Голая правда

      Иногда (почти всегда) Юнги кажется, что в прошлой жизни он был тем еще говном, раз в этой ему приходится работать сводником и психологом по совместительству. Как говорится, заварил кашу, вот теперь расхлебывай без конца. Ну прямо шальная императрица на пенсии. Иного объяснения того, что все геи университета к нему бегут за советом, принимая за голубого амура, не находится.       Спрашивается, чего людям на заднице ровно не сидится, Бог же дал вам возможность никогда не страдать, так нет же, надо найти проблем на свою голову и придумать влюбленность к другому мешку с костями, которому, как правило, это нафиг не надо. Личный сорт мазохизма.       Вот то ли дело Юнги. У него вообще никаких забот, укутался в меланхолию и одиночество с головой и сидит себе тихонечко, предается печали в углу, страдает, занимается самокопанием, вспоминает любовь всей жизни (еду, конечно же), попивает чаек, думает о ненависти к человеческим существам и подумывает над тем, чтобы избавиться от своего соседа по комнате. Потому что достал уже вздыхать, утирать скупую мужскую слезинку и пялиться на фото его друга, братюни считай. Это же как косвенный инцест, только безопаснее, правда, оттого не менее мерзко.       Почему инцест? Потому что Мину приходится выслушивать все дифирамбы, пропуская через себя и (спасибо, проклятое воображение) рисовать в голове все описываемые Паком картины. Мерзость же. А он, между прочим, на это не подписывался. Можно подумать, у него на лице написано: подходите, рыдайте на плече, я выслушаю все ваши проблемы, дам совет и поглажу по головке. Трижды «ха», если бы взглядом можно было убивать, Юнги бы дали пожизненное. Но это только ему так кажется, для других он, видимо, выглядит миленьким надутым котеночком (опухшим из-за укусов ос), и каждому, кто тискает за щечки, хочется их ручонки запихать в одно место, предназначенное для другого.       Хотя, судя по окружению Мина, каждый считает, что как раз туда и надо пихать. Не ему их судить, как говорится, но лично он бы туда не стал совать то, о чем жужжит целыми днями Тэхён, без конца строя глазки явно тормозящему Чимину (с потрясающей задницей, явно завидным потенциалом спереди и бла-бла-бла). Такое ощущение, что тут только Юнги со стороны видно весь каламбур и абсурдность сложившейся ситуации, ведь эти два идиота не замечают того, что у них под носом. Бесплатный дешевый сериал с предсказуемым сюжетом и малобюджетным спонсированием.       Приходится все взять в свои руки-крюки и запереть нерешительных гомодрузей в подсобке. А дальше дело остается за малым, в конце концов, алкоголь для того и создан, чтобы развязывать языки. Впрочем, в их случае как раз наоборот, если верить довольным стонам из комнатушки. Юнги не то чтобы вуайерист, но желает убедиться в успешности эксперимента, а потом просто веселья ради напугать своим присутствием, проучить, так сказать, наглых засранцев и преподать урок.       Они его ни черта не усваивают, блин.       Играть в дружбу не прекращают, только чаще неловко мнутся в компании друг друга и усердно делают вид, что ничего не было и не они вовсе сосались на квартире одногруппников. Мин раздраженно закатывает глаза и тяжело вздыхает – опять все старания зря, только время потратил на этих упырей нерешительных. И с одной стороны, он понимает позицию двух неудачников, сам жалким чмошником заходит на страничку бывшего, когда находится на эмоциональном дне и не срывается лишь благодаря таким вылазкам. Забавно. Что этот мудак до сих пор остается весомым якорем, удерживающим от срыва и направляющим на нужный лад. Тоска, правда, тоже из-за него. Но она уже как родная, поэтому не видится проблемой.       А с другой стороны – проблемы у Юнги две.       Одна, вот, например, не знает такого понятия, как личное пространство, проникаясь игрой в дружбу, и скачет по их с Чимином комнате, как угорелая. Тэхёну вообще чужд сидячий образ жизни, и в этот момент Пак, кажется, уже не так его и любит, если верить смурному взгляду мученика и недовольно поджатым губищам. Синяки под глазами походят на два кратера или присосавшихся к векам лиловых медуз, прописавшихся на лице на пмж. Да-да, завалы в учебе – дело тонкое, а с ними у соседа большие проблемы. Все-таки первый год, влиться трудно, сообразить, что к чему, тем более. Пересдача бьет по больному, натягивая нервы с такой силой, с какой Юнги узкие штаны.       Еще бы кто-то объяснил Киму всю глубину трагедии, и было бы классно. Но это вообще дохлый номер, а потому Мин устраивается поудобнее у себя на кровати и наблюдает за разворачивающимся перед ним представлением с привычным скептицизмом, завернувшись по уши в одеяло и согревая руки кружечкой крепкого горячего депрессо. Вот что он не устанет делать, так это поражаться находчивости друга, который умудряется не только завладеть вниманием мрачной тучки, но и заставляет улыбнуться уголками губ-мармеладок.       Возомнив себя неотразимой дивой, Ким отбирает у Юнги стул и ставит на сидушку ногу, обещая представление века. Обычную такую, в трениках и шерстяных носках. Пальцы медленно ведут по штанине, будто по шикарным шелковым чулкам, задирают ее кокетливо вверх и до колена оголяют (ого, такие гладкие) икру и щиколотку. Так вот зачем ему понадобились те восковые полоски, что он воровато покупал в женском отделе бытовой химии. Мин отпускает едкий комментарий о нехватке соответствующей музыки и тут же прикусывает язык, потому что этот кретин начинает мычать себе под нос мотивчик, до ужаса напоминающий Сэм Браун.       Стопа приподнимается, делая упор на пальцы, и этот самый носок, шерстяной и безумно нелепый, натянутый чуть ли не до трусов, скатывают вниз целенаправленно медленно и якобы откровенно пошло. У Чимина брови пропадают за челкой от удивления, он сглатывает тяжело, явно находя это и милым, и смешным одновременно, чуть ли не пищит от восторга, потому что до него наконец-то доходит смысл детских заигрываний, а после вскакивает испуганно, подбегая к Тэхёну.       Зачем, спросите вы. Да все просто: этот идиот хохочет первым под недовольное фырканье Юнги, закатывается так, что по привычке откидывает голову назад и со всей дури бьется лицом о свое же колено. По комнате разносится вой раненой белуги, пол заливает кровью из разбитого носа, а одежду слезы Тэхёна, которого, аки солнышко лучистое, берет на себя Чимин, пока Мин с выражением лица «Я не удивляюсь уже ничему в этой жизни» одевается, чтобы отвезти двух кретинов в травмпункт.       Что ж, попытка соблазнения явно не удалась. Зато каждый по-своему отвлекся.