Желание

Радиоактивный прикасается к царапинам на лице Гонщика, и в голове его что-то с хрустом трескается. Глаза мгновенно фокусируются, останавливая своё беспорядочное скольжение от увечья к увечью, а руки прекращают обрабатывать раны. Гонщик поднимает на него взгляд, всё ещё слишком наивный для Боба, пережившего эксперимент, но уже с той долей страха, что присуща таким, как он. Радиоактивный медлит с объяснениями, да и не уверен, что их вообще стоит давать. В черепной коробке скребётся о стенки желание, разрастающееся всё быстрее, буквально выползающее наружу, и оно затмевает остальные мысли, топит их, как вода, прорвавшая дамбу. Захлёбываясь в нём, сдавленно дыша, Радиоактивный не пропадает из осознания действительности ни на секунду, чувствуя всё даже слишком хорошо, однако периодически теряя контроль над своим телом. Или же просто позволяя ему затеряться где-то там, в глубинах, наслаждаясь свободой в самом диком её проявлении. Пара его рук прижимает Гонщика к земле, не давая шелохнуться, вторая замирает в ожидании приказов от Радиоактивного, склонившегося над Гонщиком, жадно распахнувшего светящиеся от предвкушения глаза. Он начинает с малого, надавливая со всей силы на свежие синяки, чувствуя отдающиеся в памяти ощущения от подобного, пронзающие тело, и сжимает крепче, отчего Гонщик вскрикивает, режа слух, словно осколки стекла, напоминая о том, что это лишь начало. Предлагая следующий шаг. Поднеся пальцы к лицу Гонщика, Радиоактивный мгновение колеблется, разглядывая многочисленные ранки на коже и заливающую их солёную, тёмную кровь, которой недостаточно, которую хочется видеть струящимся потоком. А затем с силой впивается ногтями в царапины, практически видя лицевые мышцы, до которых достали некоторые из них, придавливая коленом забившиеся в попытках истерики сломанные ноги Гонщика, понимая, насколько они близки к новым переломам и оттого ещё сильнее упиваясь отчаянным криком, обволакивающим уши оглушающей пеленой. Дыхание Гонщика учащается, он уже еле справляется с болью, и, опустив взгляд на него, Радиоактивный замечает, что слишком сильно развёл его руки в стороны, заставляя страдать ещё и от накатывающейся короткими волнами рези в треснувших рёбрах. Он не жалеет лежащего под ним Гонщика, чувств слишком много для не вписывающегося в атмосферу сострадания, поэтому его не заботит то, сможет ли тот дальше дышать, и он растягивает в разные стороны руки, распластанные внизу, до тех пор, пока не слышит треск костей. Тогда Радиоактивный даже отпускает руки Гонщика, прекрасно осознавая, что тот ими больше не шевельнёт. Приблизив своё лицо почти вплотную к чужому, хотя и такому похожему, он вглядывается в стремительно пустеющие глаза, не в силах сдержать смех. Радиоактивный обрушивается на тело Гонщика со всей тяжестью, выжимая из него последний хрип, и с болезненной, смертельной нежностью обнимает его всеми четырьмя руками, гладя по кудрявым волосам, в следующий же миг разрушая повисшую ненадолго тишину щелчком свёрнутых позвонков. Желание, удовлетворённое, постепенно угасает, на время прекращая свою оду прекрасному чувству, существующему до сих пор, а потому так исказившемуся. Оно молчит ещё несколько длинных мгновений, пока Радиоактивный, улыбаясь, глядит на растерзанного хуже, чем в эксперименте, Гонщика, понимая, что сделал это он один и никто другой, кроме него. Затем желание затухает, отчего интерес мгновенно идёт на спад. Радиоактивный поднимается, напоследок наступая грязным ботинком в открытую грудную клетку, вздрагивая от приятного ему ощущения лопающихся, чуть пружинящих органов, и устремляется прочь, сохраняя воспоминание о Гонщике в памяти, оставляя его самого позади.