почти не расслышал. Виктор Иванович вернулся с графином коньяка и двумя рюмками. — Ну что, Яков Платонович, давайте выпьем за новые родственные узы… Но Вы все же помните, что я Вам сказал. — Виктор Иванович, не сомневайтесь, у меня отменная память. Когда они вышли из кабинета, Мария Тимофеевна сидела как каменный истукан на диване в гостиной, а Анна сбегала вниз по лестнице. Как и можно было предположить, она выглядела очень взволнованной. — Аня, мы с Яковом Платонычем просто поговорили. Просто поговорили, — успокоил Миронов дочь. — Правда? — она задала вопрос не отцу, а мужу. — Правда. Аннушка, ты беспокоилась совершенно напрасно, — Штольман не заметил, как назвал Анну перед родителями на «ты» и ласковым именем. А вот Виктор Иванович заметил и усмехнулся. — Яков Платоныч, я так рада! — ее до этого озабоченное лицо озарила улыбка. — Аня, да уж зови ты его по-имени, какой же он теперь тебе Яков Платоныч? Муж ведь все-таки. К чему дома такие церемонии? Будешь его Яковом Платоновичем называть, когда будешь к нему на службу приходить, — сказал Виктор Иванович. Анна покраснела, затем робко сказала «Яков» и разжала ладонь, в которой было обручальное кольцо. — Не надевала без меня? — Штольман улыбнулся. — Нет, ждала, пока ты вернешься… Яков надел ей кольцо и поцеловал быстро, нежно. Но в губы. И при родителях… До нее стала медленно доходить мысль, что теперь Яков имеет право целовать ее. Даже при ее родителях. Они ведь теперь супруги. Она много раз видела, как отец целует маму, правда, не так страстно, как целовал ее Яков, и все же отец не стеснялся показать свои чувства к жене прилюдно. По-видимому, ее муж тоже будет не из стеснительных. — Яков Платонович, Вы приходите к нам завтра на ужин, раз сегодня так спешите. Штольман понял, что Миронов намекал, что ему лучше было поскорее уйти. Как бы чего не вышло… — Конечно, приду, Виктор Иванович. Я так сожалею, что у меня сегодня весь день дела, да и завтра тоже. Но на ужин я обязательно приду. Аня, если погода будет хорошая, ты бы хотела прогуляться после ужина? — Очень, — улыбнулась Анна. Он поцеловал руку жене, пожал руку тестю и откланялся. Конец дня и весь следующий день он действительно провел в делах. Их накопилось столько, что казалось, не разгрести никогда. Антон Андреевич, конечно, делал, что мог, но был не всесилен, да и опыта у него было поменьше, чем у Штольмана. Штольман просмотрел кучу папок, задал Коробейникову массу вопросов, вызвал несколько человек в управление на ближайшие дни и съездил в пару мест, чтоб осмотреть все самому. И после всего этого он даже не опоздал на ужин к Мироновым. После ужина Виктор Иванович снова пригласил Штольмана в кабинет. — А не выпить ли нам по рюмочке, дорогой зять Яша? А то я вчера графинчик припрятал. Так, на всякий случай, — видимо, манеру прятать графинчики он перенял от Петра Ивановича. — Не откажусь. — Яков Платонович, Вы уж извините меня за излишнюю фамильярность. Я вовсе не хочу Вас обидеть. Просто когда Анна проговорилась, что вы женаты, она сказала, что счастлива со своим Яшей. Потом, конечно, поправилась, мол, с Яковом Платонычем. Но мне почему-то это так в душу запало. Раз называет Вас Яша, значит разглядела она в Вас то, чего другие не видят. Что-то от другого человека, не того, которого все мы знаем… У нас ведь как было? Родители наши благословение дали, только, как говорится, сквозь зубы. Вроде как смирились, но не могу сказать, чтоб по-настоящему приняли. Матушка со временем, правда, смягчилась, но отец мою Машу так все время Мария Тимофеевна и называл, как совсем чужая она. А какая она Мария Тимофеевна была? Ей лет было меньше, чем Анне сейчас. И ее родители меня только Виктор Иванович и больше никак. Причем не от большого уважения, а так — чтоб свое место знал. Они ведь ей тогда уже жениха нашли. Не такого как я. Богатого. Машенька же такая красавица была, глаз не отвести! Она и сейчас, конечно, чудо как хороша, а тогда и вовсе… И хотел тот уже к ней свататься, да я его опередил. И Маша сказала, что ни за кого другого кроме меня не пойдет. Вот так-то. Я ей вчера и сказал: «Маша, почему ты себе счастья хотела, а своей дочери не хочешь? Почему ты замуж за меня пошла, а не за другого, которого не любила? Раз полюбила его Анна, выбрала себе в мужья, так тому и быть». — Ну Марию Тимофеевну можно понять. От вашей-то репутации люди не шарахались. Вы думаете, я сам про себя не понимаю? Кому такой зять понравится? Дамский угодник, игрок, дуэлянт, любитель иногда приложиться к бутылке, с такой службой, как у меня, да еще в два раза старше Вашей дочери… Что касается моих пороков — это все в прошлом, можете быть уверены. А вот насчет службы и возраста — с этим уж придется смириться. — Ну изо всего, что Вы перечислили, возраст, пожалуй, наименьшее «зло», — улыбнулся Виктор Миронов. — Анна же особенная, не такая как все. Вы и то долго шли к тому, чтоб это принять. А что уж от молодого человека ожидать? Не ужились бы они вместе. — Виктор Иванович, я бы с Вами хотел поговорить об одной деликатной… ситуации. — Уж не о той ли, что молодая жена есть, а жить с ней негде? — усмехнулся Миронов. Штольман редко когда чувствовал себя дураком, и это был как раз такой случай. — Яков Платонович, да не читаю я мыслей. Вы же только что приехали, причем, думаю, летели Вы к Анне, так сказать, на всех парусах, ни о чем наперед не думая. По приезду делами подобного рода заниматься у Вас возможности явно не было. Не на казенную же квартиру Вам жену вести. Знаю я, какие это клетушки… Не сочтите за навязчивость, но у меня на примете есть дом, в котором Вы с Анной могли бы жить. Небольшой домик, но добротный, аккуратный, по деньгам и до участка рукой подать. Помните дом вдовы Власьевой? Так вот его можно снять прямо сейчас. Сама она с Рождества уехала в соседний уезд к дочери, у той двойня родилась, поэтому пробудет она там несколько месяцев, а то и вовсе там останется. Так что дом пустует, и как ее поверенный я могу устроить все очень быстро. Если Вы согласны, я ей завтра же напишу. Думаю, возражать она не станет. У нее было только одно пожелание, чтоб люди были серьезные и приличные. А куда уж серьезней начальника сыскного отделения полиции? Так что, согласны? — Да, это было бы очень кстати. Не знаю, как Вас и благодарить, Виктор Иванович. — Дом я сегодня уже осмотрел. Его, конечно, нужно немного обновить внутри, да и мебель какую переставить, а какую новую привезти. Но если все устроится, в чем я не сомневаюсь, то заехать вы туда сможете где-то через неделю. У меня только один вопрос имеется. Вы ведь, Яков Платонович, с новым чином у нас в Затонске определенно долго не задержитесь? — Да, скорее всего это так. Я и возвращаться-то в Затонск вообще не должен был. Так уж упросил кое-кого… Вернулся сюда только из-за Анны, чтоб потом мы вместе с ней могли решить, какую из предложенных в будущем вакансий мне лучше принять. Думаю, месяца на три мы точно в Затонске останемся, а там как получится. — Значит, дом мы пока на три месяца и оформим. А там посмотрим, как Вы и говорите. — Виктор Иванович, Вы как все выясните, дайте мне знать, что дальше делать. — А дальше ничего делать будет и не нужно, только бумаги подписать. Остальное я все сделаю сам. Про финансовую сторону тоже не беспокойтесь. Штольман понял, что тесть не только нашел для них дом, но и решил оплатить его на первое время. — Виктор Иванович, я сам в состоянии взять на себя финансовые обязательства. — А я разве сказал, что сомневаюсь в этом? При Вашем чине такой дом Вы вполне можете себе позволить. — И все же я настаиваю. — А я и слушать ничего не желаю. Яков Платоныч, я знаю, что Вы — человек гордый, и я ни в коей мере не хочу Вас унизить. Мне просто хочется сделать для Вас с Анной что-то хорошее. От чистого сердца. Кроме того Вам еще предстоит столько трат, о которых Вы и понятия не имеете. Это я Вам как человек семейный говорю. Как что прошу, не отказывайтесь. — Виктор Иванович, а сейчас как нам с Анной быть? –почему-то теперь он даже не испытывал неловкости спрашивать совета у тестя о подобных вещах. — Яков Платоныч, Вы уже сколько на ней женаты, а вместе так и не жили. Разве неделя что-то решит? Пусть пока здесь остается, тем более, что ей столько дел предстоит — приданое собирать, к примеру. А Вы приходите, когда захотите. Потом уж ее хозяйкой в свой дом введете, как полагается. А теперь идите к Анне, а то она уже совсем Вас заждалась. Штольман быстро побежал вверх по лестнице. — Куда это он? — недовольно спросила Мария Тимофеевна вышедшего из кабинета мужа. — К Анне, куда же еще? — Витя, это неприлично! Она же молодая девушка! — Маша, она — молодая женщина, а он ее муж. Что тут неприличного? Чем они могут там заниматься кроме того, что у всех бывает? — хотел было пошутить Виктор Иванович, но видя хмурое лицо жены, добавил: — Маша, ну чего ты в самом деле? Вспомни, разве у нас с тобой было много радостей, когда мы жили с родителями и их стеснялись? Да не будет у них сейчас ничего, так за ручки подержатся да поцелуются пару раз. Яков Платонович открыл дверь в комнату Анны. Она сидела на кровати, задумавшись. Он тихо подошел к ней, встал перед ней на колени и положил на ее колени свою голову, а она стала перебирать его волосы… И его внезапно пронзила мысль, что после многих лет он наконец обрел свой дом. Ведь его дом теперь там, где его Анна… Он стоял так, пока не затекли ноги, и только потом присел рядом с Анной на кровать. Одной рукой он обнял жену, а в другую взял ее правую руку, на которой теперь было обручальное кольцо, и стал ласкать и целовать ее пальцы… — Анечка, я обещал тебе вернуться и вот вернулся… — Яша, как же долго тебя не было… — Ну теперь я всегда буду с тобой. Если только отлучаться по службе. Аннушка, нам пока с тобой придется пожить врозь, совсем недолго. Виктор Иванович хлопочет, чтоб нам с тобой снять дом. Я очень на это надеюсь. На все уйдет около недели, может, чуть дольше. Это время тебе нужно будет пожить у родителей. К сожалению, моя теперешняя квартира для семейной жизни совсем не годится, — он думал, что Анна расстроится от этой новости. Она же, наоборот, обрадовалась: — Ой, Яша! Как хорошо-то! Через неделю! Вместе! Даже не верится! — она поцеловала Якова в висок, а затем крепче прижалась у нему. — Мы ведь уже не пойдем гулять сегодня? Правда? — Не пойдем, — согласился Яков Платонович. Ему и правда никуда идти не хотелось…