☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼
Мені так хочеться стати Прозорою крихтою всесвіту, Просто щезнути… я Цілу ніч архівую Одне за одним Всі твої sms, а ти Мовчиш… Ти нічого не бачиш, нічого не чуєш… Чий то такий страшний Сон наснився мені вчорашньої ночі?
Ночь выдалась подозрительно тёплой, как для января. Мороз не кусает за щёки, не трещит и не мешает прекрасно проводить время. Хоть воздух и вырывается изо рта облачками пара, а снег скрипит под ногами, у костра тепло. И даже в палатках ребята не мёрзнут. В чёрном бархате неба покоится огромная монета оранжевой луны, на которой отчётливо проступают чёрные пятна. Лунное сияние льётся вниз, ложится щедрыми мазками на обнажённые деревья, отражается от снега, подсвечивает ничем не хуже новогодних городских гирлянд. Вдали от городской суеты всё выглядит иначе, будто покрыто магической поволокой с серебром звёзд в угольно-чёрном небе. Совсем не таком, как в городе. Остро пахнет хвоей, костром, тайнами и мечтами. Возможно, так приятно пахнет из-за ароматного глинтвейна, который они только что допили. Но Чонин уверен, что тайны и мечты пахнут вот так. Пряно, немного остро, с цитрусовым привкусом и сладостью, оседающей на языке. Чонин смотрит в небо и глотает из бутылки, не чувствуя вкуса. Он не вдрызг пьян, но одаривает прикосновениями всех, кто подсаживается рядом. То волосы взлохматит, то по плечу хлопнет. Но смотрит он или в костёр, или в небо, или на Исина. Ему сегодня двадцать пять, и он может позволить себе такую вольность как смотреть на Исина, не таясь. Исин мажет мутным взглядом по нему и щурится, мягко улыбается рассказывающему что-то Бэкхёну и ямочку на щеке окрашивает пламя костра, румянит бледное лицо. По бокам сидят Чимин и Чоноп, которые лучше бы друг с другом разобрались, а не к Исину липли. Чонин и не имеет ничего против парней, но его напрягает, как они вьются вокруг Исина. То ли друг у друга ревность вызвать пытаются, то ли реально третьего ищут. — Как делишки? — спрашивает подсевший рядом Бэкхён. Вездесущий и везде успевающий Бэкхён. — Да отлично, — отзывается Чонин, но глаз от Исина не отводит. И впрямь всё отлично, если ему вернут его крылья, перестанут терзать сердце, и он сможет смотреть на других. Смотреть и не видеть в каждом Исина. Он сходит с ума от нелепейших чувств и никак не может прийти в себя. — Что-то хочешь? Чонин сжимает челюсти, прежде чем с губ срывается «Исина». Он улыбается Бэкхёну, тянет за руку на себя и крепко обнимает. Всё-таки без Бэкхёна они бы не собрались за городом и не провели бы день рождения Чонина на свежем воздухе. — Спасибо! — Да не за что, — хохочет Бэкхён, не отбрыкиваясь, когда со всего маху приземляется Чонину на колени. — С днём рождения, дружище! — Ага. Бэкхён выпархивает у него из рук и оказывается рядом с притихшим Тэхёном. Тот молча ковыряется в углях и периодически суёт в рот канапе со столика. Минсок щурит глаза, отлично устроившись на плече Ханя. Едва слышно играет музыка из телефона. Мир кажется волшебным и нереальным. Снег искрится драгоценными каменьями, звёзды блещут похлеще алмазного колье, костёр тянет тёплые руки вверх, рассыпается искрами, когда Минсок подкидывает щепотку соли в огонь. Мелодия приятная, тягучая, ненавязчивая. Настраивающая на мечты и романтику. Исин хитро щурится, открывая рот, когда Тэхён суёт канапе и мучительно долго смотрит в глаза. Обычно от такого взгляда уступает даже непробиваемый Бэкхён. Чонин смотрит, как по губам Исина скользит язык, как дёргается кадык, и мечтает забыть всё. Был бы Чонин Минсоком, который некоторое время назад без особой надежды ухаживал за Ханем, он бы сделал точно так же, как отчаявшийся добиться внимания Минсок. В одну из совместных посиделок Минсок не выдержал игнора по отношению к себе, поднялся, уверенной походкой направился к играющему в приставку Ханю, закинул его себе на плечо и уволок в пустующую комнату, не слушая криков и упрёков. Вернулись они к концу вечеринки. Взлохмаченные, раскрасневшиеся и довольные. Хань больше не игнорировал Минсока, но и сидеть ровно не мог, норовя улечься на бок. Был бы Чонин Минсоком, так бы и сделал. Но Чонин — не Минсок. А Исин — не Хань. Чонин смотрит на Исина и решает, что делать. То ли уйти спать, то ли предложить выпить, то ли приобнять, как он сделал сегодня со всеми. И решает, что надо прогуляться, отвлечься. Поднимается с насиженного и нагретого раскладного стула.Я починаю перетворюватися На космічний брухт — Це так боляче! Я починаю казитися Без твоїх рук, Майже божеволію… Стій!.. Куди і навіщо так швидко летіти? Біль — ше за все я бось Прокидатися на самоті!..
На плечах Исина с двух сторон мостят головы сонные Чоноп и Чимин. И ревность ни разу не колет сердце. Угу, и он почти не врёт себе. Далеко уйти он не успевает. За спиной раздаются шаги, и его догоняет Бэкхён. — Всё нормально? — спрашивает Бэкхён и трогает Чонина за ладонь без перчатки. Чонин не носит перчатки вообще. Пальцы Бэкхёна холодные, и он сжимает их крепче, согревая. — Да, — тихо говорит Чонин и смотрит на небо. — Непохоже, — качает головой Бэкхён и тоже поднимает глаза вверх. С неба медленно сыплются снежинки, серебрятся в лунном свете. — Бэкхён. — Если что, — Бэкхён, будто не замечая упрёка в тоне Чонина, продолжает, — наша с Тэхёном палатка стоит далеко. И она почти в полный рост. — Бэкхён. — Что? — Бэкхён очень невинно — не зря ходил в театральный кружок — хлопает глазами, с упавшими на ресницы снежинками. — Я посплю в машине, — отрезает Чонин. — Как и оговаривали в начале. Есть ещё два спальных места. Если потеснимся, то три. — Конечно, — согласно кивает Бэкхён и отхлёбывает из захваченной с собой термокружки горячего глинтвейна, — трейлер привычнее, но как же романтика? — Бэкхён! Какая романтика? — Свежий воздух, пламя, холод и бла-бла-бла, — улыбается Бэкхён. — Если что, я предупредил. Мы всё равно с Тэхёном хотим рассвет встретить. Костёр, звёзды, поцелуи… Бэкхён уходит, а Чонин делает ещё несколько глотков из бутылки. В голове чуть плывёт и хочется спать. Холод пробирается под одежду, Чонин передёргивает плечами и бредёт к трейлеру. К костру возвращаться совсем неохота. Лучше бы он пошёл спать сразу после глинтвейна. Чтобы не видеть ничего лишнего. Рук Чонопа на внутренней стороне бедра Исина. Или губ, скользнувших по приоткрытой шее. Маленьких рук Чимина в ладонях Исина. Чтобы ничего этого не видеть. У него был хороший день рождения. И он должен был закончиться два часа назад, чтобы не расстраивать Чонина. Но до конца его дня рождения ещё час. И будто в насмешку над ним играет мелодия, под которую они вместе тренировались тогда, когда мимолётный поцелуй и благодарность за отличную тренировку сломала ему крылья, навечно подарив Исину. Безнадёжные, полные отчаяния мысли лезут в голову. Чонин делает ещё пару глотков и опустошает бутылку. Бросает её в большой мусорный пакет у трейлера и открывает дверь. Всё-таки с него достаточно.Знову вийшла на полювання моя печаль. Зима свої двері відкрила. Я кохаю тебе, більше за життя, Поверни мені мої крила! Лиш блакитне сонце у твоїх очах — Холодне, як колота крига… Я кохаю тебе, більше за життя, Поверни мені мої крила!..
Последнее, что он слышит — приглушённый стон Ханя и подхватывающий слова песни задорный голос Бэкхёна, к которому присоединяется низкий, хрипловатый голос Тэхёна, чтобы заглушить непотребные звуки. — Чонин? Чонин вздрагивает и оборачивается. На пороге трейлера стоит Исин. Чонин сглатывает и, не доверяя голосу, кивает на диван. Внутри горит огнём, словно режут по живому, без наркоза. Кажется, разомкни он губы — закричит. Настроение испарилось ещё тогда, когда свет от костра выхватил лисьи глаза Чонопа с пламенем, бушующим на дне зрачков, на хитрый, с поволокой взгляд Чимина, или точёную шею Исина с острым кадыком с масляным отблеском огня. — Что хотел? — Подарок. Исин хлопает себя по карманам, но морщится и смущённо смотрит на Чонина. Чонин едва сдерживает боль, льющуюся сквозь зрачки. Губы сводит судорогой от напряжения и зубы вот-вот заскрипят. — Я в рюкзаке забыл. Сейчас принесу. — Завтра. Исин, я хочу… — Я знаю, чего ты хочешь, — перебивает Исин. — Вряд ли. Исин, пусти. Исин непонимающе смотрит на Чонина, моргает, а потом опускает глаза и с удивлением смотрит на собственные пальцы, вцепившиеся в руку Чонина. Осторожно гладит большим пальцем тыльную сторону смуглой ладони, прослеживает выпуклые линии вен. А потом резко отстраняется. Чонин не уверен, что дышит. Потому что это прикосновение оказалось интимнее того поцелуя, когда пухлые губы мазнули в уголок рта в благодарность. Это что-то такое, отчего хочется вернуть исчезнувшее тепло чужого тела. Сердце колотится так, будто он танцевал без устали часов двенадцать, а теперь пытается прийти в себя. Трезвеет Чонин мгновенно. Исин дёргает щекой и стремительно выходит из трейлера. Чонин остаётся наедине с грохочущим сердцем, но обдумать происходящее не успевает. Дверь вновь скрипит, а Исин оказывается непозволительно близко. Чонин едва сдерживается. И только годами выработанная привычка позволяет контролировать себя. Чонин отворачивается, но замирает, когда длинные пальцы ложатся на бока. Чонин шарахается в сторону, натыкается спиной на открытую дверцу шкафа и с ужасом смотрит на опустившегося перед ним на колени Исина, что успевает расстегнуть на нём пояс и вжикнуть молнией. — Я сказал, что знаю, чего ты хочешь, — говорит Исин и облизывает губы. — Исин, нет, — с трудом выдавливает Чонин. Он дышит как загнанный зверь, но вцепляется в джинсы мёртвой хваткой, хотя от вида Исина, стоящего перед ним на коленях и облизывающего губы рядом с его пахом, хочется даже большего, о чём он мечтал. Он мог бы запрокинуть голову, и позволить Исину скользить губами по члену, мог бы толкаться во влажную, жаркую глубину рта, мог бы поддаться, но он никогда бы не простил ни себя, ни Исина за произошедшее. И это не вернуло бы ему крылья. — Почему? — свистящим шёпотом выдыхает Исин и смотрит непонимающе. — Ты же хочешь этого. — Я хочу не этого, — чеканит Чонин. — Не хочу одноразового секса. Хочу тебя, Исин. Или хочу наконец-то избавиться от тяжёлого заболевания, носящего твоё имя. Я устал болеть. Я пытался забыть тебя. Жить привычной жизнью, но у меня не выходит. Верни мне крылья, Исин. Исин не спешит подниматься с колен, так и смотрит снизу вверх воспалёнными глазами. Только пальцы, вцепившиеся в пояс, разжимает. И складывает руки на коленях, как прилежный ученик. — Твоё требование взаимно, — отвечает Исин. — Сколько можно болеть тобой, Чонин? Я даже не люблю, я смертельно болен. Верни мне мою жизнь, Чонин. Чонин смотрит на Исина и не верит. — Почему ты молчал? — А ты? — дрожащими губами. Чонин рывком поднимает Исина и прижимает к себе. Впервые целует желанные губы. Сладко. Горячо. Глубоко. На дне карей радужки тает боль, сменяясь нежностью и надеждой. Исин закрывает глаза, а у Чонина всё плывёт перед глазами и пляшут звёзды.Я кохаю тебе, більше за життя, Поверни мені мої крила!..
— Люблю, забирай крылья, — горячим выдохом в губы. — Люблю, возвращаю, — полустоном в ответ.