Великая Британия

Приторно… Сладко. Слащаво до тошноты и мерзко до безобразия… Приторно-сладкий запах цветочных духов. Ни глотка свежего воздуха. Он больше не может вдохнуть полной грудью. Полумрак раньше казался таким родным. Блики солнца играли на воде едва ли не так же как камин на взмокшем от пота, обнаженном теле. Шум шелковой простыни обманчиво похож на шелест листвы в сосновом бору, в который он, увы, неизвестно, когда еще сможет попасть. Свободным уж точно. Треск кровати — не треск крыльев его маленькой феи. Как давно он ее не видел? Артур уже и не помнит. Скучает. По-настоящему скучает за своему маленькому светлячку. Лязг тонких цепей на ноге — не звон чеканных монет, пополняющих казну ее величества. Боль. Не так. Не та, которую он получал во время битв и сражений. Вино — не виски и не эль. Его тошнит от винограда. Но это единственное — что сейчас спасает. Напиваться до беспамятства ему здесь не позволяют. Его лишили возможности выпасть из этого безысходного состояния хотя бы ненадолго. Нежный шепот на ухо не вызывает желания податься на встречу, ответить лаской в ответ. Вжиматься в подушку и терпеть. Терпеть боль, насилие и унижение. Франция думает, что подчинил его. Но это далеко не так. Он никогда не сломит его. Пока что. Пока жива мечта о побеге и глотке свежего воздуха, морской воды и чувства себя живым. Сейчас же он раб. Раб собственных ошибок и того, кого звал братом, хоть и вел нескончаемые войны и постоянно находился в натянутых, словно гитарная струна, отношениях. Море небесно-голубого цвета. Но почему он не видит в этом взгляде не капли влаги, дарившей ему сам смысл жизни, составляющий его существование едва ли не полностью. — Англия… Британская Империя… Смешно, не думаешь? Моя маленькая туманная провинция — Горячая светлая ладонь сжимает лодыжку настолько крепко, что на коже сразу же проступают лиловые синяки. Франция не контролирует не свою силу, не самого себя. Он даже не пытается, не так ли? Артур молчит. Ему нечего сказать. В прошлый раз за пару острых язвительных словечек он не смог нормально глотать пару недель. Франция достаточно извращен в плане наказаний еще со времен охоты за ведьм и весьма пикантных похождений по всей Европе. Впервые он в таком положении перед ним? Вроде бы да. Впервые чувствует то, что львиная доля стран перед ним. Франция силен физически, но морально все же он крепче. За счет безумия, разумеется. Но он быстро встал с колен, отряхнулся и уверенным шагом собирает вокруг себя некое подобие гарема из союзников. А как он смотрел на Россию на прошлом собрании. Вернее сказать, на позапрошлом, когда ставил всех перед фактом о том, что с этого дня с Англией никто не дружит — он плохой мальчик и должен быть наказан. Если честно, Франция с Наполеоном и не думали о том, чтобы полностью пресекать любую торговлю с Туманным Альбионом. Это была идея Конвента. Император поддержал, а Франция подхватил, начиная рыть под Артура так, как не было до этого. Столетнюю войну он не забудет. Больше века держали друг друга за горло. Но все же… Это имело хоть какие-то передышки и было не столь кровопролитно и жестоко, как проходило после. И сейчас Франция понял, что английскую волю ему не сломить, как и само воплощение. Осталось только душить. Душить экономически. Но и тут все было не столь спокойно и легко, как он планировал. Россия первым начал вводить санкции против Британии, хоть и вопреки своему народу, который был подкуплен качественными фабричными английскими изделиями. И первым же Иван и заступился за него, когда Франция протянул ему руку для рукопожатия — мол, он поддерживает его задумку и полностью согласен закрыть все порты для ввоза английского импорта. Россия только улыбнулся, посмотрел ему в глаза и молча ушел. Совсем обнаглела Российская империя. Но это Иван. А спорить с ним или, тем более, идти наперекор — просто самоубийство какое-то. Еще и влекущее за собой не самые радужные события и последствия. С огнем борись огнем. Артур начал это, получил запреты на торговлю в ответ. С момента подписания указа, Англия словно ошейник на своей шее ощутил. Вместе с тем и жгучую, ноющую тяжесть внутри. Каждый подданный британской монархии оказывался преступником и пленным. А таких было много. Англия, ощутив удар, уже тогда понял, что дело пришло к худшему развитию событий. Еще Северная Империя… Их отношения несколько ухудшились. Поддержал ли он его идеи. Великобритания не знает… В последнее время он — морской король, повелитель морей и плывущий вперед галлион, полный золота, не боящийся разбивающихся об его корму волн, разрезающий их своим носом. На нем красуется флаг объединенных стран — его флаг. Никак не Франции и никак не Российском Империи. Артур больше не перед кем не приклонит колено. Только перед своей королевой, только перед ее подданными. Что бы не случилось, он сохранит себя, свои традиции и историю. Слово королеве, слово самому себе. Но все же Иван… Он ведь в скором времени заявился к нему… — Ну здравствуй. — Англия был помотан жизнью, но оказать должный прием гостю еще мог, гостеприимно усаживая северную страну на кресло, заботливо наливая чаю. Ваня любил чай. Даже если и не с баранками, то с кексами. Артур готовил своеобразно, признавали многие, но не выпендривались особо. А то начнет менять рецепты и потравит добрую часть мира. Идея для порабощения очень даже неплохая, даже вполне себе рабочая. Но знать об этом Кёркленду было совершенно необязательно. Даже  очень вредно. — И тебе не хворать… — Россия мягко улыбался, по-хозяйски развалившись на кресле с кружкой горячего чая в руках. Англия же, сидящий напротив, был полной противоположностью любителю подсолнухов. Собран и настроен на серьезный разговор. — Ты же не просто так приплыл ко мне чаю попить? Франция узнает, мало не покажется не только мне, но и тебе. — Ну и пусть — Россия пожимает плечами, усмехается и отпивает кипяток, после облизывая обожженные губы. — Я соскучился. Или мне уже нельзя к тебе на чай? М? Ты не рад меня видеть? Артур, Британская Империя, россыпь жемчуга в моей императорской короне… — Россыпь говоришь… Намекаешь на то, что я раскинул полы своей мантии по всему миру? Так знай. Устрицы живут в воде. Жемчуг — весь океан перед тобой. И ты переплыл приличную его часть под носом у своего дружка, дабы просто попить чаю? Может на бокальчик вина  хотел заскочить? М? Треск. В руках России разлетелась на множество осколков кружка с чаем. Россия устало выдохнул, запуская мокрую руку в волосы, перебирая их между пальцами. Артур не пошевелился, даже не вздрогнул. Только тяжело вздохнул. — Если он узнает  том, что ты тут, то влетит и тебе. Войны с Францией ты явно не хочешь. Сейчас его шаг не такой тяжелый, как у тебя, но если он точит клыки даже на собственную родню, то стоит задуматься, а безопасно ли сейчас даже просто выпить со мной чай. Вдруг он сочтет это поводом к войне? — Пусть только сунется…- Англии показалось, или глаза Российской Империи недобро блеснули. — Разреши продолжить, мой милый, я приплыл и в самом деле  не только для того, чтобы выпить с тобой чаю. Есть очень важный и интересный разговор. Для нас  двоих это может кончиться плохо очень и очень. Гиблое дело, если быть честным, но знаешь- ка что. — Россия встал, подошел к Артуру едва ли не вплотную, выпрямляясь во весь рост. — Я хочу предложить тебе соблюдать его условия чисто для виду. Мы с тобой все так же вместе, вместе плаваем по морю, не запрещаем друг другу заплывать в порты. Ты же понимаешь, о чем я? — Холодная рука аккуратно берет тонкую ладонь, заключая в цепкий морозец. — Твои руки холоднее с каждым годом, Ваня… — Встав со своего места, Англия внимательно, с нежностью осмотрел руки Брагинского, выпутываясь из их хватки и прижимая сразу же к распаленной груди. Иван усмехается, сразу же заключая в медвежьи объятия Великобританию. — Я не контролирую такие вещи… Знаешь же. Холод, который меня окутывает — внутренний холод всех, кто живет в моем составе. Надвигается буря, я это чувствую. — Россия медленно прикрывает глаза, мягко целует расслабленную страну в макушку, еще крепче прижимая к себе — Я скучал… — И прекрасно понимаю, как сильно… Мы начали реже общаться… — Артур прильнул к нему всем  телом, чувствуя не только близость тела. Это было большим. Намного больше, чем даже союзное соглашение между странами… — Такой старик как я уже не способен поймать свою золотую рыбку… совсем сдаю позиции. — смешок. Руки русского уверенно опускаются с плеч ниже, проходят по позвоночнику кончиками пальцев, надавливая слегка в районе копчика. — Ваня… Я морская рыбка. Но ради тебя даже сунусь в пресную речку. — Он слегка прогнулся, тихо выдыхая. Каждый раз, когда становилось особенно паршиво на душе, то мысли о Иване были первыми, возникающими в его голове. И то ненадолго  — Франция вытеснял их сразу же, занимая все пространство в его голове и душе. — Англия, хороший мой мальчик. Верно? — Дежурная фраза, произносимая каждый раз им при входе в комнату, после которых шла триада словесных издевательств. Каждый день он слышал одно и то же о то, же о том, насколько же бедственное и невыносимое положение сейчас у подданных ее высочества. Франции приносило удовольствие видеть то, как постепенно ломается Англия, теряет самого себя. Его цель — полное подчинение. После — уничтожение. Англия — крепкая стена, непреступный форт. И покорить владычицу морей — означало сравниться даже с Россией. Ведь он получит лучший на тот момент в мире флот и львиную долю колоний. И саму Англию, разумеется. — Сегодня, надеюсь, ты будешь вести себя спокойнее, чем вчера. Иначе мне придется стать грубее и менее снисходительнее к тебе. Понимаешь? Mon cher, иди ко мне — Игриво улыбнувшись, Франция приближался мышиной поступь к постепенно отползающему к изголовью кровати англичанину. Артур прячет взгляд, пытается оттянуть ненавистный момент, даже если это и будет кроха из несколько секунд. А Франсуа это необычайно забавляет. Франции подобное поведение своего пленного гостя даже нравится, заводит еще больше. Какой же он все же милый… Белоснежная, давно не видевшая солнца и морской соли кожа покрыта не только чередой тонких шрамов, которые заживут, но не скоро, но и глубоких темных пятен — синяки от побоев, укусы в порыве страсти и засосы — клеймо французской короны. И каждую ночь он получал новые… Каждую проклятую ночь он не мог не вспоминать Ивана. Свой северный подсолнушек, который так близко, но абсолютно недосягаем для него. Как солнце, которое он давно не видел. Империя Наполеона не выпускает его на улицу. Не под каким предлогом. Неужели боится, что кто-то узнает о том, что он здесь, проведает, что происходит за стенами покоев воплощения Франции? Он не имеет абсолютно никакого права удерживать Англию. Он заключил его в блокаду, и то только экономическую. Это не оккупация и не начало войны. Что скажут другие? Насколько сильно будет подорван авторитет Франции? Прилично, весьма прилично. Мало того, он еще окажется и должен Артуру за " моральный ущерб". Который, к слову, был нанесен порядком… По-началу Артур не давался без боя. Кричал отборными французскими ругательствами, вырывался как уж на углях из его цепкой хватки, кусался и пытался оказать достойный отпор. Но подорванное моральное и физическое состояние, общее угнетение давали четко о себе знать. Каждый раз — боль и унижение, мысли о побеге, которые, подобно снегу, тают в пучине укрытой алыми розами страсти… А ведь это его цветы… Франция добрался даже до них. Каждый день новая — стоит у кровати. Как и страна — сорванный цветок, обреченный увядать посреди роскоши в небольшом хрустальном сосуде с лишенной воздуха речной водой. Неужели побег невозможен? Быть может… Быть может это и не так. Стоило дать Французу того, чего он так хотел — покорности, и спустя несколько месяцев оковы с него спали. Судьбоносная ночь и он сбежал из Версаля в том, что было — шелковой рубашке и шерстяных брюках. Ни разу не оглянувшись. Франция спохватился, но было слишком поздно… *** Артур мелко дрожал даже тогда, когда полностью пришел в себя, отогрелся и смог ощутить то, что он в безопасности. Ставни приоткрыты, взгляд устремлен на холодную землю, которую прекратил терзать буран сразу же, как Российская Империя заключила в свои крепкие объятия Британскую. Оба были рядом друг с другом, оба были спокойны. Страны же боялись пошевелиться, просто наблюдали, не смели разрушить момент между двумя империями. За исключением Француза, которому было стыдно за все то, что он совершил и уже никогда не сможет исправить. Такое не прощается и не забывается. Никогда. Англия плотнее кутается в шарф Ивана, прижимая ручную, полную любви и заботы сестренки работу. Россия же стоит спиной к нему и смотрит на дверь, словно Цербер — охраняет. Не стесняется уродливого шрама на всю шею, который старательно прячет от чужих косых взглядов. — Артур — Тишина разрывается звоном сосулек на крыше. — Иван… — Англия в миг отвлекается от созерцания зимнего пейзажа, поворачивая голову в сторону империи. Изумрудно-зеленый и сапфирно — васильковые взгляды встречаются. Снежинка залетает в комнату, разбиваясь об горячий поток с камина. — Иди ко мне — Россия мягко улыбается, всматриваясь в мягкие черты английского лица. Такой маленький, но такой упорный… Взбаламошенный француз никогда не подчинит себе его. Надломит, но окончательно сломит его только он — Российская Империя. — Я скучал… Извини, что ввалился в таком виде без приглашения — Едкий, но беззлобный смешок. Артур не спешит, подходит медленно, утопает в нежных объятиях в шаге от русского. Секунда — и губы накрывает прохлыдный искристый поцелуй. Руки нескромно сжимают талию, поглаживая крепкие, хоть и худые бока. — Только не говорите мне, что… — Франция многозначно смотрел на грустно улыбающегося Ивана. Тот кивнул — Я был единственным, Франция, к кому он пришел сам, кому отдался добровольно и кому позволил увидеть себя со всех сторон… Так что как-то вот так все… На обоих странах не стремительно не оставалось одежды. Морозы внутри России крепли, отдавали жгучим холодом на опаленной коже. Англия чувствовал это каждой клеточкой тела, лишь крепче прижимая к себе возлюбленного, позволяя уложить себя на лопатки, легко потянуть за светлые волосы и слегка, игриво прикусить за шею, сразу же покрывая след невесомыми поцелуями. Мягкая темная нега накрыла всех, включая и наших гостей из будущего…