грязь

Чимин чувствует себя грязным. Грязным настолько, что душ пятиразовый и антисептик для рук с запахом клубники — он у Чимина любимый — всё это уже стало привычкой. Чимин слишком худой и болезненно бледный, и кожа у него приобрела синеватый слегка оттенок. Чимин какой-то непонятный: у него глаза чёрные-чёрные, как уголь совсем, волосы, бывшие некогда цвета пшеницы — теперь с отросшими каштановыми корнями, тело чиминово осунулось и он стал будто еще короче — метр с кепкой, а еще похудело сильно и совсем не выглядит так, как каких-то два месяца назад, подтянутым и загорелым. Чимин сбросил порядка пятнадцати килограмм, и, честно, его иногда сносит, когда он открывает окно. А на улице уже чертов декабрь, температура минусовая, далеко за двадцать пять градусов Цельсия, и ветер беспощадный, колючий и пробирающий до костей. У Чимина в его квартирке октябрь: еще тепло, но оттенки пожухлых листьев заставляют ненавидеть себя. Пак не ест ничего практически, но к нему все равно в воскресенье приезжает отчаявшийся Сокджин со всякими домашними вкусностями, которые Чимин кушает редко, после того, как падает в голодные обмороки. Пак в ответ шепчет совсем тихо, одними губами «спасибо», и Сокджина к себе не подпускает совсем — когда-то они случайно коснулись пальцев друг-друга, а Чимин после закрылся в ванной на два часа, и когда вышел, увидел на кухне лишь записку с извинениями. Сокджин улыбается и все понимает, поэтому говорит обязательно покушать и окно не открывать больше, а затем уходит, и Пак снова остается один на один с грязным собой. Чимин не смотрит в зеркало — знает, что увидит там лишь кучку мусора, поэтому зеркала в его доме завешаны плотной синей тканью, а за ней на каждой из стекляшек написано чёрным жирным маркером и обведено еще «шлюха». И чимин не спорит. Ему въелась в голову навязчивая мысль о том, что грязный, что недостойный никого, поэтому к себе ни одного и не подпускает. Пак из дома не выходит ровно пятьдесят пятый день, ему и не хочется. На улице люди сразу заметят, что Чимин шлюха, будут дорогу от него дальше переходить или, чего хуже, смотреть станут презрительно — думает парень и завешивает потом тяжелые шторы кофейного цвета. Чимин устал. Устал, что не может обнять своих друзей без чувства отвращения к себе и безграничной ненависти, как плюс. Он однажды решается — звонит сам Ким Тэхену и просит приехать, чуть улыбаясь оживившемуся вмиг парню. Он ждет ровно пятнадцать минут, прежде чем Тэ заглядывает в комнату старшего и спрашивает, чего произошло то. А Чимин улыбается как-то тепло, по-глупому, и глаза у Тэхена чуть из орбит не вылетают — так хён слишком давно не улыбался. Ким садится на пол у колен хёна и осторожно кладет длинные изящные пальцы на хрупкие колени, как всегда раньше делал, и сделал сейчас, потому что этому мальчику нельзя отказать ни в одной его просьбе, а Чимина прошибает холодным потом и двигаться он не может совершенно, и Тэ вскакивает сразу же и осторожно, касаясь старшего только через одежду, укладывает его в кровать и просто сидит у нее, лбом в матрац уткнувшись и уходя сразу, как услышал чужое сопение. Чимину хуже с каждым днем. Он душ принимает уже не пять, семь раз в день, а в ванной сидит и того чаще. Чимин перестал есть даже ложку сокджиновой еды раз в два дня. Он много спит, много плачет и пьет кофе больше в два раза. А затем просто не выдерживает. Босиком, пошатываясь выходит в подъезд и губы поджимает от холода под ногами. Он поднимается на крышу пятнадцатиэтажки, где оглядывает яркий Сеул, покрытый снегом. Чимин перелезает через перила и просто делает шаг вперед, прикрывая глаза и взмахивая руками, пропуская через коротенькие пухлые пальцы морозный воздух. Чимин чувствует себя птицей, Чимин самый чистый на этой земле, и Чимин не испытывает ни капли холода после того, как с лёгкой улыбкой разбивается об асфальт у своего подъезда.