Первый бой

Жаркое палящие солнце, серые бездушные скальные камни под ногами, расплавленный нагретый под немыслимой температурой воздух вдали, и маленькие стальные блики, проносящиеся над головой и поющие свистящую смертельную песню,…а еще говорят, ада на земле не бывает. Это было, пожалуй, слишком внезапно, мы не были готовы. Вам известно, что такое паника? А ступор? Когда не видишь ничего, просто, нет способности воспринимать приближающуюся опасность, и ты стоишь, словно это происходит на телеэкране, боясь сдвинуться с места и пропустить что-то интересное.…И только спустя какие-то секунды память пробуждается, давая понять, что именно я должен руководить своими бойцами в подобных ситуациях. Вот тут-то и происходит нечто, похожее на преображение, я больше стараюсь ничего не чувствовать, а включаю холодную ясность, и пытаюсь логически рассудить опасность. Их было больше, намного больше…вам что-нибудь говорит такое соотношение сил как 240 к 30? У них было огромное преимущество, при желании, они могли бы раздавить нас как тараканов, мешающихся под ногами. Но тогда я понимал и то, что на нашей стороне было отличное вооружение, качественно обученные солдаты…и руководство само собой. Вот только куда запихивать все эту чертову статистику в момент реального боя? А для меня и самого первого. Просто кроме этих летающих пуль и ненавистных лиц вахов больше ничего не хочешь соображать, лишь бы спасти собственную шкуру. Я видел такое настроение в глазах многих моих товарищей, они хотели повернуть и, не оглядываясь унестись обратно в часть, наплевав на сданную высоту. И, если честно, в моей голове тоже боевой задачи отводился самый маленький уголок, я как загнанный зверек оглядывался по сторонам в поисках свободной щели, куда можно было убежать. Я знал, все они, мои друзья, и даже те с кем я обмолвился лишь парой слов, ждали от меня приказа, я очень желал оправдать их надежды, вырубить на мгновения собственные страхи. И вскоре, словно со стороны слышал голос, который отдавал распоряжения занять оборону, он был хриплый, я даже удивился, как вообще кто-то услышал свою задачу. Потом я уже мало что понимал, все смешалось в какой-то водоворот и хаос красок и теней, взрывов и русской ругани. Было жутко, я ясно видел, как из моего автомата пули прошили насквозь шею одного ваха, а другому пробили голову. Странно, я даже не придал этому особого значения, в груди только разлилось чувство мрачного удовлетворения, еще одним гадом меньше. Не знаю, видимо мое тело действовало чисто инстинктивно, раз, за разом нажимая на курок, стараясь не подпустить их ближе. Я чувствовал, что у нас становиться меньше сил, но и число противника редело. Я не соображал, сколько могло пройти времени с момента атаки, но среди своих бойцов я уже различай оптимистичные возгласы, похоже, удержание обороны пройдет успешно, осталось сделать последний рывок. Сначала я увидел, как маленький серебряный блик вошел куда-то в солнечное сплетение Лехи, кажется, он даже не успел вскрикнуть, оставляя на лице испуганное, но удивленное выражение. «Куда же ты встал, дурак! Они же выше нас,…тебя как на ладони видно!» — сквозь тяжелый горький комок прокричал я, разум уже понимал, что он меня не услышит. Продолжая поминутно отстреливаться, я, преодолевая боль в задетом плече, подполз к другу. Чертовы вахи…сволочи… С ожесточенной злостью я расстрелял три фигуры в пяти метрах от меня. Конечно, они уже паникуют, не ожидали такого сопротивления, но продолжают огрызаться. Когда рядом со мной оказался Пашка, я не обратил на это внимание, но похоже я приполз к его позиции, чисто сам не понимая, что делаю. Осталось максимум 20 вахов, остальные, наверное, предприняли отступление, те, кто не полег под нашими пулями. Мы лежали вдвоем и отстреливались порядочно долгое время, пока кто-то из моих не прокричал «вперед!». Мой лучший друг, с которым мне довелось начинать нашу службу еще в Коврове, успел только встать, не больше: я не понял, то ли шальная, а может и прицельная пуля на вылет пробила ему висок.…Упав на пыльные и грязные от крови камни, он был еще жив. А я в пьяном оцепенении полз к нему, затравленно оглядываясь. Становилось тише, звуки выстрелов звучали где-то в отдалении. Я не помню, как долго я тащил Пашку на себе, что-то при этом, умудряясь говорить, то ли ему, то ли самому себе. Находясь в таком шоке, я еще не представлял, что на моих плечах уже висит труп, я просто помнил, как он падал с открытыми глазами и как бормотал, когда я подползал к нему. Вся моя форма пропиталась его и собственной кровью, противно липла к телу, но еще как-то давала прохладу от солнца, дикость. А наша целехонькая БМП находилась в каких-то тридцати метрах от нас, куда я так долго шел… Не знаю, сколько времени я отходил от первого для меня в жизни боя, где потерял за один раз двух лучших друзей,…наверное, все эти дни или недели нельзя просто так описать в двух строчках, это же просто банальные слова, буквы, запятые,…а я видел все, чувствовал, трясся как трусливый щенок…убивал и плакал, единственный раз…за вся небольшую жизнь. Понять, что хотеть жить необходимо, оказывается так просто…