1
10 января 2018 г. в 15:18
Навязчивые лучи солнца едва пробивались сквозь плотные темно-синие шторы. Сон давно ушел. Я прислушался, так и не открывая глаз. На улице уже давно кипела жизнь. Люди спешили по своим делам, колеса автомобилей шуршали по асфальту. Город жил. А я был мертв.
Сколько я уже не выходил из дома? Месяц? Два? Три? Плевать. Откровенно было плевать на все. На то, какой сейчас год, месяц, число. На давно севший мобильный, валяющийся в хламе, разведенном в комнате, на то, что подумают соседи. Плевать на отросшие почти до плеч волосы, на густую бороду, которую я ненавижу. Даже на воняющую потом одежду было наплевать. Все это давно уже не имеет смысла. Да, по сути, больше вообще ничего не имеет смысла.
Где этот чертов засранец? Он час назад должен был принести ящик водки и блок сигарет. Опять опаздывает. Как же он меня достал. Но он — единственная нить связи с внешним миром. Приходит раз в неделю, приносит что-то из еды, хоть я не прошу и не даю ему на это денег, рассказывает какие-то новости, больше похожие на бред сумасшедшего. Но этот пацан не дает мне подохнуть от одиночества. Он создает иллюзию жизни, раз в неделю я понимаю, что еще не отправился к праотцам, и все это мне не снится.Что вся моя жизнь, к сожалению, вовсе не затянувшийся ночной кошмар.
Мои дни превратились в замкнутые круги. Проснуться — закинуть что-нибудь в желудок — пить, курить — пить, курить — спать. Я перестал чувствовать себя человеком, да и раньше не чувствовал, на самом деле. Всегда был эгоистичным животным. Плевать.
Раздался тихий и ненавязчивый стук в дверь. Наконец-то. Я слез с дивана и, переступая валяющийся на полу мусор и хлам, пошел в коридор. Щелкнул дверной замок, и свет из подъезда рассеил немую тьму моей квартиры. Соседский пацан неуверенно шагнул в мою обитель, таща в руках тяжелый для него ящик.
— Извини, что так долго, я в колледже задержался, — промямлил он, пытаясь найти свободное место на полу, чтобы поставить свою ношу.
— Забей, — прохрипел я, протягивая пятитысячную смятую купюру, найденную в недрах кармана спортивных штанов, — сдачу оставь себе.
— Может, помочь тебе убраться в квартире? Тут скоро новая жизнь зародится, — аккуратно ступая в сторону кухни, говорил он.
— Слушай, напомни, как тебя зовут? — морщась и потирая лицо, спросил я.
— Вова, — ответил пацан, усаживаясь на табурет и отгребая гору посуды на столе подальше.
— Так вот, Вова, я сегодня не настроен на общение, — я сел на пол, откинувшись спиной на холодную стену.
— Ты не понимаешь, что делаешь со своей жизнью, — тихо сказал Вова, опустив глаза.
— А какое тебе, черт возьми, дело до моей жизни? Чему ты, пятнадцатилетний сопляк, можешь меня научить? — прорычал я, разрывая пленку и доставая из блока пачку« винстона»
— Мне шестнадцать. Я знаю тебя уже больше десяти лет, я рос в твоем обществе. Ты присматривал за мной, когда мама уходила на работу. Ты лечил мои раны, полученные в драках во дворе. Ты мне как старший брат.
Старший брат. Эти слова отдались чем-то болезненным в груди. Странно, там еще может что-то болеть? Оно еще может что-то чувствовать? Сухо щелкнула зажигалка, густой обжигающий дым наполнил легкие.
— И теперь ты будешь за мной, как собачка бегать? Я даю тебе деньги, чтобы ты покупал мне бухло и курево, а не чтобы читал мне нравоучения, — закрыв глаза и откинув голову, сказал я.
— Не нужны мне твои деньги, я больше не буду тебе ничего покупать, — пацан положил на стол смятую купюру, которую я ему сегодня дал, — я не хочу своими руками тебя убивать.
— Я давно уже умер. То, что моя туша еще дергается и подает признаки жизни — ничего не значит. Моя жизнь кончилась в июне 2016 года. Всё, — сказал я, выпуская дым из легких.
— Костя, умерла Аня, а не ты. Ты жив. И тебе надо жить дальше, хотя бы ради памяти о ней. Умрешь ты — умрут и твои воспоминания, — его слова больно резанули по сердцу, я со злостью затушил окурок о кафель.
— Нет, ты ошибаешься. Мы умерли с ней вместе. Вечером шестандцатого числа. Выжили шестнадцатого июня 2009, но умерли в 2016, — глаза предательски защипали, а горло обожгло горькое пойло.
— Ты псих, что ли? — возмутился пацан.
Черт, я снова забыл его имя.
— Уходи, проваливай отсюда, и дай мне побыть одному. Твои нравоучения никому нахер не всрались, — заорал я.
Пацан вскочил, опрокинув табуретку, и, что-то злобно бубня, удалился из моей квартиры. Оглушительно хлопнула входная дверь, отчего зазвинела даже посуда. Наступила вожделенная тишина. Я вдруг стал чувствовать затхлый запах в квартире. Отвратительно. Но так плевать.
Снова раздался стук в дверь. Я с рыком поднялся со своего нагретого места и направился в сторону шума, чтобы устранить его источник.
— Да что тебе еще нужно, мать твою?! Достал, — я распахнул дверь.
В подъезде стояла высокая девушка, сверля меня непонимающим взглядом.
— Ты кто? — удивленно спросил я.
— Ооо, как все запущено, — пропела она, входя в квартиру.
Ее лицо исказилось от отвращения, и девушка включила фонарик на телефоне, рассеивая тьму и светя мне прямо в лицо.
— Что происходит, блять?! Кто ты?! — орал я, пытаясь закрыться от яркого света, режущего глаза.
— Да Юля я, забыл? — девушка, не разуваясь, пошла на кухню, брезгливо пиная хлам на полу, расчищая себе дорогу.
— Что тебе надо? — я плелся за ней, чтобы занять свое место.
— Я насчет Ани пришла поговорить, вскрылись новые обстоятельства, — сухо ответила она, закуривая тонкую сигарету, воняющую ни то шоколадом, ни то кофе.
— Выкладывай, — сказал я, усаживаясь на пол.
— Ты уверен, что готов это услышать? — изогнув бровь, спросила Юля.
— Да, — прохрипел я.
— А я могу быть уверена, что ты не пойдешь заниматься самодеятельностью?
— Нет. Но если ты не расскажешь, то я убью тебя прямо здесь и сейчас.