Нравится

— Мой прекрасный сладкий мальчик.       Эггси чувствует горячее дыхание на шее, нежное прикосновение губ, слышит шепот и открывает глаза. Приятное тепло внизу живота не дает снова провалиться в сон, распространяясь выше, нежно обнимая и заставляя тело сжиматься в предвкушении. Черная тень нависает сверху, закрывая обзор, в комнате слишком темно, чтобы хоть что-то разглядеть. Все, что он видит, это глаза с расширившимися зрачками напротив. Все, что он ощущает, это руки, обнимающие за талию и колено, раздвигающее ноги. И совсем не против такого обращения, с легкостью бывшего гимнаста обхватывая прижимающееся тело, скрещивая лодыжки за спиной.       Член легко скользит в расслабленное тело и Эггси еле слышно стонет. Внутри все горит, а между ног хлюпает смазка вперемешку со спермой. Альфа обводит руками его бедра, гладит ягодицы, живот, вминая пальцы в кожу, скользит вниз, до коленей и забрасывает на свои плечи, прижимаясь твердым прессом к животу. Теперь Эггси стонет в полный голос — от трения сосков о чужую грудь; от движения члена внутри; от ласкающих шею губ; от рук, сжимающих его бедра.       Кажется, Гарри решил затрахать его до смерти. Он уже не помнит, сколько дней они не вылезают из постели. Если не считать нескольких попыток сходить в душ, где все заканчивалось тем, что его попросту прижимали к стене и трахали, и перекусов, где его раскладывали на столе и все повторялось, то у него получилась не очень разнообразная неделя. Пару раз он даже пытался поговорить с ним, но Гарри, будто не слышит его просьб. Все мольбы остановиться и дать передышку, хотя бы на пару часов, проходят мимо ушей. Поэтому Эггси уже не помнит, когда засыпал без узла в заднице или просыпался без члена в ней же.       Гарри в гон совсем не похож на себя обычного. Сейчас с ним не Гарри Харт — шпион и его любовник, здесь сейчас находится его альфа, имеющий лишь одно желание — пометить свою омегу настолько сильно, чтобы запах на Эггси говорил «подойдешь ближе, чем на три метра, и я разорву твою глотку», а отметины на теле повторяли и утраивали угрозу, для слишком непонятливых. Эггси совсем не против такого собственничества. — Давай, детка, — Харт бьет его ладонью по бедру. — Сожмись сильнее.       Кровать ходит ходуном, спинка стучит о стену. Эггси видел мельком выемки на ней, пока стоял раком, хватаясь за изголовье. Это точно было где-то в начале, пока он был еще в состоянии что-то делать и разглядывать, а не просто валяться безвольной куклой, которая только и может, что стонать и из последних сил хвататься то за покрывало, то за Гарри. Скорее всего, после этого раза, там точно придется штукатурить стену и переклеивать обои, а еще придется купить новую кровать, потому что нынешняя скрипит при каждом движении и чувствуется, что еще немного, болты не выдержат и они окажутся на полу. Эггси очень сомневается, что даже это сможет остановить альфу слетевшего с катушек.       Нога медленно сползает с плеча Харта, а у него совсем нет сил, чтобы вернуть ее на место. Тут бы не потерять сознание от того, как прицельно бьет член по простате. Нога дергается в такт толчкам и Гарри, в конце концов, прижимает ладонью колено к плечу Эггси, еще сильнее раскрывая. Мышцы между ног немного тянет. Ему нравится такая приятная боль, за которой последует приятное послевкусие. Он как наркоман, дорвавшийся до дозы. Ощущения становятся ярче, насыщеннее, с толикой той самой жесткости, которой не хватает в обычной жизни и внутри все судорожно сжимается от прокатывающейся по телу неги. А когда Гарри кусает за шею, сжимая зубы сильнее, до крови, он испытывает такое блаженство, что глаза закатываются.       У него горят соски, и не только когда Гарри кусает их или тянет пальцами, они пекут постоянно. Они покрасневшие, со следами зубов и засосами вокруг, Гэри даже думать не хочет, как он потом будет носить рубашки. В обычный день такие мысли точно заставили бы его покраснеть, но не сейчас, когда каждое движение Гарри вырывает из груди стоны и заставляет задерживать дыхание. Он стал слишком зависим от него, но больше всего именно от такого Харта — наглого и постоянно неудовлетворенного. Кто бы сказал пару лет назад, что его будет вести от пошлых словечек в постели и грубого обращения, он точно дал бы в морду. И уж точно не после жизни с Дином. Ему хватило одного раза, когда Гарри уткнул его лицом в стенку прямо в коридоре Кингсмен и облапал, чтобы мнение кардинально изменилось. И потом, всякий раз, стоило новоиспеченному Галахаду увидеть Артура, его задница выделяла такое количество смазки, как ни в один из дней течки.       Гарри кусает за нижнюю губу, скользя языком в глубину рта и резко отрываясь, сползает поцелуями на шею. Шея — одно из тех мест, про которые Харт никогда не забывает. И сейчас Эггси уверен, что живого места там не осталось — запекшаяся кровь и сплошные лиловые синяки. После таких игрищ он обычно смахивает на жертву насилия — ту, которую годами держат в подвале; ту, которую имеют по десять раз на дню; и ту, которая потом влюбляется в своего насильника. И он знает, как его обсуждают соседи, с этими синяками и косой походкой, но общественное мнение, это последнее чем можно интересоваться, когда ты тайный агент и у тебя самый классный бойфренд.       Горло охрипло, и голос, в который раз, почти сорван, но Эггси не может не стонать, не просить, не пытаться притянуть к своим обкусанным губами губы напротив. И не сдерживает возмущенного бурчания, когда Харт отстраняется. — Черт, Гарри. Не смей, — ругается в полголоса Эггси, тянет руки вперед, пытаясь схватить его за плечи и вернуть на место. — Сейчас, подожди, — Харт отодвигается еще дальше и одним движением переворачивает Эггси на живот.       Он не знает, что альфа там делает, но через пару секунд чувствует, как ноги раздвигают и три пальца с легкостью проскальзывают внутрь, быстро находя небольшое уплотнение и надавливая. — Нет, Гарри. Нет-нет-нееееет, — Харт вытаскивает пальцы, и Эггси протяжно стонет, когда они резко возвращаются обратно.       Гэри даже не успевает поймать тот момент, когда пальцев становится четыре. Просто ощущает, как вход растягивается все сильнее. — Детка, ты бы видел себя, — зачарованно произносит Гарри. — Не могу не думать о том, чтобы засунуть в тебя всю руку.       А потом Харт наклоняется ниже и скользит языком по краю дырки, выбивая из Эггси последний воздух. Дышать нечем, кажется, что даже в открытом космосе у него было бы больше шансов сделать еще один вздох, так необходимый легким. Эггси сжимается, стискивая внутренними мышцами пальцы и стонет «Давай», когда Гарри прижимает еще один палец, к языку, кружащему рядом со входом.       Настолько раскрытым он не был никогда, даже с учетом стольких течек, проведенных вместе и стольких экспериментов Гарри. Внутри тянет, а края дырки, кажется, еще чуть-чуть и порвутся. Эта мысль, как ни странно еще больше возбуждает — он там такой открытый и его альфа все это видит. — Ебать тебя, Эггси, — Харт окончательно залипает на своих пальцах, скользящих туда-обратно. — Членом, пожалуйста, — сквозь стоны бормочет Эггси, пытаясь насадиться еще глубже. Ему нравится это тянущее чувство внизу, но все же чего-то не хватает. — Если ты захочешь, сделаем это еще раз, когда закончим, и ты сможешь долго любоваться. — Конечно, сделаем, детка. Подожди немного. Я хочу кое-что попробовать.       Пальцы выскальзывают обратно, и он приподнимает Эггси, укладывая подушку под живот и раздвигая ноги шире. Рука обводит ягодицу по кругу, оставляет красные следы от ногтей и ныряет между половинок, втискиваясь сразу четырьмя пальцами в дырку. Через мгновение к ним добавляется последний и Харт делает медленный качающийся толчок вперед. Он двигает рукой вперед-назад до тех пор, пока костяшки не касаются входа. Это выглядит слишком пошло, даже для затуманенного разума альфы. Но совершенно нет сил, чтобы лишить себя такого пошло-порочного зрелища. Стоит двинуть пальцами внутри и просунуть руку чуть дальше, как изо рта Эггси тут же вылетает протяжное и надрывное «Твою ж мать». Еще несколько движений и ладонь оказывается полностью внутри, а края ануса плотно сжимаются вокруг запястья.       Стенки внутри настолько гладкие и шелковистые, что Харт боится оцарапать и со всей аккуратностью двигает пальцами. Гладит, нажимает, толкается и Эггси костерит его на все лады, но Гарри знает насколько ему приятно. Он знает и чувствует, как сильно сжимают его руку мышцы. Все тело дрожит от поглаживания пальцев. Но особенно ему нравится, как двигаются бедра Эггси, стоит только пальцам погладить простату, а уж если нажать, как красиво и бесстыдно приподнимается тело, пытаясь принять в себя больше.       Рука медленно выскальзывает из растянутого отверстия, напоследок огладив пальцами незакрывающиеся края. Харт прижимает Эггси за бедра к себе, возвращает два пальца в дырку и утыкается членом в растянутое отверстие. — А теперь, покричи для меня, куколка, — и толкается, удерживая пальцы внутри.       Все что Эггси остается, это ухватиться за что-нибудь покрепче, потому что Гарри точно не собирается останавливаться, и стонать.       Сколько бы Эггси ни жаловался на огромное количество секса, но это именно ТО, что ему нравится.       Сколько бы Эггси ни жаловался на все изощрения, которые приходят в голову Гарри, но это именно ТО, что ему нравится.       Нравится, когда Гарри будит его посреди ночи, чтобы выдрать с узлом; нравится, что все, что он успевает съесть, это небольшой сэндвич, прежде чем Гарри разложит его на столе; нравится, как стучит спинка о стену в такт движению бедер; нравится, когда он готов плакать от слишком сильного трения члена и стенок ануса; нравится, когда в конце всего он не может пошевелить даже пальцем. Нравится, что он может полностью открыться этому человеку, и он не отвернется, какой бы стороной Эггси к нему ни повернулся – по-блядски распутной или блаженно непорочной.       Возможно, они нашли друг друга, иначе как назвать эту странную зависимость. Или любовь, кто ее знает.