сынчоль, вымотанный, выжатый как лимон, вываливается из поезда; за ним с шумом вываливается его небольшой чемодан. сегодня первый день летних каникул, и первый визит к родителям с начала этого ужасного, трудного, утомительного учебного года.
сынчоль не городской житель, это уж точно.
легонько попинывая чемодан, он неестественно бодро шагает ко входу в здание маленького деревенского вокзала. день выдался жаркий и душный, пот стекает по лицу крупными каплями, и сынчолю на секунду кажется, что это слезы, но нет, сейчас первый раз, когда ему не хочется плакать за очень долгое время.
сынчоль учится в сеуле, в престижной старшей школе, куда детишек иногда привозят на ягуарах. всё просто - либо ты сказочно богат, либо ты умён и старателен и умеешь легко переносить моральное давление. сынчоль точно не относился к первым, учёба-учёба-учёба, грант, стипендия, мамины слезы радости, комната в общежитии. и если ум и старание действительно были тем, чем он мог по праву гордиться, то моральная стойкость слабела еждневно. сначала на крепкой скорлупе появилась небольшая трещинка - богатым деткам и в страшных снах не снилось, через что он ежедневно проходит, чтобы его оценки были такими же идеальными, как и у них. потом трещинка начала расползаться на бесчисленное количество таких же, только с каждым разом они были всё глубже и глубже. сынчоль сравнил бы свое состояние с телефоном, который упал экраном вниз как минимум десять раз. скорее даже не упал, а был брошен со всей силы. еще пара таких падений и стекло расколется на сотни мелких кусочков и просто выпадет. стекло сынчоля держалось еле-еле.
сынчоль думал о смерти ежедневно - искал информацию о способах суицида, болезненность, затратность, последствия, пару раз начинал писать завещание, но каждый раз останавливался в слезах и с болью в груди в районе пятого предложения, когда начинал писать о маме. ради мамы он каждый день просыпался и шёл в это чистилище, ради мамы он каждый раз и заставлял себя прекратить. сынчоль начал курить, резал руки. когда от боли становилось трудно дышать, а глаза немели от слез, он хватался за канцелярский нож. боль отрезвляла, едкий запах сигарет и дым еще сильнее жёг заплаканные алые глаза, и вот слезы льются уже совсем по другой причине. сам не знал - пытается ли он так отвлечься или же просто приблизить свою смерть.
в школе у сынчоля не было друзей. школа была похожа на клубок змей, голодные игры в суровых жизненных реалиях. богатеньким отморозкам он не ровня, а такие же бедные, но интеллектуально одаренные готовы на всё, чтобы повысить свои баллы - предательство, подстава, ложь, они пойдут на всё, что угодно. им плевать на сынчоля. на его мысли и чувства. и поэтому сынчолю тоже было плевать.
в небольшом здании станции прохладно; от резкой перемены температуры сынчоль покрывается мурашками, но мурашки приятные. внутри сидят трое - молодая девушка и двое мужчин. наверное, ждут своих близких, а, может, и поезд, который унесет их от неторопливой деревенской жизни в суету мегаполиса, от которой он наконец-то смог сбежать. сынчоль привык, что его никто не встречает - мама занята по хозяйству, отец уехал на заработки в тэгу. оттягивая время до возвращения в пекло, сынчоль покупает в автомате колу. кола теплая. чёрт.
идти в общей сложности полчаса, а автобусы ходят раз в час, поэтому сынчоль, безжизненно волоча свой чемодан за собой, идёт домой пешком. далёкий и родной пейзаж из его мечт, становится вдруг таким близким, что с горлу снова подкатывает комок, а глаза предательски щиплет, но он уже взрослый и не будет плакать по такому дурацкому поводу; слезы облегчения. он идет вдоль единственной большой, главной дороги его деревушки; вокруг нет машин, нет людей, а единственный звук вокруг - постукивание его чемодана об дорожные неровности.
до дома едва ли десять минут, когда он сворачивает к небольшому полю. там кто-то есть, но он слишком далеко, чтобы разглядеть. сынчоль в уме перебирает всех своих школьных знакомых, но силуэт не кажется ему хоть чуточку знакомым. щурясь под палящим солнцем, всё, что он смог разглядеть - длинные волосы. девушка.
они поравнялись, и сынчоль остановился, точно вкопанный.
на траве сидел парень. сынчоль никогда его не видел, потому что если бы увидел, то никогда бы не забыл.
таких лиц не бывает у людей, они бывают разве что у ангелов. что-то в самом далеком уголке его мозгов кричит: ты выглядишь как идиот, не надо так пялиться на людей, но сынчоль не может заставить себя сдвинуться с места. парень сидит с закрытыми глазами и в наушниках, но, будто почувствовав чье-то присутсвие, открывает глаза. их взгляды встречаются.
сынчоля словно окатывает ледяной водой, он краснеет до кончиков ушек и пытается сделать вид, что это всё проклятый чемодан, который не едет, а вовсе не он десять секунд стоял с открытым ртом и просто разглядывал человека напротив. он двигается с места, но парень смотрит ему прямо в глаза. а потом улыбается.
сынчолю, наверное, больше не хочется убить себя.
второй раз они встречаются через три дня, когда мама посылает сынчоля за стиральным порошком в магазин. сынчоль все это время украдкой поглядывал в сторону того самого поля, но парня там он не увидел. наверное от жары привиделось. вечереет. он садится на свой старый велосипед и трогается. дома хорошо. каждая минута его пребывания здесь заставляет его почувствовать себя намного лучше, хотя всё, что он делает, это помогает по дому и огороду. мама хорошая, мама волнуется за него, но сынчоль скорее расплавится под солнцем, чем наденет футболку - его шрамы некрасиво белеют и становятся все отчетливее и отчетливее, только стоит его рукам оголиться.
он едет навстречу заходящему солнцу, небо становится персиковым, день, как и как минимум семь предыдущих, безоблачный и безветренный. в супермаркете он высматривает лишь одну незнакомую девушку на кассе, деревня маленькая, а то, что он курит не должно было становиться достоянием общественности уж точно. сынчоль покупает пачку самых крепких "мальборо" в надежде, что одной-двух в день ему будет достаточно для поддержания спокойствия и равновесия. на обратном пути он сворачивает в лес и курит впервые за эти два дня. никотин ударяет в голову, но его и так удивительно хорошее настроение повышается. идеальное преступление.
сынчоль едет домой, прогоняя о себя все мысли о школе. её никогда не существовало, это всего лишь был ночной кошмар, - твердит он себе и крутит педали вдвойне усердно.
в поле снова виднеется уже знакомый силуэт.
сынчоль замедляется. парень на этот раз уже без наушников. что-то делает руками. расстояние сокращается, и сынчоль видит, что он плетет венок. парень поднимает глаза на дорогу, и вот они снова смотрят друг на друга, только на этот раз сынчоль продолжает крутить педали, стараясь не терять бдительность. 'ангел‘ улыбается своей прекрасной улыбкой и машет ему. и пока сынчоль делает важный выбор между "помахать и свалиться с велосипеда ненароком" и "кивнуть и продолжать путь", парень открывает рот:
- эй, привет!
сынчоль аккуратно сворачивает с дороги и подъезжает к нему. сердце стучит как сумасшедшее (наверное, не стоило так яростно крутить педали, да), а когда прекрасное невероятное лицо оказывается на расстоянии двух метров, заходится так, что сынчоль планирует слечь с сердечным приступом прямо здесь и сейчас.
- привет, - хоть бы голос не задрожал.
- меня зовут ю чонхан, -
ангел чонхан протягивает руку, и сынчоль с каким-то неуместным энтузиазмом ее пожимает. пальцы ледяные, словно на улице не +30.
- чхве сынчоль. я тебя раньше здесь не видел, ты на лето приехал?
- ага, - улыбка чонхана на секунду затухает. - я здесь никого не знаю. совсем. так что приятно познакомиться!
улыбка снова освещает ангельское лицо.
- ага, и мне. слушай, я сейчас завезу маме кое-что и вернусь, это пять минут, не уходи, ладно?
сынчоль крутит педали так, словно от каждой потерянной секунды зависит его жизнь, но когда он возвращается, чонхан всё еще сидит там, где и сидел до этого. его лицо сияет, когда он видит сынчоля, и сынчолю хочется поморщиться - так ярко, что глаза слепит. сынчоль садится рядом. следующий месяц они так и проведут.
чонхан из пусана, слабое здоровье, приехал лечиться свежим воздухом и природой. они одногодки, но это не главная причина, почему сынчолю так комфортно. чонхан умный - с ним можно поговорить обо всем и ни о чем. он не такой, как сынчоль - усидчивый ботаник, он умный потому, что ему все по-настоящему интересно. поэтому его так интересно слушать.
каждый день они встречаются у дома сынчоля, утром, днём, вечером и проводят время вместе. сынчоль показывает ему все свои любимые места, места, связанные с детством, и даже нелюбимые - воспоминания о которых порой сжимают сердце сынчоля длинными холодными липкими пальцами. холодные пальцы чонхана, которыми он берет за руку сынчоля на пороге панической атаки при виде заброшенного здания, в котором его случайно потеряли, совсем другие - они успокаивают его, и сынчоль отвлекается от мерзких мыслей, и хочется вот так вот вечно стоять и просто держать его за руку, но чонхан убирает руку, чтобы достать воду из рюкзака.
сынчоль не хочет рассказывать чонхану, что он курит; рядом с ангелом очень хочется стать таким же, но чонхан раскрывает его буквально через несколько дней.
- от тебя сигаретами воняет, - произносит он абсолютно обыденно, когда они сидят на лавочке около мини-маркета, куда зашли за едой.
- ты против? - сынчоль, плевавший далеко на чужое мнение, вдруг взволнован.
- нет, - пожимает плечами чонхан. - верю, что у каждого на это есть свои причины. и у тебя свои.
сынчоль уже давно не вспоминал о своих причинах.
две недели спустя их первой встречи, они смотрят на закат у берега и обсуждают какую-то ерунду, когда чонхан вдруг быстро берет руку и закатывает рукав до локтя.
- мне не показалось, - он поднимает взгляд на сынчоля, и тот не может определить: он встревожен или рассержен? или все вместе? сынчоль точно загнанный в угол ребенок, и хотя ему не хочется, он делает усилие над собой и впервые кому-то рассказывает о своем состоянии. рассказывает подробно.
- что-то я разнылся, - заканчивает он с виноватым лицом, но не поднимая взгляда, а на глаза наворачиваются предательские слезы. не хватало еще разреветься перед кем-то настолько классным, он и так уже выставил себя полнейшим идиотом.
чонхан, сидевший молча всё это время, вдруг берет его за плечи:
- посмотри на меня, - он потряхивает сынчоля, тот никогда еще не видел чонхана НАСТОЛЬКО серьезным. - это нормально, рассказывать кому-то о том, что тебе плохо. это нормально, просить о помощи. ты не слабак, хотя я знаю, что ты так думаешь. ты сильный, ты сильнее меня, ты сильнее всех. ты молодец.
чонхан подается вперед и обнимает сынчоля, а тот обхватывает его руками в ответ и плачет, плачет, плачет. плачет до тех пор, пока шелковистые волосы, щекочущие его щеку, не становятся мокрыми. снова становится стыдно, и он с трудом отрывается от теплого чонхана и прячет лицо в руках. чонхан с нажимом убирает его руки, и берет его лицо в свои, большими пальцами вытирая слезы, шепчет. - ты молодец. ты большой молодец.
этим вечером, перед тем, как уснуть, сынчоль снова плачет. уже не от грусти, а от нежности. не стоило ангелу быть таким хорошим с ним - сынчоль кажется попал. по-крупному.
сынчоль влюбляется с каждым днём всё сильнее и сильнее, после того дня, вещи кажутся совершенно другими, но отношение чонхана всё то же - он его не жалеет. и это приятно, приятно до мурашек на вдоль спины.
сынчоль живет от встречи до встречи, весь его мир, кажется сосредоточился на одном человеке. мама ворчит, что он ей не помогает, папа вернулся на пару дней.
- снова убегаешь, чоль-а, на твоем друге свет клином не сошелся, побудь и с нами, -
нет, мам, сошелся. сынчоль знакомит его с мамой спустя пару дней, и она им очарована не меньше своего сына.
они гуляют, а ему хочется прикоснуться к чудесным волосам, хочется обнять, прижать к себе посильнее, хочется поцеловать в аккуратный нос, но сынчоль изображает идеальное спокойствие и невероятное терпение. его желания не стоят того, чтобы рушить эту дружбу и взаимопонимание между ними. если хочешь что-то сохранить, нужно жертвовать чем-то, и поэтому сынчоль давит, давит, давит свои чувства, душит их, ночью они выходят из него солеными каплями, а утром снова возвращаются, и так по бесконечному кругу. они никогда не говорят о девушках в реальном времени, чонхан сказал, что у него никогда не было никого, сынчоль в ответ рассказал глупую историю про подружек из детского сада, посмеялись и закрыли тему.
быть влюбленным было чудесно, просто находиться рядом с чонханом уже доставляло ему неимоверное счастье. чувства к другому парню слегка пугали его, но сынчоль был уверен - лучше он не встретит никого и никогда. купленной тогда пачке не пришла новая на смену, а шрамы заживали и выглядели лучше с каждым днем. ему очень давно не было так хорошо и спокойно. однажды стало настолько хорошо, что он смог рискнуть.
они шли по набережной, чонхан залезает на тонкий бортик и идет вдоль него, с трудом балансируя. хватает его на минуту, а потом он покачивается и падает (к счастью, не в сторону воды) и по инерции хватает сынчоля за руку. но даже когда он приземляется, сынчоль руку не отпускает. он просто стоит как дурачок и смотрит на чонхана, а чонхан на него. сынчоль не может прочитать его взгляд и боится подумать, что читается в его собственном, но глаза отвести не получается. он неуверенно делает шаг вперед, потом еще один, они оказываются лицом к лицу, но в этот раз чонхан уже гораздо более проворный. расстояние между ними сокращается за долю секунды до опасного минимума, а губы касаются других губ. этот поцелуй до боли невинный, но сынчоля бросвет в жар от тысячи одновременно испытываемых эмоций. домой они идут в этот день за руку.
через три дня губы сынчоля болят от поцелуев, но он не собирается останавливаться. они лежат в траве, смотрят на звезды, сынчоль осыпает поцелуями лицо чонхана, а тот хихикает - щекотно - и пытается вернуть губы обратно к своим. сынчоль последний раз плачет за это лето, плачет от радости. чонхан гладит холодными пальцами его шрамы, плетет ему венки, слушает все его безумные мысли и идеи. о будущем они не говорят, в настоящем тоже очень хорошо.
в третью неделю августа, чонхан приглашает сынчоля к себе. родители уехали в город на два дня, а он за главного. сынчоль влюблен до беспамятства и вполне готов отдать жизнь за чонхана и так далее, но не совсем понимает, зачем так торопить события. чонхан настаивает. порочный ангел.
все неловко, странно и просто кажется каким-то сюрреалистичным - у обоих всё в первый раз, а первый раз бывает идеальным только в сказках; но, несмотря на это, им невероятно хорошо, по крайней мере, сынчолю, и он надеется, что чонхану тоже. надежды разбиваются, когда он вдруг слышит всхлипывания.
- я сделал тебе больно? прости прости прости прости, - сынчоль не прекращает извиняться, пока чонхан не поворачивается к нему и не прижимается к его груди сильно-сильно.
- я люблю тебя, - шепчет чонхан. - я плачу потому, что боюсь. боюсь, что лето закончится. боже, я так люблю тебя.
- я тоже тебя люблю, - сынчоль нежно гладит освещенную лунным светом голову. - всё будет хорошо.
но ничего не было хорошо. лето заканчивается. 29 августа, утро, сынчоль идет туда, где они договорились встретиться.
там никого нет.
сынчоль бежит до дома чонхана. стучит в дверь. стучит. стучит. СТУЧИТ. никто не отвечает. у него подкашиваются ноги, он в панике, бежит домой за телефоном, и останавливается как вкопанный прямо перед дверью. сбоку от крыльца лежит конверт. больше всего на свете сынчоль боится его читать.
"мой милый сынчоль.
я тебя очень люблю, до дрожащих рук и кома в горле
никогда так никого не любил
прости, что я тебя так оставляю
обещаю, что мы еще встретимся.
не ищи меня, я найду тебя сам.
клянусь.
помни, что ты сильный, я всегда буду на твоей стороне
я всегда буду говорить, какой ты молодец!
ты всё сможешь, ты сделаешь эту школу
пожалуйста, больше не рань себя. ради меня.
буду скучать по тебе каждый день. безумно
так что не забывай меня, до встречи
твой ю чонхан"
сынчоль не понимает, бросили его сейчас или нет, но письмо приносит ему одновременно и боль и облегчение. вот только боль слегка сильнее. или не слегка.
***
время летит, и вот шесть лет проходит с того самого лета, воспоминания о котором так бережно хранит чхве сынчоль. он уже закончил школу, закончил университет, у него есть работа, небольшой список бывших (мужчин), квартира в сеуле и тройка приятелей со времен университета. курить, правда, он так и не бросил. он не пытался найти чонхана, хотя ему очень хотелось, но обещание было обещанием. старые раны так или иначе постепенно затягивались.
сынчоль и его друзья сидят в баре одним осенним вечером и обсуждают то, как они вместе учились. как и каждый раз, когда они собираются. сынчоль недоумевает, как им удается каждый раз с таким энтузиазмом перетирать одно и то же, но они хорошие ребята и он не возражает. истории со второго курса сменяются историями с третьего, и сынчоль выходить на улицу покурить. начинается дождь, и как минимум с дюжину гуляк сбегаются под козырек бара. сынчолю неуютно толкаться, и он выкидывает сигарету и уже направляется обратно, когда вдруг краем глаза цепляется такой до боли знакомый и незнакомый профиль под этим самым долбаным козырьком. волосы теперь короткие, но в ушах снова наушники. сынчоль протискивается и проталкивается сквозь людей туда, забывая извиняться перед всеми чьи ноги он оттоптал. чем ближе лицо, тем сложнее дышать. господи, это и правда он. он сморит в другую сторону. сынчоль неуверенно касается его ладони своей и вновь пробудившееся воспоминание о холоде пробивает его точно током с головы до ног. всё как в замедленной съемке: тот вздрагивает, поворачивается, ахает, прижимает руки к лицу, из правого глаза бежит слеза, потом из левого.
- сынчоль, я так скучал! - говорит он, глотая собственные слезы, словно это не он просто исчез, а сам сынчоль. - я знал, что это судьба.
но сынчоль не плачет, сынчоль просто берет его за руку. в мире больше нету никого, кроме них двоих:
- привет.
