Happy Korea Day

      Чанёлю никогда не нравились лагеря. Дети там всегда были противные и злые, родители — еще хуже. Но он все же сунулся сюда ради помощи единственному и верному другу О Сехуну, раздумав почти сразу же, как они въехали на территорию нескончаемого леса, пугающего Пака до мурашек.       — Сколько можно ехать? — недовольно мычит он, складывая руки на рамке окна машины и пытаясь сделать обидчивое лицо.       — Скоро будем, — туманно объявляет О, и Пак хмурится. — Совсем немного осталось. Терпи, нытик.       — Сам ты нытик, — Чанёль драматично вздыхает и смотрит на бесящийся навигатор, каждый раз предлагающий новый маршрут после того, как Сехун сворачивает не туда: — Ты куда меня везешь? Ты не едешь так, как он показывает! — начал громко возмущаться он, строя губы уточкой.       — Если бы я мог убить тебя…       Чанёль решает не тратить время на придурка-друга и смотрит в немного заляпанное окно, любуясь местным видом: все деревья высокие, пушистые, в их кронах играется солнце, вдохновляя. Может, ему стоит попробовать написать песню сегодня.       Но все равно, несмотря на красоту леса, что-то в нем явно пугает Чанёля, и у него появляется дикое желание быстрее сбежать, сверкая пятками. И Пак не понимает природу своего страха: Сехун сам работал в этом лагере уже много лет, и с ним никогда ничего не случалось.       — Здесь неуютно, — опять начинает ныть Чанёль и жмется незаметно ближе к другу, будто тот сможет защитить его.       — Мы приехали!       Чанёль внимательным взглядом рассматривает обстановку вокруг, пока счастливый О выбегает из машины и начинает разгружать сумки.       — Чего застыл! Пошли быстрее! — орет блондин ему, сверкая своими 27 зубами направо и налево.       Чанёлю здесь все равно не нравится.

***

      Он работает в лагере уже неделю, и пока его никто не съел, но чувство чего-то отчаянно не хочет его покидать и отравляет всю радость от пребывания в таком красивом и интересном месте.       Время близится к глубокой ночи, но сегодня никто не бежит спать, а даже наоборот — люди собираются и только-только выходят на улицу. Сегодня 15 августа — день освобождения Кореи, и недалеко отсюда, на опушке, работники лагеря решили запустить салют, чему все пребывающие очень обрадовались. Все, кроме Чанёля. Он еще с детства ужасно боится всего, что хоть как-то связано с пиротехникой, поэтому предпочитает остаться в кампусе и вежливо кланяется каждому, кого встречает на пути и объясняет, что не хочет идти.       POV PCY       11:57 PM       Просыпаюсь от громких криков и хлопков, сразу же хватаясь за телефон. Они так долго пробыли на улице? Зеваю и решаю продолжить спать, ведь Сехун сейчас будет разгонять всех по домикам, а в комнате я живу все равно один.       1:30 AM       Жажда. Просыпаюсь на этот раз от того, что организм требует влаги и грозится сломаться при неисполнении просьбы. И как назло, в комнате не оказывается ни бутылочки воды, зато в багажнике моей машины лежит несколько ящиков, и я решаю отправиться на стоянку.       На улице легкий туман, и на полпути я вспоминаю, что забыл надеть очки. Зрение у меня не очень плохое, но небольшая размытость приносит дискомфорт. Практически добегаю до машины, дрожа от холода (хорошо хоть догадался надеть теплую толстовку), пытаясь шевелить пальцами в тапочках.       Добравшись до воды, глотаю ее так, словно не пил три дня, и решаю взять с собой еще бутылки три, как нечто привлекает мое внимание.       Недалеко от машины, ближе к лесу сидит… щенок? Малыш скулит и лает, и мне тут же становится его жалко. Как я раньше его не заметил?       Осторожно ступая, чтобы не вляпаться в какую-нибудь лужу, подбираюсь к псу, как до меня вдруг доходит…       Лай.       Лай.       Скулеж.       Лай.       Лай.       Скулеж.       Звуки, издаваемые щенком, повторялись.       Ноги тут же приковало к месту, а к горлу подступил липкий страх, и мне резко захотелось плакать. Теперь, прищурившись, я заметил, что щенок не двигался, и это, очевидно, была игрушка. Причем игрушка старая и явно потрепанная. Мне даже показалось, что у нее нет глаз.       Вопросы носились в голове со скоростью света, но догнать их у меня не было ни сил, ни желания. Бросив бутылки в багажник, я бегом побежал к соседнему с моим кампусу, где жил Сехун.       Стучал я в его дверь минут пять, но никто мне так и не открыл. Да, и все помещение будто вымерло: не слышно было ни чиха, ни писка, ни храпа, ни шума телевизоров, ни полуночных разговоров. Мне хотелось верить, что я не остался один во всем лагере.       По дороге к выходу я не встретил ни одну живую душу, поэтому, как бы не хотелось посидеть с кем-нибудь и отдышаться, лучше было вернуться в комнату и хотя бы запереться на замок.       Мимо парковки я снова бежал, не замечая ничего вокруг и быстро возвращаясь в комнату. В моем кампусе жило всего 15 человек, так что я даже не надеялся встретить хоть кого-то.       Закрывшись у себя и сев на кровать, я снова захотел пить, но возвращаться к машине меня не заставит уже ничто.       Завтра же я уеду отсюда.       1:58 AM       Заснуть я, конечно, сейчас не мог, но я больше не трясся, как тряпичная кукла, и немного пришел в себя. Щенок мог вполне оказаться чьей-то неудачной шуткой. Мог ведь?       Совершенно неожиданной раздается скрип, и я чуть не вскрикиваю, вовремя зажав самому себе рот, и уверен, на моем лице сейчас отобразилось явление чистого страха. Все внутри похолодело, а сердце забилось, как бешеное.       Скрип повторился.       Только он не был похож на скрип половиц, ведь в кампусе везде лежит плитка. Что-то скребется в дверь. От одного этого осознания мне плохеет, и я хватаюсь за простыню, тут же сминая ее.       Мои губы шевелятся, но сказать ничего я не могу, даже скудное: «пожалуйста, Господи». Я точно схвачу сердечный приступ сегодня ночью.       Скрип повторяется.       — Ёлли, — зовет меня до усрачки пугающий голос, и слезы все-таки вырываются наружу. — Ёлли…       Мне дико страшно, и я боюсь даже пошевелиться. Голос скрипучий, будто говоривший молчал несколько лет или же древний старик. Хотя в последнее верится с трудом, ведь в голосе за дверью сквозит детская писклявость.       — Ёлли, будь хорошим мальчиком, открой дверь, и я не стану мучить тебя так сильно, как всех остальных…       Снова ужас и холод по всему телу и желание сброситься с окна, но тело отказывается двигаться, намертво приклеившись к кровати. Я весь давно в холодном поту, и это такое себе чувство.       — Ёлли, я все равно открою.       Каждый раз кажется, что пугаться больше уже некуда, и каждый раз сердце начинает биться сильнее.       — Я чувствую твой страх, малыш, — нечто стоит у двери. — Обещай не быть таким пугливым больше. Хотя ты так прекрасно пахнешь, Ёлли…       Все, что оно говорило, сливалось для меня в один шум, и я с трудом разбирал слова, хорошо хоть оно говорило медленно и тягуче.       Неожиданно замочная скважина начала шевелиться, и тут я действительно начал биться в истерике. Голова болела, слезы потекли ручьем, руки дрожали, и мне было страшно. Мне никогда в жизни не было так страшно.       Когда приоткрывается дверь, тут же веет холодом, и я жмусь к изголовью кровати, не зная, закрыть мне глаза или попытаться рассмотреть его, хотя взгляд все равно застилает пелена влаги.       — Ёлли, — голос совсем близко, а я не могу прекратить рыдать, так и не отпуская из рук простынь.       — Уйди, — шепчу едва слышно, но я уверен, оно меня слышало.       — Открой глаза.       Я продолжаю позорно реветь, но ничего не могу с собой поделать — страх, как цепь.       — Уйди, — повторяю снова, сопя и чувствуя, что сейчас начну кричать, и слышу со стороны шипение, что приводит меня в еще более дикий ужас.       — Я никуда не уйду, малыш Ёлли, — голос чего-то приторно сладкий, и мурашки бегут по всему моему телу, заставляя поежиться. — Я могу только позволить тебе уйти. Но ведь я так хотел поиграться с тобой… Ты здесь самый красивый, Ёлли…       — Уйди, — я тоже отчаянно хриплю, страх на секунду отходит, и я, наконец-то, могу рассмотреть то, что передо мной.       … Подросток?       Он в белой одежде, полностью заляпанной кровью, улыбается неестественно, и я кричу, когда вижу в его руке нож.       Он зажимает уши руками и смотрит на меня злобно, а у меня внутри все снова, как лед. Кто может мне сейчас помочь? Если никто из лагеря не смог одолеть его, то и мне не под силу. Сунусь звонить кому-то — он меня тут же зарежет. Возможно ли мне вообще выжить сегодня? Сомневаюсь.       — Зачем я тебе? — снова льются слезы, а парень наслаждается этим, я слышу его тихие усмешки.       — Разве хочешь умереть трусом Ёлли?       Сердце перестало стучать, как бешеное. Оно вообще перестало стучать. Умереть?       Он приближается ко мне, а я жмусь назад, не переставая всхлипывать. За что мне это? Как он убьет меня?       Вдруг он схватился за мои руки, а сам запрыгнул на мою постель, из-за чего я снова завизжал, пытаясь вырвать конечности из лап этого.       END OF POV       Нечто оказывается невероятно сильным и впечатывает Пака в его же кровать, закрепляя руки напуганного юноши над его головой.       — Я Бэкхён, — неожиданно говорит оно, и Чанёль непонимающе дергается, пытаясь сдержать вырывающийся наружу крик о помощи. Помочь все равно некому. — И я вендиго.       Чанёль издает тихий писк и ежится под Бэкхёном, закрывая глаза. Через его тело словно пропустили маленькие разряды тока, потому что он начинал трястись и дергаться.       Вендиго этого явно не оценил, сверяя его диким взглядом, и Чанёль близок к предобморочному состоянию, когда видит глаза сидящего на нем: абсолютно белые, без зрачков, немного светящиеся.       — Все еще боишься, малыш Ёлли? — издевается, писклявит.       Паку хочется оттолкнуть от себя странное существо, но страх разъедает грудную клетку. Ему кажется, что дышать в комнате нечем, но он еще вечером проветривал комнату.       — Начать есть тебя сразу или сначала убить? — Бэкхён смотрит на него пустыми, пугающими глазами, хватаясь руками за шею и несильно сдавливая. Чанёль начинает хлюпать, а вендиго снова шипит: — Я видел здесь детей смелее тебя, Пак Чанёль.       Чанёлю стыдно за то, что он не может даже попытаться сбежать, валяясь напуганной куклой, но страх выше гордости.       — Пожалуйста, — тихо плачет он. Из-за того, что губы его дико дрожат, получаются отдельные непонятный звуки, и демона это развлекает.       — Что, пожалуйста?       Переходит руками (если у него это руки) на плечи и сильно сжимает, впиваясь длинными ногтями в спину. Теперь шипит Пак, пытаясь перевернуться набок.       — Ты очень боишься, но продолжаешь сопротивляться… Пак Чанёль, — он наклоняется слишком близко, и Чанёль чувствует его дыхание.       Вдруг его майка задирается, и холодная рука отпечатывается на его животе, заставляя Пака визжать от неожиданности. Он начинает махать руками, но каким-то образом маленький с виду монстр сильнее его, высокого и мускулистого Чанёля.       — Красивый, — завороженно тянет и впивается ногтями в нежную и беззащитную кожу, оставляя глубокие следы.       Чанёлю больно, и он тихо поскуливает, пока Бэкхён полосует его тело, добравшись уже до ребер. Он пересчитывает их и иногда переводит взгляд на Пака, жутко пугая. Кажется, где-то даже проступила кровь.       — Я хочу попробовать, какой ты на вкус, Пак Чанёль, — он немного тянет его имя и наклоняется к его шее, внюхиваясь.       — Пожалуйста, — снова хлюпает Чанёль, уже не чувствуя бьющегося сердца. Он дышит раз в минуту, и глаза давно болят.       — Что, пожалуйста, Ёлли?       — Не надо…       Он хрипит и пытается отвернуть лицо от Бэкхёна, но тот уже крепко впился своими пальцами в его скулы, скорее всего оставляя синяки.       — Что не надо?       — Уходи, — решается поднять взгляд и тут же вжимается в матрас, когда сталкивается с пугающей белой пустотой.       Бэкхён раздражён, ведь он ждал, что Пак будет злым и буйным, а тот лежит трупом и тихо всхлипывает, уже готовясь уйти в мир иной.       Он впивается зубами (пока еще человеческими) в шею парня, и тот начинает орать, упираясь Бэкхёну руками в грудь и пытаясь остановить. Вендиго все-таки сильнее.       Сильно прикусывает кожу и наслаждается металлическим привкусом крови Пака. Тот под ним замолчал и лишь тихо глотал слезы, не переставая при этом дрожать.       Спускается ниже и по всему загорелому телу оставляя укусы. Весь Пак в кровавых пятнах и совсем затих. Резкая боль притупила его страх, но он все еще с трудом дышал.       — Осталось совсем немного, — тихо шепчет Бэкхён на ухо Паку, и тот морщится, тут же получая пощечину.       Вендиго вдруг берет свой нож, и Чанёль тут же закрывает глаза, цепляясь мертвой хваткой в простынь. Он продолжает его кусать, но тут же водит ножом по местам укусов, и Пак уже откровенно кричит, разрывая тонкую ткань, которую он так сильно сжал в руках.       Бэкхён сходит с ума от того, насколько Чанёль изумительный. Пытающийся сжаться в комок, тихо скулящий, весь в крови. Такой Пак идеален.       — Сердце или живот?       Вендиго жалко видеть недоумение и боль в глазах напротив, но есть ему хочется больше.       Чанёль делает глубокий вдох, чувствует, как ком снова подкатил к горлу, и берет в руки нож Бэкхёна, начиная вести его вверх по животу. Вендиго непонимающе хмурится, но позволяет Паку делать то, что он хочет. В итоге, Чанёль останавливает нож напротив сердца и снова плачет, не отпуская нож.       Когда вендиго все-таки заставляет его отпустить нож, он рыдает навзрыд и начинает метаться по простыням. Бэкхён надавливает ему ладонью на солнечное сплетение, сжимает бедрами ноги и заносит нож.       Тело Чанёля красивое — бледное, синеватое, мертвое. Бэкхён слизывает кровь, бегущую с губы Пака, и принимается разделывать тело милого парня.