Глава седьмая
«Какие страдания не предстоят мне, какие страдания не предстоят ей, их нельзя сравнить с теми, которые были уготованы нам вместе.» Ф. Кафка
Билл и Маргарита вышли из концертного зала и отправились вдоль безлюдной улицы в неизвестное направление. Они шли рядом друг с другом и несколько минут просто молчали. Маргарита не знала, что рассказать иностранцу, да ещё и солисту известной группы про их малопримечательный город. Билл в свою очередь украдкой бросал взгляды на Марго. Рядом с ним девушка казалась совсем худенькой и хрупкой. Налетевший ветер взметнул в воздух её длинные, светло-русые волосы, и она попыталась их пригладить. В этот момент музыкант невольно обратил внимание на руки девушки. У неё были тонкие, изящные кисти и длинные, словно выточенные из алебастра пальцы. «Настоящие руки пианистки! С виду такие хрупкие и нежные… Но им подвластны и мощные аккорды, и лёгкие, воздушные звуки…» Тут Билл немного смутился, осознав, что молчит уже больше пяти минут, а Маргарита, приостановившись, вопросительно смотрит на него. Чтобы разорвать глупое молчание, юноша чуть кашлянул и, стараясь говорить уверенно, произнёс: — Раз уж я позвал на концерт, думаю, следует тебе немного рассказать о нашем творчестве… Девушка взглянула на Билла. — Попробуй. — Мы стараемся писать не просто обыкновенную поп-музыку. Мы всегда ищем нечто большее. Как в плане музыки, так и в текстах песен. Во все времена люди пели о вечных темах: о жизни, о любви, о смерти, о доброте… Так происходит и сейчас. Но, самое главное, немногие из современных исполнителей вкладывают какой-либо значимый смысл в собственные песни. Их тексты — это просто наборы слов, о смысле которых никто не задумывается… — Соглашусь с тобой, Билл. Как-то раз мне довелось услышать одну из таких песен по радио… Мало того, что её текст оригинальностью не блистал, так ещё и у исполнителя дикция была жуткая. Это же настоящая пытка для слушателя! Он не только не вдумывается в смысл песни, но и вообще не понимает половину слов. А твоя группа, Билл, что вкладывает в песни? — Знаешь, мы стараемся не просто их петь, а преподносить слушателям по-особенному. Мы рассказываем историю. И, да, ответственный за тексты песен это я. Вот, например, в новый альбом мне захотелось поместить песню о несчастной, трагичной любви. Я придумал текст об одной девушке, которая, умерев, безвременно покинула этот мир и оставила в одиночестве того, кто её любил. Он даже точно не знал, испытывала ли девушка к нему ответных чувств, но отныне жизнь для него потеряла смысл. Он словно погрузился в некий сон без сновидений, в котором лишь одна беспросветная темнота. И он просит умершую об одном: вернуться и остаться… «No fight I wouldn`t have fought for you. But I can`t love you anymore, Cause you, you left to the stars, My world fell apart, Now that you live in the dark» — 1 Если что, это были слова из песни. Перевести на русский? — Да нет, не нужно. Частично я поняла. Кстати, Билл, а где это ты так русский выучил? На курсах занимался, что ли? Каулитц улыбнулся. В этот момент его взгляд пересёкся со взглядом Маргариты. Биллу хотелось поставить эту секунду на паузу и подольше рассмотреть глаза девушки. Большие, ярко-изумрудного цвета, они излучали столько доброты и тепла, освещая лицо Марго. Девушка, встретившись взглядом с собеседником, улыбнулась, но, смутившись, отвела взгляд в сторону. — Нет, не совсем. Моё знакомство с русским было забавным. Вначале я нахватался от фанатов на митах несколько слов. Одни из них цензура не пропустит, а другие — самые примитивные типа «здравствуйте, спасибо, я тебя люблю…» А потом… мы же довольно часто бываем в России. В перерывах между концертами я стал иногда прогуливаться по городам, сидеть в кафе и прислушиваться к речи местных. Бывало, даже покупал путеводители и пытался прочесть что-то с переводчиком. Потом решил заняться грамматикой. Также стал смотреть фильмы и интервью группы с русскими субтитрами. Вот так постепенно и овладел языком. Практиковался, естественно, в турах по России. Поначалу все поклонники были, мягко говоря, удивлены, если не шокированы, тем, что я начал изучать русский. Но они поддержали меня в этом деле. На митах я стал общаться исключительно на русском, а фанаты в свою очередь меня поправляли, если было что-то не так, подсказывали нужные слова и выражения. Так сказать, «обогащали словарный запас». Вот так как-то и выучил постепенно русский язык… — Интересно. Ты на музыке остановился… — А, да, насчёт музыки… Мы стараемся её писать такой, чтобы каждый человек находил в ней нечто своё. Такой, чтоб она была понятна слушателям любого возраста. Такой, своеобразной, неожиданной, единственной в своём роде, подобной игре солнечных лучей на водной глади, подобной мерцанию ночного звёздного неба, подобной шуму зелёной листвы. Её можно слушать в любое время суток и под любое настроение. Для каждой ситуации можно отыскать свою композицию… Билл мечтательно взглянул на небо, на котором вновь собирались дождевые тучи. — А я смотрю, погода не очень-то балует вас солнцем… — Да, так и есть. Здесь вообще за весь год число ясных дней можно пересчитать по пальцам… Но… мы уже давно привыкли. Привыкли не обращать внимания на природу, окружающую нас. В этом городе все погружены в рутину собственных забот и проблем. Люди отгородились друг от друга панцирем и живут в своём мирке. Им совершенно неинтересно, что происходит вокруг, как обстоят дела у других… Что уж говорить и про жизнь города. Сюда мало приезжает артистов, редко дают спектакли в театрах… Все как будто ощущают дурную энергетику этого города и стараются проезжать мимо него. Вот так мы и живём… — Ясно. Печально всё это. Но у тебя-то, я думаю, жизнь интересная. Ты же музыкант, играешь на инструменте… Собеседники заметили стоящую рядом скамейку и решили присесть. Марго, откинувшись на спинку, горько усмехнулась. — К сожалению, нет… У меня настолько «интересная, кишащая самыми разными событиями» жизнь, что о ней рассказывать тошно. Билл заметил, как Маргарита скрестила руки на животе. — Ну, зачем ты так? У каждого из нас жизнь по-своему прекрасна! Нужно просто радоваться мелочам, уметь находить их в повседневной жизни, поменьше обращать внимание на проблемы… - «Поменьше обращать внимание на проблемы?» — перебила его девушка. — Билл, а не слишком торопишься ли ты с выводами о чужой жизни? Мы знакомы всего пару минут, а уже раздаешь советы, как мне жить. Молодец! Девушку не на шутку задели слова Каулитца. Она собиралась встать, но Билл вовремя остановил её, взяв за руку. Марго осталась на месте. — Извини, я сказал, не подумавши. Просто… да, я просто привык судить всех по себе! У меня всё хорошо, а значит и у других всё замечательно… Прости, я правда не хотел тебя обидеть. Билл взял Марго за руку и просящим взглядом взглянул на девушку. Она, высвободив руку, продолжила. — Ладно, забыли… — Если тебя беспокоит что-то или тяготит, можешь рассказать мне. Я выслушаю. Девушка поправила юбку. -Да, что, собственно рассказывать! По сравнению с твоею, Билл, жизнью, моя абсолютно скучна и бесполезна… Я живу, нет… существую среди людей, которые меня абсолютно не понимают и, что самое ужасное, не хотят понять… — Родителям не нравится, что ты занимаешься музыкой? — Нет, всё с точностью наоборот. Именно они, а точнее мама познакомила меня с ней. Знаешь, она была прекрасной пианисткой. Маргарита мечтательно отвела взгляд в сторону. — Её способности были ниспосланы свыше. Про неё все говорили: «Человек — метроном». У мамы был прекрасный слух и чувство ритма. Она часто гастролировала по разным городам, даже несколько раз выступала за границей… — Здорово! Наверное, играла она просто волшебно… Маргарита печально вздохнула. — Да, ты прав. Игра моей мамы была потрясающей. Пианисты ненавидели её за это, а публика восхищалась и боготворила. Она, бесконечно преданная музыке, посвятила всю свою недолгую жизнь этому искусству… Билл понял, что тема разговора становится не очень приятна девушке. — Марго, если тебе тяжело, то не продолжай… — Да нет, всё в порядке… как и многие великие музыканты, она была глубоко несчастной женщиной в жизни. Выступления приносили не столь большой доход. К тому же в перерывах между гастролями она возвращалась в родной город, в котором нужно было ухаживать за больными родителями. А когда ещё родилась я, маме пришлось прекратить концертную деятельность. Она давала частные уроки музыки на дому за смешные деньги. А больше никто и не платил… Про своего мужа, то есть моего отца, она никогда мне не рассказывала. Как-то раз, будучи ещё маленькой, я сама спросила у неё о нём, но мама, как только услышала этот вопрос, сразу как-то помрачнела и отвернулась. Она всегда так делала, когда ей хотелось плакать. Я поняла: или с отцом случилось нечто ужасное, или он сам был ужасным человеком… Больше я о нём не спрашивала… Билл промолчал, не находя слов. Девушка, посидев пару секунд, встала со скамейки и отошла в сторону. Билл поднялся следом и подойдя поближе, произнёс. — Марго, прости… я… же не знал, что… что так у тебя всё… Мне не следовало заводить разговор на эту тему. Пожалуйста, только не уходи. В этот момент девушка взглянула на собеседника. Билл понял, что она поднялась, потому что не хотела показывать ему свои слёзы. Каулитц заметил, как они предательски блеснули на её глазах. Маргарита, встретившись взглядом с Биллом, тут же отвела его и посмотрела на землю. Девушка собралась с мыслями и, попытавшись насилу улыбнуться, продолжила. — Всё нормально. Теперь уж раз начала рассказывать, то надо продолжить. Они с Биллом снова пошли. — Я навсегда запомнила маму именно такой: сидящей за чёрным роялем и репетирующей очередное произведение. Она редко играла со мной, редко говорила, как меня любит. Но я видела, насколько она была предана музыке. И это заставляло меня восхищаться ею ещё сильнее. Я часто забиралась под рояль и, засыпая, слышала игру моей мамы… Именно тогда пробудилась и моя любовь к музыке. Однажды, когда в комнате никого не было, я села за инструмент и начала по памяти играть одно из маминых произведений. Оно было достаточно лёгким, мама, по её рассказам, никогда и нигде его не играла, но почему-то очень любила. Она говорила: «Эта мелодия есть не что иное, как отображение всей моей жизни, выраженное в нотах.» И вот мама, застав меня за инструментом, начала обучать музыке. Она стала моим первым учителем. Когда я чуть-чуть подросла, мама снова возобновила концертную деятельность. Мне приходилось отправляться вместе с ней. Я часто пропускала школу, в том числе и музыкальную… Но другого выхода не было. А далее началось самое интересное… — Марго сурово сжала губы и стала на миг старше. — Не так давно, около двух лет назад, её пригласили выступить на одном из концертов. На нём она познакомилась с Александром Плисецким, уже достаточно немолодым человеком, в прошлом известным фигуристом. — Они сошлись? — попытался предположить Билл. — Кажется, да. У них началось что-то… что-то вроде «романа». (Маргарита с особым презрением произнесла это слово). Александр часто звонил моей маме, обещал в скором времени приехать и, возможно, даже на совсем. А мама… Как же она была счастлива в минуты таких разговоров! Она застенчиво улыбалась, держа телефон, и изредка посмеивалась в ответ на некоторые вопросы собеседника. Мама искренне верила, что, наконец, встретила своё счастье. Да и я тоже. Я благодарила Александра за то, что он вновь осчастливил маму… Марго остановилась и вскинула руки. — Но как же я ошиблась! Кто бы мог предположить, что Александр окажется таким человеком! Билл обернулся к ней. — Как только они с мамой расписались, он спустился с небес на землю и понял: жизнь с музыкантом не такой уж и рай, каким он его себе представлял. Даже не с одним, а с двумя! Александра выводили из себя мои и мамины многочисленные репетиции, он с трудом выдерживал недели, когда жена уезжала на выступления. Неудивительно, что через некоторое время он стал раздражительным и злым и часто срывался на маму. Он не мог смириться с тем, что на первом месте для неё не он, а музыка… А ещё, как оказалось, у него был сын, Юрий, примерно мой ровесник и тоже фигурист. Ну и характер у этого парня! Считает, что если он фигурист (причём, должна признаться, отнюдь неплохой), то во всём лучше других и обладает исключительными правами. Мы часто ссорились с ним из-за этого, но ради мамы я старалась «не выносить сор из избы». А Юра этим во всю пользовался и даже шантажировал меня… Марго продолжила идти. — Так прошёл целый год. И вот, буквально прошлой весной, мама стала жаловаться на проблемы со здоровьем. Видимо, многочисленные жизненные переживания и невзгоды дали о себе знать… А дальше ничего хорошего: она сгорела буквально за пару месяцев, и никакие средства ей не помогли… Я навсегда запомнила этот страшный день: 31 мая, уходя в школу, я зашла в комнату мамы и обняла её. А она, лежа в кровати, лишь пожелала мне сегодня успехов… А вечером, когда я вернулась, то узнала, что осталась в этом мире совершенно одна… Марго на минуту замолчала и опустила голову. — Билл, тебе, наверное, не очень приятно выслушивать откровения постороннего человека… Просто, у меня совершенно нет друзей и мне некому высказаться. Моим единственным другом всегда была только музыка. Лишь, сидя за инструментом, я могу дать волю эмоциям и вложить всю пережитую боль в собственную игру. Сверстники никогда меня не понимали и открыто насмехались над моим увлечением. То ли оно было так непохоже на то, чем они привыкли заниматься, то ли дело и вправду было во мне… — Нет-нет, что ты… Всё в порядке. Со мной многие делятся жизненными невзгодами, просят помощи (Каулитц откровенно смутился из-за собственного вранья). Ничего. Девушка замолчала, посмотрев на часы. — Билл, я, пожалуй, пойду. Я и так обещала быть дома час назад… Хотя, как и странно бы это не прозвучало, я никогда б туда больше не вернулась, если была бы возможность. Там ненавидят музыку и не разрешают мне ей заниматься… Мне приходится часами просиживать в музыкальной школе. Зачем возвращаться туда? Да и зачем идти куда-либо, где тебе не рады? Зачем видеть этих людей, слышать их пустые голоса? Зачем? Билл промолчал, не находя слов. -…пообещай, что это наша не последняя встреча, и вечером ты обязательно придёшь на концерт. Теперь для меня это особенно важно. — Постараюсь. Маргарита развернулась и отправилась по пустынной улице. Она шла наперекор ветру, который развевал её длинную юбку. Билл неожиданно спохватился. Он только сейчас понял, что в последние минуты их разговора, неожиданно для себя, держал девушку за руку. Каулитц посмотрел на свою ладонь. Казалось, в ней навсегда остался след этого необычного человека, судьба которого была к нему не очень-то благосклонна… А он? Он жил довольной жизнью и купался в лучах славы… Почему в этом мире так много несправедливости? Этот вопрос не давал Биллу покоя.