У нас проблемы

      Аркадий блюет кровью. Кровь, в свете ламп клуба кажется неоновой, безумно яркой. Аркадий замечает в рвоте пять лепестков.       На улице так красиво, на улице поднимается желто-рыжее солнце, а жухлые листья покрыл первый иней. Кирсанов в тонком пиджаке, ему наплевать на прогноз погоды. Кирсанов достает сигарету, крутит в руках зажигалку. Поджигает. Закуривает. Не вытирая кровь с губ. А думал окончательно бросил, как и дружбу с Базаровым.       Сознание в тумане с тех самых пор, как первый лепесток покинул горло. Цветы — стрелы — лучший плевок от Купидона.       Очередная окровавленная салфетка с фиолетовыми цветами летит в ведро.       Кирсанов, озябший и измотанный, падает на пол квартиры, корчится, ощущая, как цветы прорастают на костях, оплетают ребра, как в желудке уже нет места. Но в приступе острой боли Кирсанов думает лишь об одном — если эти чертовы растения такие редкие, то почему бы им не на земле появиться? И раз так, почему бы, наконец, не убить?       На губах горькая кровь.       На звонки Кирсанов успешно не отвечает. Блокирует даже отца. Никто, никто не должен знать, слышать его надломленный голос! Точно на другой стороне можно услышать, как прорастает под сердцем аконит.       Ядовитый цветок оплетает гортань, сдавливает глотку. Фиолетовые, иногда синеватые, лепестки с болью покидают горло. Давись, мол, давай, сука, ну же!       Когда становится трудно дышать, а организм непроизвольно покидают все попытки поесть, смешиваясь с кровью и желчью, Кирсанов всерьез задумывается о конце своего странного жизненного пути.       От действий его останавливает всего лишь один звонок в дверь. И другой. Третий. Настойчиво.       — Б-базаров?       Базаров вваливается в квартиру Кирсанова, полупьяный, не спавший, как и хозяин квартиры, уже много дней. Измотанный. Его сосредоточенный взгляд с трудом улавливает происходящее. И все же...       И все же он здесь.       — Все в порядке? — спрашивает Аркадий, когда от горла отступают цветы.       — Шутишь, идиот? — речь у Базарова четкая, но ему говорить труднее, ему цветы перекрывают глотку. Уже не Базаров отторгает цветы, они сами отторгают его.       Базаров держится за холодную стенку, трясется. Теплое пальто не греет. А пиджак Кирсанова кажется таким уютным и согревающим. И кто еще тут идиот?       — Плохо выглядишь, как и всегда, впрочем! — попытка Кирсанова пошутить отражается лишь на оскале Базарова.       Базаров падает на пол, испуганный Кирсанов подхватывает его. Базарову хочется послать друга, но вместо этого покорно мякнет в его руках.       Кирсанов ведет Базарова в зал, осторожно усаживая в кресло, и садится рядом. У ног. Смотрит снизу так преданно. Тошно. Базарову от этого взгляда тошно.       — Принести воды? — пауза, ловит его взгляд, — коньяк? — фиолетовые цветы отступают еще дальше и вкус горечи не кажется таким уж плохим.       — Давно не виделись, ты не отвечал на звонки! — взгляд Базарова раскаленный метал.       Кирсанов молчит, но не перерывает контакт. Базаров замечает капли крови по всей комнате, на руках, одежде, лице друга. Лепестки в лужах.       — Что с тобой? — Базаров обдумывает планы побега. Зачем вообще пришел? Или нет — зачем крутился вокруг дома неделю, не решаясь зайти?       — Да-а, не важно! — Кирсанов дергается, когда Базаров подносит руку к его губам, — н-не важно, — упрямо повторяет. Убеждает себя.       Базаров ведет холодными пальцами по мягкой щеке Кирсанова. Забавно покалывает, когда бутоны съеживаются. Кирсанов трется об его ладонь, закрывает глаза. Ластится.       Базаров тянет Кирсанова к себе и впивается в губы. Жадно. Грубо. Душит поцелуем. Кусает. До напряжения вдавливает пальцы в шею. Хочет то ли вознести, то ли свергнуть всех богов. И главным богом назначен Кирсанов. Базаров в него, и только в него, согласен поверить. И только сейчас.       Нежно-розовые бутоны шиповника уходят, когда влажный, окровавленный язык Кирсанова залечивает гноящиеся раны. Кирсанов ненавидит Базарова всем сердцем, всем сердцем тянется к нему и дышит им.       — Я надеялся, ты заберешь нас двоих! — скулит Базаров, сжимая в объятиях прилипшего к нему Кирсанова.       — Размечтался, Евгений. — Выдыхает Кирсанов в его губы и жмется сильнее. Тело предательски не болит.       Базаров утыкается в плечо Кирсанова. Дрожит. Больше не хочется блевать. И дышать так непростительно легко. Дело дрянь.       Они лежат на кровати. Базаров греется в тонком пиджаке Аркадия, вдыхая сигаретный дым. Кирсанова греет лишь тепло сигареты в пальцах.       Хьюстон не поможет. Купидону размазали челюсть.       — Скули, — требует, — скули, сука!