.colors and black/white

Они – два разных мира, сталкивающихся подобно солёным волнам. Они – борьба с заранее установленным счётом. Раскрывая двери и окна, Дженна врывается в мир Линн вспышкой, россыпью цветастых прядей. Её волосы, казалось, испробовали на себе все возможные в мире цвета. Линн цепляется за нечто розовое, мягкое, короткое, шепчет тихо и хрипло, а на её белых пальцах остаётся светло-малиновая краска. Сама Дженна похожа на арт-объект в собственном музее искусства. Она создаёт тысячи версий себя, одеваясь в бесформенные балахоны, платья в пол или непозволительно короткие топы. Она может состричь волосы налысо или прийти с невообразимым макияжем. Линн рассматривает её близко, теряясь в шуршащей ткани и цветочном запахе тёплой кожи. Прикосновения Дженны – взрыв красок на фестивале Холи. На шелке кожи Линн то и дело распускаются цветы-маленькие-взрывы, растекаясь по полотну мыслимыми и немыслимыми цветами. И Линн задыхается. В грудной клетке, прямо за выступающими рёбрами, что-то взрывается и подобно дымовой шашке шипит и дымится. Это что-то заполняет плотными цветными клубами дыма лёгкие, и Линн кажется, что дым вот-вот разорвёт их, просочится сквозь кожу наружу. И почему-то она уверена, что этот дым желтый. Дженна – вспышка. Линн – поток света. Когда Дженна открывает глаза, то Линн врывается в её мир ярким прямым белым светом. Он сливается с её серебряно-белыми волосами, играет в отдельных прядях, спадающих с плеч. Дженна смотрит на дрожащие тонкие тени на теле Линн в одном белье и ей кажется, что она ослеплена бликами. Ногти Линн короткие и ровные, покрытые чёрным глянцевым лаком. Ногти Линн – перьевые ручки – чертят извилистые линии неизменно чёрными чернилами по загорелой коже Дженны. Линн рисует на листах бумаги и салфетках неопрятные наброски человеческих форм: рук, груди, ног, шеи и подбородка – Линн рисует формы Дженны, запоминая руками каждый миллиметр, отпечатывая его в памяти черно-белой плёнкой с прорехами желтого и розового. Дженна позволяет Линн делать всё, что ей захочется, потому что в её памяти полароидными снимками с черными и белыми полосами остаются мгновения. Дженна заплетает её белые волосы в косы: в одну большую и плотную или несколько маленьких – но никогда не завязывает их резинками, позволяя им расплетаться, рассыпаться по спине Линн подобно солнечным лучам. Из-за этого руки Дженны в белой краске – густой, как гуашь. Она стекает по её рукам, путаясь линиями на запястьях. Дженна – пёстрая бабочка. Линн – чёрная роза с острыми шипами. Они словно два художника, творящие на полотнах кожи. Тело Линн усыпано цветами-взрывами. Тело Дженны исчерчено линиями-волнами. Их отношения не знают жанров и техник, открывая полную свободу и позволяя рисовать поцелуями и прикосновениями самых подушечек пальцев, позволяя оставлять метки зубами и линии ногтями. Их отношения не знают границ, форм и плоскостей. И Дженне всё равно, будь то диван, стол или полная воды ванна в светлой ванной комнате с запахом лаванды. Линн не важно, что стена может быть холодная, а пол мокрым. Их отношения похожи на борьбу с заранее установленным результатом – всегда ничья. Потому что Линн может быть и сильней, но ей хочется побыть слабой, а Дженну сводят с ума её беспорядочные касания, удары тела о тело, смесь разлитых по пленке красок и спутанные пряди волос. Иногда они исчезают в своём маленьком мирке на некоторое время. Они сталкиваются солёными волнами и тонут в пучине, разлетаясь разноцветными брызгами, шипя белой пеной на чёрных камнях. Иногда они исчезают в своём абстрактном мирке, заново создавая друг друга. Главное, чтобы этого никто не заметил.