Утро

Оби-Ван не может пошевелиться, с неверием наблюдая, как черный клинок проходит сквозь Сатин. На секунду он поддается искушению зажмурить глаза, чтобы, открыв их обнаружить, что все это было кошмаром — невероятно реалистичным, ужасающим, но все же сном. Эта надежда так и остается лишь надеждой. Смотря на то, как капля за каплей жизнь покидает герцогиню, Кеноби малодушно позволяет промелькнуть мысли, что лучше бы тот ситхов меч повредил какую-нибудь жизненно важную артерию или орган — наблюдать, как Сатин изо всех сил цепляется за жизнь и осознавать, что все старания, в общем-то, абсолютно бесполезны, ранит гораздо сильнее. Он пытается успокоиться и сосредоточиться — Сила, ведь нельзя ему теряться именно сейчас, когда напротив лишь съехавший с катушек Мол и воинственно (впрочем, как и почти всегда) настроенные мандалорцы, но мир в его глазах вращается с космической скоростью, и Оби-Ван падает, падает, падает.

***

Оби-Ван резко просыпается и сразу же оглядывается: он в их с Сатин тайной квартирке на Корусканте. Не отдавая себе в том отчета, джедай облегченно вздыхает: Слава Силе, все же кошмар. За окном только занимается рассвет, но вторая половина кровати уже пуста. Оби-Ван легко улыбается сам себе — Криз всегда была ранней пташкой. Когда он входит в небольшую кухню, Сатин стоит у окна в лучах солнца и смотрит куда-то вдаль. Её кудри, обычно выпрямленные и уложенные благодаря лаку, каким-то мудрёным приспособлениям и, видимо, молитвам неведомым богам, сейчас свободно рассыпаны по плечам. На свету они и сами словно сверкают, и Кеноби ловит себя на том, что наблюдает за игрой солнечного света в волосах. Когда Сатин с улыбкой оборачивается, вся такая утренняя и даже отчасти домашняя, у Оби-Вана в груди возникает ощущение, будто его сердце только что раскололось на части. Что бы он только не отдал за то, чтобы остаться тут на большее время, чем ночь с утром да несколько часов после нее. Но война и долг не ждут, а значит: скоро снова наступить пора отправляться на очередное сражение в этой бессмысленно жестокой, да, в общем-то, и попросту почти бессмысленной войне. Из голорадио доносится какой-то популярный нынче хит, и джедай слегка хмурится и тянется за пультом управления, чтобы переключить канал или вообще выключить к ситхам надоедливую музыку и уютно посидеть в тишине, но резко отдергивает руку, вспоминая об устоявшихся правилах. Голорадио в их квартире всегда находилось под началом у Сатин, которая иногда включала самые раздражающие песни только для того, чтобы поддразнить Кеноби. Оби-Ван разогревает себе какой-то полуфабрикат в качестве перекуса и садится за стол. Криз через несколько секунд подсаживается к нему, но к завтраку не присоединяется («ох уж эти вечные диеты», про себя вздыхает шутливо Оби-Ван). Тишина, пока еще не прерванная ничьим голосом, не напрягает никого — пара знает друг друга настолько хорошо, что слова, в общем-то, часто бывают не нужны. Когда приходит черед выпить по чашечке свежего кафа, джедай привычно заваривает две порции и, вдохнув изумительно пахнущий горячий пар, смотрит на противоположный конец стола. Сатин греет об кружку свои вечно холодные руки и улыбается чему-то в своих мыслях. — Прости, что не могу задержаться хотя бы немного подольше, — Оби-Ван начинает разговор. Эти извинения стали их маленькой традицией — каждый раз, когда случай (или Сила) сводит их, а потом так же неожиданно разбрасывает по разным уголкам галактики, перед тем, как уйти, каждый из них извиняется — непонятно за что: то ли потому, что приходиться расставаться так скоро, то ли за сделанный десятилетия назад выбор, из-за которого эти короткие встречи — все, что у них осталось. В прошлый раз был черед Сатин приносить извинения, в этот — Оби-Вана — кажется, эта игра не сможет надоесть никогда. — Только возвращайся, хорошо? — Криз мягко улыбается, произнося неизменный ответ. — Всегда, — джедай отвечает с полной серьезностью, но потом отчего-то резко переводит тему разговора: — Нет, я абсолютно не понимаю, что должна дать эта реформа, которую Канцлер хочет провести с армией Республики! Неужели он не осознает, что этим своим приказом окончательно приравняет всех — и наших солдат-клонов, и джедаев — к простому пушечному мясу, которых станут бросать на защиту не мирных жителей, а “экономически важных для Республики объектов”? Ведь это же... Горячую речь Оби-Вана прерывает вмешательство Сатин: — Любовь моя, не скажу, что не согласна с тобой, но не мог бы ты на минуту отвлечься? — Да? — Неужели ты не осознаешь, что что-то не так? — Криз смотрит на своего партнера с отчаянием. — Что именно? — тот хмурит брови. — Меня здесь нет, Оби-Ван. Сила, да почему ты просто не можешь продолжать жить дальше?! Я мертва. Я даже не призрак Силы, просто плод твоего разума, иллюзия. Неужели ты не знаешь этого? — голос Сатин в конце срывается. — Конечно, знаю, — Кеноби смотрит на часы, а потом резко срывается с места, — ситх, я опаздываю на общий сбор в Храме! В любом случае, увидимся, дорогая! Через несколько минут в квартире ничего не говорит о том, что в ней кто-то был этой ночью — разве что продолжает шуметь голорадио, да и на столе стоят две чашки кафа — почти выпитая и абсолютно полная.