Часть 1
10 января 2018 г. в 19:18
Из колонок с приятным привычным шипением льется старая, до какого-то маразма родная музыка. Бывает, накатывает настроение и тогда в ход идут записи песен Луи Армстронга с Эллой Фицджеральд. Неторопливый джаз замедляет ход бытия, огораживает от суетливого и проблемного мира маленький душный тату-салон, заполненный пылью и оранжевым светом садящегося солнца.
Баффи полулежит на стуле, закинув ноги в тяжелых ботинках на свой рабочий стол, заваленный эскизами, и лениво курит. В мыслях он сидит в глубоком кресле на террасе какого-нибудь типичного американского дома, обдуваемый легким ветром, приносящим с собой запах горячего асфальта, попивает холодное пиво из бутылки с пестрой этикеткой и рисует утопающего в цветах Будду в скетчбуке с хрустящими страницами. Это даже не мечта, а просто какая-то навязанная общеизвестными стереотипами приятная иллюзия. Иллюзия беззаботной жизни.
В музыку на пару секунд впутываются нечеткая трель старого колокольчика, хлопок двери и звяканье трясущихся в ней стекол. Глаза Баффи открывает, только когда вошедший хриплым, прокуренным голосом обращается непосредственно к нему.
- Работаешь?
Перед столом, за нечеткой пеленой дыма в солнечном свете, стоит невысокий парень с небрежно уложенным ежиком. Баффи прикидывает, что вместе с торчащими волосами тот ему будет где-то до подбородка.
- Ага, так много народу, что я аж с ног валюсь.
Парень каламбур не оценивает. Он шмыгает носом, больше по привычке, чем по нужде, достает из кармана сложенный в несколько раз лист бумаги и показывает его Баффи.
- Сколько возьмешь?
Баффи делает последнюю затяжку, не глядя, выкидывает бычок в стоящее сбоку ведро и щурится. На смятом листе, наспех выдернутом из какой-то книги, красуется черный пацифик, так называемый Крест Мира.
- Двадцатку за унылость.
- Обойдусь без сторонней оценки, - парень фыркает и осматривается. – Цены низкие из-за полной антисанитарии и бардака?
- Обойдусь без сторонней оценки, - парирует Баффи, вставая из-за стола и со вздохом потягиваясь. – Раз не устраивает, то иди в салон напротив, там за интерьер и телик на стене с тебя полтинник стянут.
- Я не привередливый. Так, интересуюсь.
Парень следует за Баффи в огороженный от основного помещения пластиковой ширмой кабинет, по пути снимая с себя плотную толстовку и кидая ее на пустую кушетку. Он садится на потрепанный стул.
- Зовут тебя как?
- Санбэ.
- Я Баффи.
- Баффи? – Санбэ приподнимает брови странной трапециевидной формы. – Тебя зовут как ту телку из фильма про упырей?
- Если бы я получал доллар за каждое подобное высказывание, то уже без зазрения совести подтирался бы деньгами.
- Честно, звучит отстойно.
- О, мне очень важно твое мнение, спасибо, - саркастично, но без лишней злобы отвечает Баффи, ища в куче бумаг идущий в стандартном наборе трафарет пацифика.
- Всегда рад.
У Санбэ внутри колыхается холодок, а кожу будто попеременно тыкают только что потушенными спичками. Он ерзает, пытаясь сесть как можно удобнее, и слегка нервно водит плечами. Его серьезное лицо немного искажается складкой между бровей. Баффи, наконец, вылавливает из макулатурного хаоса нужный лист и начинает молча готовить инструменты, покачивая головой в такт плавной, расслабляющей музыке, переносящей душу в атмосферу пятидесятых готов, когда во всех приличных заведениях Америки господствовал джаз.
- Так все же как тебя зовут?
- Джухён, - немного погодя отвечает мастер.
- Ну вот, вполне себе нормальное имя.
- Ты всегда болтаешь, когда тебе страшно?
- Мне не страшно.
- Скажи еще, что не нервничаешь, - Баффи подкатывает к Санбэ небольшую тумбочку со всем необходимым и садится на свое место перед ним. – У тебя по щеке пот течет, а тут не настолько жарко для такой реакции. Все нормально, я тоже боялся в первый раз. Все боятся. Куда бить будем?
- Под левую ключицу.
Санбэ проводит пальцами по указанному месту, очерчивая круг, а высказывание о страхе оставляет без комментариев. В нос ударяет запах спирта – Джухён начинает обезжиривать и дезинфицировать кожу, после чего смазывает участок тонким слоем геля и переносит эскиз рисунка на тело. Санбэ пытается отвлечься, разглядывая салон.
Везде валяются листы бумаги и ручки, около стены высится куча из журналов одной с салоном тематики, под столом валяется смятая банка из-под колы. И только в рабочем углу царит идеальный порядок. Все блестит, сверкает от чистоты, воздух кажется гораздо чище и легче из-за стоящего на небольшом комоде увлажнителя. Инструменты тщательно дезинфицируются в специальных приборах, для которых отведено отдельное место. На стенах висят фотографии татуировок, внушающих явное уважение – большие и требующие огромных усилий и опыта работы.
- Расслабься, - Джухён натягивает на руки стерильные перчатки и в воздухе начинает пахнуть латексом. – На днях не пил, таблетки не принимал?
Санбэ отрицательно качает головой.
- Отлично. Больно будет, но не очень сильно, терпимо, по крайней мере. Место ты выбрал хорошее. Зависит от человека, конечно, но я не знаю никого, кто не орал бы, набивая тату в районе ребер, на позвоночник или куда-нибудь на ногу. Очень неприятные участки. У тебя же для первого раза самое то.
- Успокоил.
- Ты же говорил, что не боишься.
После многозначительного взгляда насупленного Санбэ Джухён опускает голову и тихо смеется себе под нос. Его все это забавляло, пусть даже и макушку жгло от чужого взгляда.
- Вдохни, выдохни и начнем.
Элла Фицджеральд со всем присущим ей очарованием поет про сны, расстояние и ночной ветер, силой голоса и страсти перенося слушателей в вечерний сад какого-нибудь уютного дома, поселяя внутри умиротворенность и мечтательность. Звуки саксофона легкой дымкой кружат по салону, замедляя время, сгущая воздух, притупляя все острые края знатно покореженной души. Жужжание машинки выделяется на фоне песни, но не перекрывает ее.
- У тебя очень тяжелый взгляд, ты знаешь? – Джухён оперативно промакивает покрасневшую кожу, убирая кровь. – Даже не столько тяжелый, сколько сильный.
- Мне отвернуться?
Санбэ, поначалу шипевший и зажмуривавшийся, теперь сидит практически спокойно, лишь вздрагивает иногда. Человек может адаптироваться абсолютно ко всему, даже к боли. Особенно если он к ней привык, пусть даже и в другом ее проявлении.
- Да я не против. Я понимаю, что тебе сейчас нелегко.
- Прости, - после небольшой паузы отвечает Санбэ. - Я пытаюсь отвлечься и как-то подвис на тебе.
- На мне? - Джухён дергает уголком губ.
- Не обольщайся. Просто неосознанно остановил взгляд.
Dream A Little Of Me сменяется Summertime. Легкий и беззаботный мотив перетекает в более тягучий и томный. Баффи принимается заканчивать круг пацифика — Санбэ сжимает губы и шумно выдыхает через нос. Он цепляется взглядом за сережку в ухе Джухёна — золотое кольцо — выше которой шли еще три гвоздика, после чего переводит взгляд на само лицо. Острые черты с выделяющимися скулами, тонкий длинный нос, похожий по форме на стрелу, и сосредоточенный взгляд. От концентрации внимания на чем-то определенном становится легче, перестаешь думать только о боли, поэтому Санбэ цепляется за эту возможность и без зазрения совести откровенно пялится на Баффи.
- В чем смысл твоей татуировки? – задал, наконец, давно вертевшийся на языке вопрос Санбэ. – Что такого должно было случиться, чтобы человек вдруг набил на себя Иисуса?
С внутренней части правой руки Джухёна прискорбно взирал на мир сын божий, чья макушка с терновым венцом то и дело пропадала под сползающим по руке засученным рукавом темно-зеленой рубашки. С внешней же стороны руку оплетали витиеватые буквы, складывающиеся в слова: «God's Honor».
- У каждого наступает такой момент, когда он обращается к богу. Я так считаю, по крайней мере, - после небольшой паузы добавляет Джухен. – Когда ищешь себя, а вокруг никого, кто мог бы помочь, то обратиться больше не к кому.
- И что, хочешь сказать, что он лежит на облаке и великодушно дает советы? Направляет?
- Хочешь о боге поговорить? – Баффи улыбается, не прекращая работы.
- Хочу понять, что тебе даст его лицо на своем теле.
- Ты сейчас тоже к нему обращаешься, в какой-то степени, - Санбэ открывает рот, чтобы ответить на такое заявление, но Джухён тут же сам поясняет. – Тату бьют в двух случаях: либо хотят что-то увековечить, запомнить, либо хотят что-то вдолбить себе в голову. Ты бьешь пацифик, потому что хочешь мира, в первую очередь в душе, внутри. Ты потерян и не знаешь, куда идти, пытаешься сам для себя обозначить истину, направление. Ты ищешь бога.
Динамики шипят, но упорно продолжают исполнять свое предназначение. С небольшим треском звуки саксофона продолжают, словно дым, парить по салону. Проигрыш совпадает с затянувшейся паузой. Джухену добавить больше нечего, а Санбэ не знает, что ответить. Ему начинает казаться, что он услышал то, что давно желал услышать. То, в чем он боялся признаться самому себе. Санбэ действительно ищет, но не бога.
- Практически всю жизнь я дрался. Характер полное дерьмо, детство веселенькое выдалось, хотелось как-то выпустить пар, вот и влезал во всякие потасовки. Спутался с паршивыми людьми. С теми, от кого действительно нужно держаться подальше, потому что дело шло о жизнях и деньгах. Я не убивал, ты не думай, но однажды едва не переступил эту черту, - Санбэ делает паузу, Джухён слушает внимательно, постепенно добивая среднюю линию пацифика. - Вот тогда я и понял, что пора с этим кончать. Одно дело, когда машешь кулаками из-за тупого конфликта, и совсем другое, когда откровенно избиваешь незнакомого человека по чьей-то воле. Но так просто с подобным не завязывают. Я очень долго бегал, скрывался, чтобы не попасться на глазам тем самым «плохим людям», и в итоге переехал сюда, на другой конец страны. Я ищу спокойствие, не бога.
- Я понимаю, о чем ты. У меня была похожая ситуация.
- Серьезно?
- Чего ты так удивляешься? - смешок. - Я похож на пай-мальчика?
- Не в этом дело, - Санбэ криво улыбается. - У тебя свой салон, свой бизнес, я же перебиваюсь временными заработками. У тебя дела шли явно получше, ты зря времени не терял.
- Просто я нашел бога чуть раньше. Я не говорю сейчас о том, что ты должен ходить в церковь и учить наизусть библию, - Джухён качает головой. - У каждого свой бог. Ты можешь найти его в ком или в чем угодно и тогда ты найдешь и покой, найдешь свое место.
- Надеюсь, философская консультация входит в стоимость?
Баффи смеется.
- Тебе зачислю ее бонусом. За откровенность.
Частью его работы являются разговоры с людьми. Они становятся удивительно честными, когда сидят перед ним на кресле и терпят боль. Просто потому что набивание тату - это весьма интимный процесс. Человек увековечивает что-либо на твоем теле, вкладывает малую частицу своей души, оставляет подарок или же проклятие на всю жизнь. Ты доверяешься мастеру и боль дурманит голову настолько, что тебя так или иначе пропирает на откровенность. На несколько часов доверие к незнакомцу вдруг переходит безопасные границы.
"Откровенность", - Санбэ несколько раз мысленно перекатывает это слово. Он не знает, был ли хоть когда-нибудь откровенным. Откровенным ублюдком - да, откровенной скотиной - тоже да, а вот откровенным в первоначальном и первостепенном смысле этого слова - кто знает. Что это вообще такое - быть откровенным?
- Готово, - через какое-то время оповещает Джухён и протягивает ему небольшое прямоугольное зеркало. - Сегодня будет жечь, потом припухлость спадет и все станет нормально. Постарайся первые недели две особо не светить ею под солнцем.
Санбэ, слегка наклонив голову, рассматривает новую деталь своего тела, чернильно-черную, ярко выделяющуюся на фоне покрасневшей кожи. Левая половина груди горит и пульсирует. Он не удерживается и проводит по ней пальцами. Больно, но терпимо. Пока что он не чувствует в себе ни мира, ни бога, но определенные изменения есть. Разговор заставил его задуматься. Эта тату всегда будет напоминать ему об этом дне и татуировщике с Иисусом на руке, то и дело наполовину исчезающем под рукавом темно-зеленой рубашки.
Баффи осторожно накладывает ему на грудь защитную пленку, попутно объясняя то, как нужно ухаживать за татуировкой, чтобы потом не страдать. Пальцы у него грубые от постоянной работы и горячие.
- Пленку уберешь, когда под ней появится влага. Потом промоешь теплой водой с мылом, если есть антисептическое, то вообще отлично. Полотенцем вытирай мягким, а не похожим на наждачку. Желательно два раза в день ее аккуратно промывать опять-таки с мылом, чтобы корочки не появилось, а потом наносить мазь, я тебе напишу какую. И так две недели, пока не заживет. Только я тебя прошу: не три, не чеши, никакого спорта - от пота пойдет раздражение. Про ванну забудь, про пляж забудь. В принципе, все легко и просто, главное научиться терпеть.
- Это я умею.
Они возвращаются обратно в пыльную часть помещения. Баффи подходит к маленькому гудящему холодильнику, достает банку колы и предлагает ее Санбэ. Тот приподнимает брови на такую щедрость, но никак не комментирует и принимает из его рук холодную емкость. Пить хочется ужасно, еще и на улице дикое пекло. Грех отказаться. Он рассчитывается, бегло отсчитывая смятые купюры: помимо шмыгания носом у него также есть абсолютно дурацкая привычка пихать деньги в карман, где они постоянно мнутся. Баффи на состояние банкнот плевать, он придерживается того, что деньги они и в Африке деньги и неважно сложены ли они вдвое, втрое или вшестеро.
Санбэ натягивает на себя толстовку, проверяет не выронил ли из кармана зажигалку и, бросив краткое "Спасибо", покидает салон с играющим на всю катушку джазом. Перед уходом он буквально на пару секунд, практически незаметно, останавливается и задумчиво смотрит на мастера. И Джухёну этого достаточно, чтобы понять, что он еще вернется.