Электричество

      Амбар с её королевской осанкой и невероятным умением смотреть сверху вниз даже на тех, кто на голову её выше, идеальна до тошноты. Маттео, глядя в вечную мерзлоту её глаз, хочет выкашлять лёгкие, полные ещё, кажется, вяжущих ноток её горчащего на кончике языка парфюма.       Амбар (будто бы?) стоит неимоверных усилий не вспороть ему глотку ногтями, когда они оказываются одни в раздевалке: ей не перед кем играть хорошую девочку, и весь скопившийся яд выплёскивается на него полным пылающей ненависти взглядом. Маттео знает: за ангельской внешностью скрывается преисподняя, в которой вечным пламенем полыхают заточённые в клетки заиндевевшего безразличия чувства.       — Я ненавижу тебя, — выплёвывает она, запуская дрожащие от напряжения пальцы ему в волосы и закрывая глаза. Маттео ненавидит её изломанность и её саму в тысячу раз сильнее.       — Взаимно, — с рыком выдыхает он ей в висок, прижимая хрупкое только с виду тело к жалостливо скрипнувшим шкафчикам. Амбар шипит, сталкиваясь с ними затылком, и царапает ему шейные позвонки острыми ногтями, оставляя под рубашкой наливающиеся красным полосы.       У Маттео сносит крышу: он вдруг осознаёт себя пугающе желающим вернуться к трону самопровозглашенной королевы и упасть ей в ноги, признавая своё полное поражение. Амбар отравляет безжалостней любого яда и дурманит не в пример лучше вина — от таких не уходят по доброй воле.       Они сталкиваются в безумном танце поцелуя, забывая в жаре адского пламени о продолжающем жить вокруг них мире, и растягивают в вечности несколько украденных друг у друга секунд.       — Ты никогда не сможешь меня пережить, — смеётся она ему в ключицу, и Маттео кажется, что в обещания в этом едва ли не больше, чем угрозы.       — Но сможешь ли пережить меня ты? — пальцы забираются под свободную майку и касаются тёплого бархата кожи. Амбар задыхается желанием и ненавистью, не зная, оттолкнуть или продолжить — и вдруг оказывается в двух метрах от него, проскользнув под преграждавшей ей доселе пути к отступлению рукой.       В раздевалку входит Симон, и Амбар опускается на скамейку, закрывая волосами довольный, вовсе не ангельский блеск в глазах и раскрасневшиеся от поцелуев губы, как раз вовремя, чтобы он не смог ничего заметить. Маттео усмехается и открывает дверь своего шкафчика.       — Ты готова? Луна ждёт нас для тренировки, — кинув на Маттео долгий, полный презрения взгляд, Симон тяжело добавляет: — Тебя тоже.       — Уже иду, — отзывается Амбар, и Маттео чувствует в этих двух словах кислящее, будто лимон, безразличие; Симон не чувствует ничего. — Иди к Луните, я буду буквально через минуту.       Они снова остаются вдвоём. У Амбар в голубизне глаз пляшет шальным огнём безумие, и Маттео снова ощущает всю её бесконтрольную власть над его существом. И, что греет душу, свою — над её.       Маттео знает: в бесконечности поворотов их переломанных друг другом судеб они ещё не раз и не два разделят на двоих пьянящее сумасшествие.