Движение вперёд

      Они шли по пустой улице, внешне не то угрюмые, не то печальные, не то задумчивые, не произнося ни слова. На самом деле, на душе было спокойно. Лёгкий ветер охлаждал кожу и мысли, солнце начало заходить за горизонт и, исчезнув, лишило двоих людей всех свидетелей. Эйфория не отпускала ни на минуту после победы, хотя и удивительное ощущение, будто сердце полыхает ярким огнём из-за неё, уже немного притупилось.       В беспокойную голову Сергея всё лезла одна проклятая мысль. Ну вот что, если бы он сбежал, этот безумный своенравный литовец? Мог бы действительно взять и никогда больше не выйти с ним на одно игровое поле, оставить его совсем одного в этой команде. Не поймите неправильно, все они действительно были большой семьёй, однако свежи воспоминания о том, как раньше было пусто в обществе товарищей и лишь друг в друге можно было найти поддержку. Они — взрослые сильные люди, только друг перед другом раскрывшие свои слабости. Настолько сильны, что, оказавшись друг перед другом, стали безоружны. Никто к этому не стремился, это было естественно, как дружба двух детей.        Вернувшись, Модестас со снисходительной улыбкой поклялся Сергею, что больше не предпримет попытку побега и, кажется, ощутил то, что можно было бы почувствовать, если б перед ним сейчас встал сам Советский Союз во плоти, произнёс «Ах ты засранец!» и осторожно приоткрыл свои объятия.       Сейчас он смотрел на товарища и впервые в жизни не до конца понимал, что скрывается за его молчанием.       — Что у тебя за выражение лица? Если ты сейчас с ним зыркнешь на меня, я подумаю, что сделал что-то ужасное.       Сергей улыбнулся, но, увы, печаль из его глаз никуда не исчезла.       — Да не волнуйся, Модя. Просто в глубине души я надеялся, что мы останемся тут ещё ненадолго.       — А зачем?       Действительно. Игра ведь уже сыграна. Ну, та, самая главная, действительно сыграна. Как и та, в которой Паулаускас мог либо остаться, либо бросить всех. Но если первая уже не вызывает волнения, то вторая, о которой, казалось бы, также не стоит переживать, всё никак не выходит из головы.       Сергей как-то иррационально зол. Будто чувствует отголоски боли несуществующего проигравшего Модестаса, который навсегда потерял Родину. Будто сам сохранил, но легко мог потерять что-то важное и остаться один со своими болями и сомнениями. И кажется, будто если прямо сейчас подойти и крепко обхватить плечи друга руками, боль притупится. Наверное, так оно и чувствуется, когда болит душа?       Завтра утром. Уже завтра утром они разъедутся по разным частям Советского Союза. На баскетбольной площадке чётко ощущаешь себя человеком с возможностями и ответственностью. Облегчённо шагнувший за неё, ты уже часть своей страны. Либо ты опозорил её, либо возвысил в глазах всего мира. И тогда совсем забываешь, что ваша команда — не страна, а лишь крупица, полыхающая своей страстью к победам, на самой большой в мире территории, и в конце ваш мир сузится только до вас, вашей семьи и не стоит принимать как должное, если кто-то вспомнил о вашей истинной значимости...       Хотелось бы растянуть этот момент надолго. Только они двое, ровный асфальт под ногами, никакой спешки, темнеющее с каждой минутой небо, лёгкий прохладный ветер и тишина, которая бывает только между ними: мысли и так понятны, ответы на любые вопросы известны, поэтому остаётся только наслаждаться обществом друг друга, шагать в такт, стараться не кашлять и не пинать камешки, чтобы не нарушать тишину, сокращать расстояние, если задумался и отстал, пока не соприкоснется ткань двух рукавов.       Страшно хочется просто запомнить этот момент. Запечатлеть его, ведь жизнь, как показал опыт, непредсказуема, но как же сложно решиться…       Для Сергея это совсем не так, как играть. Там ты только держишь мяч в руке, а перед глазами уже появляется табло, на котором число под буквами «СССР» увеличивается. Здесь в голове становится пусто и темно, едва думаешь о том, что можешь сделать.        Победа учит, что, рискнув всем, можно приобрести гораздо больше, чем потерять. Можно и наоборот. Но если ты рискнул, значит, оно того стоило.       Они останавливаются, взгляд одного озадаченный, другого — решительно-растерянный и просто странный, но никто глаз даже не думает отводить.       Это не баскетбол, здесь нет судей. Только тишина, Бог и благословенная темнота. Здесь не нужно требовать положенные лишние секунды для получения желаемого, он делает движение вперёд и берет их сам. И побеждает, получает ответ. Мягкие волосы под ладонью, пальцы под пальцами, сердце колотится, мозг лихорадочно спорит сам с собой, кричит, огрызается, а потом плюёт на всё, что только что сказал, и, прошептав «Наконец-то», смиренно замолкает.       — Ты бы правда настолько скучал по мне, если б я ушёл?       — Эгоист несчастный, ты даже не подумал, насколько.       Крепче, чем сейчас их объятия были только в те самые минуты после игры. Как тогда, один судорожно прижимает к себе другого, удивляется тому, как ему повезло получить столько доверия, а в воздухе витает безразмерное счастье с сильным привкусом боли.       Если Гаранжин снова спросит, что для Модестаса главное, ничего не изменится. Он вспомнит, без чего болело сердце в одни моменты, что заставляло его чаще биться в другие. Он ответит «Дом», добавит «Литва». А потом отыщет взглядом внимательные светлые глаза Сергея и не заметит того, что в мыслях отчётливо пронеслось его имя.       Сергей вдыхает запах чужой рубашки и выдыхает глубоко и спокойно. Душевная тоска уменьшилась. Он мысленно усмехается. И давно это так работает? Давно. Просто понял только сейчас.