Yours Truly, Austin Post — Post Malone
23:20 Выключатель на стене щелкнул, и комната погрузилась во мрак. Чанёль поежился из-за гуляющего по комнате холода и медленно, еле перебирая ногами, направился в сторону кровати, аккуратно залез на нее и прикрыл глаза руками. Мышцы ломило так сильно, что хотелось выть от этой скручивающей боли. Тело пробила мелка дрожь, и в голове неразборчиво зашумело. Пак убрал руки от лица и взглянул ну ручку такого манящего шкафчика. Захотелось его открыть сразу, просто сорвать с петель хлипкую дверцу и найти нужные ему таблетки, но он обещал, что не будет. Чанёль устало закрыл глаза. Сон накрыл, как тяжелое одеяло. 02:35 Чанёль стиснул подушку руками. Пальцы со всей силы впились в белоснежную ткань, дрожь усилилась. Он смотрел на треклятые часы и с особым усердием отсчитывал минуты, которые смог провести без маленькой таблетки во рту. Ему было плохо. Тошно. И противно. Но непонятно почему. Он потянулся рукой к тумбочке, едва коснулся ручки шкафчика, но быстро отдернул себя, словно ошпарившись кипятком, и с тихим «блять», отвернулся к окну. Глаза защипало, на ресницах замерли две соленые капли, а мышцы и все внутренности до сих пор скручивало болью. Слабак. 03:15 Каждая минута била по телу, сознанию и самообладанию. Чанёль знал, что он обещал, знал, что хотел бы и сам справиться, но больше терпеть не представлялось возможным. Он такой слабый и никчемный, и Чанёль сам это прекрасно понимал. Поэтому с ресниц с почти оглушительным стуком сорвалось несколько капель на подушку, когда он все-таки открыл тумбочку, быстро нащупал в темноте оранжевую баночку и, насыпав несколько белых круглишков в ладонь, проглотил их и запил вином, которое стояло около кровати и которое он пил прямо из горла, чувствуя, как таблетки падают вниз по пищеводу. 03:30 Накрыло моментально. Наркотик распространился по венам с непозволительно большой скоростью, дразня, издеваясь и дурманя. ТГК вызывал непонятную волну рвения между ребрами и желание жить, которое вместе с ним разливалось по телу, наполняя с ног до головы. Жизнь в миг стала прекрасной и ощущения появились такие, словно Чанёль может свернуть горы, если захочет. Он взял в руки гитару и аккуратно, с присущей ему нежностью коснулся тонких струн, извлекая до боли в суставах родную и любимую мелодию. У Чанёля кружилась голова и немного дрожали руки, а на лице глупая ухмылка, потому что он вновь облажался, но зато смог почувствовать хоть что-нибудь. 05:10 Чанёль понял, что устал. На лице все еще та улыбка, которую оклеймили чеширской. Он раскинул руки в стороны, закрыл глаза и позволил себе такую приятную роскошь — уснуть, чтобы тело отдохнуло. Чанёль понимал, что никчемен, но он был так счастлив. Пока в крови все еще находился наркотик, никакие проблемы не имели значения._______
Чанёль еще раз повернулся на своей кровати, путаясь ногами и руками в одеяле и простынях. Чувство жизни под кожей пропало и растворилось где-то в воздухе, а сон прервал звонок в дверь. Пак накрыл голову подушкой и, огрызнувшись пустоте, рыкнул на дверь, потому что выходить не было желания, потому что он прекрасно знал, кто стоит за дверью, прекрасно понимал, что, как только откроет дверь и увидит его глаза, осознает, что опять дал слабину. Осознает, что уже не способен сражаться и не сможет выбраться. Так не хотелось терять приятное ощущение беззаботности, которое окрыляло. Помимо громкого, режущего по слуху звонка в дверь, на тумбочке рядом с кроватью завибрировал телефон, он начал стучать ногами по двери, и все звуки смешались в одну неразборчивую кучу. Телефон все не прекращала трезвонить, в дверь все еще стучали. Чанёль кое-как поднялся с кровати, поправил спавшую с плеча лямку майки и почувствовал, как ноги начали подкашиваться. Он осмотрелся по сторонам и наткнулся на раскрытый шкафчик. Такой же, как и маленькая оранжевая баночка внутри, из которой выпало несколько таблеток. По двери ударили еще раз, с особой злостью, это заставило Пака вернуться в реальность. Чанёль, еле перебирая ногами, подошел к двери. На грудь чем-то надавили, выбив воздух из прокуренных легких. Он тихо щелкнул замком, и все звуки в миг затихли. Пак зажмурил глаза и побоялся открывать, так и стоя у двери затаив дыхание. Но это решили сделать вместо него. Ручка дернулась и вырвалась из хватки Чанёля, запустив в квартиру свежий, прохладный воздух улицы, отчего мурашки мгновенно пробежали по спине. Страшно. Чанёль поднял глаза вверх, но ничего не успел увидеть, потому что чьи-то руки с неимоверной силой сжали его в объятьях, сцепляясь замком за спиной, чья-то макушка легла на плечо, и чьи-то слезы обожгли кожу парня, что была покрыта небольшими синяками. Чанёль почувствовал родной запах вишневого шампуня и обнял в ответ, отпуская себя и забывая обо всех проблемах. Тонкие пальцы сжали кофту на спине Пака, и тихие всхлипы заполнили собой все пространство. Чанёль провел руками по хрупкой спине и испытал жуткое, странное, неправильное наслаждение происходящим. Дверь все еще была открыта, до Чанёля донеслись звуки того, как несколькими этажами выше кто-то вышел на лестничную площадку и лифт с характерным щелчком сорвался на нужный этаж. В квартиру продолжал нахально врываться холодный уличный воздух. Пак почувствовал, как исхудавшее тело немного обмякло в его крепких объятьях, как слезы прекратились и дыхание пришло в относительную норму. Только даже через большую кофту он продолжал чувствовать громкое сердцебиение, которое ударами отдавалось в его собственной груди. Словно одно сердце на двоих, только ему этот быстрый ритм не приносит никакой боли. Он убрал свои ладони со спины, перекладывая их на щеки и поднимая чужое лицо чуть-чуть вверх. Чанёль заглянул в большие и испуганные, с пеленой слез глаза напротив. В сехуновы глаза. Его тонкие пальцы сильнее сжали ткань на спине Пака, немного поцарапав кожу. — Ты дурак, — надломлено проговорил Сехун, и из его глаз вновь потекли слезы. Он скинул со своего лица теплые руки Чанёля и начал тыкать в него пальцем. — Ты придурок! Конченный идиот! Почему не открываешь дверь? Почему не отвечаешь на звонки? Почему заставляешь меня волноваться? Сехун перевел взгляд на грудь Пака и замолчал, прижав его спиной к стене. — Я так испугался. Голос надломился, и Сехун вернул взгляд вверх, силясь высказать все в лицо этому чертову Чанёлю, но тот не дал это сделать, накрыв своим губами губы О и согрев их своим теплом. Его руки легли на талию Сехуна, притягивая к себе. Слабые попытки оттолкнуть и накричать провалились сразу, вместо этого, Сехун запутал свои пальцы в волосах Пака и позволил тому делать все, что взбредет в голову. Чанёль аккуратно провел пальцами по линии челюсти Сехуна, еще раз, аккуратно и невесомо коснулся его губ и отстранился, заглядывая в его золотые, блестящие глаза. Чанёль смотрел в них и хотел сгореть со стыда, потому что страшно видеть этот взгляд, наполненный болью и сожалением. Страшно осознавать, что причиной таких чувств является он. — Прими душ, — Сехун слегка оттолкнул от себя Пака и показательно вытер губы длинным рукавом кофты. Развернулся и закрыл дверь, на долю секунды остановившись перед ней. — От тебя несет алкоголем. Чанёль криво усмехнулся и перевел взгляд на несколько пустых бутылок рядом с кроватью. Он провел рукой по спутанным волосам и, повернувшись, нащупал выключатель на стене, включил свет и зашел в маленькую ванную комнату. — Не смей закрывать дверь! — испуганно скомандовал Сехун и услышал в ответ тихий смешок. — И не собирался, — хриплый голос полоснул по коже и заставил О повернуться и ударить кулаком по хрупкой деревяшке, поджав губы и проглотив очередное «дурак»._______
Чанёль посмотрел на свое отражение в зеркале, скривил лицо и обреченно тряхнул головой, ему показалось, будто он всю свою жизнь был таким. В его голове уже не осталось тех воспоминаний, где у него нет впалых щек, под глазами не пролегают глубокие синяки, губы не такие сухие и потрескавшиеся, а в глазах все еще есть тот блеск жизни, которым сияют взгляды всех знакомых Пака. В особенности Сехуна. Порой бывало так, что Чанёль ловил себя на мысли о том, что ему завидно. Он завидовал младшему, завидовал тому, что тот по-настоящему живет и все еще умеет ярко смеяться, завидовал тому, что Сехун никогда не пробовал наркотики и даже сигарету из рук Чанёля не принимал. Завидовал ему, потому что в его жизни было счастье. Но дымка рассеилась, осознание острием надавило на грудную клетку, и он понял горькую и такую простую на самом-то деле истину: долго это не продлится. Либо Чанёль утянет за собой на дно единственное, что все еще светло в его жизни, либо лишится этого, когда Сехун наконец-то поймет, что творит со своей жизни, помогая какому-то жалкому наркоману. Все решено заранее и за них. Холодная вода немного успокоила и привела бушующий ураган мыслей в порядок, покрывая все тело неприятными мурашками. Пак подставил лицо под струи воды и почувствовал легкое жжение там, где на теле были синяки или царапины. Почему эти ощущения так ему нравились? Чанёль не понимал. Ничего уже не изменить. Он переключил кран, и теплая вода тут же окутала его, позволяя мышцам расслабиться, а боли, сдерживаемой до этого прохладой душа, разлиться в голове. Чанёль простоял так еще несколько минут, а потом взял в руки шампунь с таким же вишневым запахом, который очень любит Сехун. Странно, но с недавних пор его начал любить и Чанёль. Надев чистые вещи, которые занес О, Чанёль растрепал мокрые волосы и вышел из пропитавшейся влагой комнаты, встречая в своей маленькой задрипанной однушке порядок. Большая кровать оказалась аккуратно заправлена, рядом с ней не нашлось пустых бутылок из-под вина, на полках книги были аккуратно расставлены, гитара, которая до этого валялась на другом конце комнаты, стояла на своей подставке, пластинки больше не лежали разбросанно по полу, расположившись маленькой башенкой в углу, скомканных нотных листов тоже больше нигде не было, а синтезатор, подаренный родителями несколько лет назад, нашел пристанище около большого окна, с открытыми шторами, через которое в комнату проникали теплые солнечные лучи. Чанёль опустил взгляд вниз и заметил, что даже обувь, которая хаотичным беспорядком лежала на полу, теперь аккуратным рядом стояла у входной двери. Пак вновь обвел взглядом комнату и наконец-то почувствовал аромат кофе, который витал в воздухе. Он вышел из-за угла, прошел вдоль стены, увешанной старыми фотографиями родни и новыми фотографиями с Сехуном, сделанными на старый полароид младшего, и заметил того, сидящим за маленьким кухонным столом, прижав ноги к себе и обвив тонкими пальцами большую кружку, которую сам же и подарил Чанёлю. Посуда стояла вымытая в сушилке, чистые полотенца висели на крючках, все было убрано. Пак взглянул на Сехуна и замер на пороге. — Кроме растворимого кофе, я не смог ничего у тебя найти. Надо сходить в магазин и купить еды, — Сехун устало потер свои немного опухшие глаза и тяжело вздохнул, — а еще у тебя никаких моющих средств не осталось. Стиркой бы заняться, а то ты копил белье, наверное, сто лет. На одной пластинке я заметил большую царапину, надо проверить, не сильно ли это повредило ее… — Сехун, — сдавленно прошептал Чанёль и уселся на стул напротив. — Я мусор выкинул. Три больших пакета накопилось. Еле унес. У тебя соседка такая противная. Старенькая дама с мундштуком для сигареты на лестничной площадке — не особо приятное зрелище. — Сехун… — Хён, ты бы был поаккуратнее с инструментами. Они же все-таки не игрушки, сломаются — починить будет сложно. Гитара расстроена у тебя, или я просто ничего в этом не понимаю. Второе вероятнее всего. Ты обещал научить меня, но так и не сделал этого. — Сехун… — Я все еще жду, что ты научишь. Может быть, глупо ждать. Я глупый, хён. Очень глупый. Сехун замолкнул и посмотрел пустым взглядом на старшего, кривя губы в подобие улыбки. Вышло, откровенно говоря, отвратительно. Он отпил горький кофе и немного поежился от противного вкуса, подняв глаза вверх, на Чанёля, он постарался улыбнуться еще раз, но вышло все так же ужасно, слишком вымученно и устало. Его глаза блестели из-за накопившихся слез, а уголки губ подрагивали. Он наклонилл голову чуть-чуть в бок, не переставая смотерть на старшего. И от этого Чанёль почувствовал, как грудную клетку сдавило что-то тяжелое, причиняющее боль и бьющее под дых. — Спасибо, — Чанёль улыбнулся и большими глотками выпил ужаснейший напиток, просто для того, чтобы заглушить боль. Сехун шмыгнул носом и положил свою холодную руку поверх теплой руки Чанёля. Сначала он просто смотрел, а потом сплел их пальцы вместе, поглаживая большим пальцем ладонь старшего, поднял их руки чуть-чуть вверх и стал рассматривать в воздухе, поворачивая в разные стороны. — Чанёль-хён, — Сехун перевел взгляд на Пака и посмотрел тому прямо в глаза, — я хочу жить. Старший нахмурил брови и уже сам обхватил холодную ладонь О своими большими руками, принимаясь согревать ее своим дыханием. — Жить. Чтобы наступило завтра, чтобы наступил следующий год. Я хочу увидеть, как изменится наш мир через двадцать, сорок лет. Чтобы в большом доме с крылечком, на котором будет мое большое кресло с пледом и запах чего-нибудь вкусного, чтобы состариться и посмотреть в зеркало на свои морщинки, чтобы ворчать, как старик, потому что я и буду стариком. Тяжелая тишина повалилась на плечи, как свинцовое одеяло. Чанёль смотрел на столешницу серого цвета, и она казалось более интересной, чем взгляд напротив, который уже несколько минут упорно прожигал в нем дыру. — Но знаешь, Чанёль, чего я хочу больше? — Сехун вырвал руку из хватки старшего. — Знаю, — Чанёль встал из-за стола и отвернулся к раковине, опираясь на нее руками. Сехун усмехнулся и повернулся в сторону Пака, но тот не смотрел на него. — Нет, не знаешь, хён, — О поднялся и подошел к Чанёлю, коснулся рукой его спины, а потом обнял за талию, утыкаясь лбом между лопаток. — Хочу делать все это с тобой. Встретить завтра с тобой. Встретить следующий год с тобой. Увидеть, как изменится мир, с тобой. Постареть, ворчать, кутаться в плед и готовить вкусные пироги. Но только все это с тобой, — Сехун поднял голову и положил подбородок на плечо Чанёля, сжав руки сильнее и улыбнувшись. — Пожалуйста, пообещай бороться. Еще раз. Ты хороший музыкант. Пусть музыка станет твоим спасательным кругом, а я буду рядом, чтобы помочь. Тебе стоит самому этого захотеть. — Я хочу, — Чанёль развернулся и посмотреть на Сехуна, кончики его ушей немного покраснели. — Хочу, Сехун. — Не достаточно сильно. — О коснулся пальцами скул старшего, невесомо провел по носу и, закрыв глаза, отпустил голову на его плечо. — Захоти сильнее. Чтобы вырваться. Чтобы убежать от этой чертовой проблемы. Давай сбежим… Сехун не успел договорить, Пак приподнял его лицо за подбородок и поцеловал. Едва коснулся губ, но воздуха в легких уже не осталось. О зажмурился и сразу же почувствовал, как сердцебиение ускоряется. В этом поцелуе напополам с мятой и горечью кофе собралась вся боль, что они делят. Но неравноправно. Чанёль изнывал от боли, потому что он не может справиться сам. Сехуну же было больно оттого, что каждый день он боялся, что на его телефон позвонит какой-нибудь человек, с до ужаса хриплым басовитым голосом, и скажет, что Пак Чанёль умер от передоза у себя в квартире или даже где-нибудь на улице, в темном переулке. Сехун боялся, когда старший не отвечал на звонок дольше двадцати секунд. Боялся, когда вновь видел несколько оранжевых баночек в шкафчике прикроватной тумбочки. Сехун понял, что вся его жизнь сосредоточилась на ежесекундном страхе за самую ужасную ошибку в его жизни. Пак Чанёль — главная ошибка в жизни Сехуна. Но тогда, когда Чанёль появился в ней, О смог понять, что ошибки на самом-то деле могут быть прекрасными. С красивыми каштановыми волосами, пряди которых заканчиваются маленькими завитками. С немного оттопыренными ушами, которые всегда хочется чуть-чуть укусить. С большими глазами, цвета молочного шоколада, которые полны детской заботы и нежности. С манящей и чарующей улыбкой чеширского кота. И у ошибки всегда такие теплые, обжигающие руки. Чанёль целовал осторожно и нежно, водил рукой по спине, касался пальцами острой линии челюсти и никогда не требовал большего без разрешения. — Я постараюсь, — в очередной раз пообещал Чанёль, заранее зная итог. — Этого мало. — Это все, что я могу. Сехун углубил поцелуй, вставая на носочки, хотя этого и не требовалось, просто ему так нравилось. Он запутался своими пальцами в волосах старшего, другой рукой прижимая его еще ближе. Чанёль запустил руки под теплый свитер О, который был на несколько размеров больше и оголял его острые ключицы, вновь чувствуя до боли холодную кожу Сехуна. Ему всегда холодно, даже с включенным на полную мощь обогревателем. Старший аккуратно поддел полочки кофты и стянул ее с Сехуна. Прикосновения Чанёля всегда обжигали, оставляя поистине красивые и реальные следы на теле, светло-розовые и теплые. Чанёль всегда был нежен, всегда боялся причинить боль физически, но так легко заставлял все внутри Сехуна выть от скрежета ребер, когда запивал таблетки каким-нибудь алкоголем, порой дешевым, порой дорогим и элитным, выпивая его прямо из горла. Сехун отступил на шаг назад и ударился бедром об острый угол стола, прикусив губу Чанёля. Маленькая алая капелька тут же выступила на ней, и Сехун почувствовал легкий привкус железа. Проигнорировав это, Чанёль приподнял младшего за бедра, а тот обвил ногами его талию и почувствовал рукой, что легла на грудь старшего, как у того участился пульс. Чанёль дошел до кровати и аккуратно положил Сехуна на мягкую поверхность, цвета бледного миндаля. Это постельное белье выбирал младший, очень долго и кропотливо. Подарок на новый год. Чанёль оставлял легкие поцелуи-бабочки на шее Сехуна, на его ключицах и впалом животе. Оставлял свои собственные багровые следы и чувствовал, как О играется пальцами в его волосах, тяжело дыша и закрывая глаза. Так приятно и тепло. Ярко и нереально. То, что дарит Сехун, гораздо лучше всего того, что пробовал Чанёль. Лучше ТГК и никотина, лучше вина и лучше маленькой марки ЛСД. Сехун потянул Чанёля на себя и поцеловал. Лениво и медленно, так, что снесло крышу. Чанёль забыл, где он и что было прошлой ночью, забыл о маленькой оранжевой баночке, забыл о приятной беззаботности, когда по телу разливается наркотик, забыл о чувстве вины. Сейчас была жизнь, которую можно ощущать физически, были спутанные простыни и тихие стоны напополам со всхлипами, был Сехун, который плакал, потому что больно от страха. Был маленький миг в такой же маленькой жизни, который хотелось прочувствовать всем своим существом и не жалеть, что упустил. Чанёлю стало хорошо. Хорошо до одури и белых мушек перед глазами._______
Чанёль провел подушечками пальцев по хрупкой белоснежной, словно фарфор, спине младшего, медленно закрыл и открыл глаза, стараясь перебороть усталость, с которой не смог справиться Сехун, лежащий рядом с Чанёлем и мирно посапывающий тому в плечо. Его рука лежала поперек груди старшего, простынь наполовину закрывала его тело, а черные волосы находились в полном беспорядке. Чанёль повернул голову в его сторону и недолго рассматривал спокойное лицо Сехуна, его слегка припухшие губы и подрагивающие длинные ресницы. Потом оставил едва заметный поцелуй на макушке младшего и аккуратно, чтобы не разбудить, встал с постели, прошел в ванную и умыл лицо холодной водой. Когда Чанёль вернулся обратно в комнату, Сехун уже не спал. Он сидел на кровати, укутавшись в теплое большое одеяло и осмтатривался вокруг. И Чанёль без проблем догадался, что Сехун снова замерз. Он оперся о стену и улыбнулся, когда младший вытянул руку из своего теплого убежища и протянул ее к Паку, чтобы тот пришел. Чанёль тихо засмеялся и вернулся к кровати, взяв руку Сехуна в свою и оставив на ней маленький поцелуй. Они легли на кровать так, чтобы лица были друг напротив друга. Чанёль запустил свои руки под одеяло и обнял О за талию, притянув к себе. Сехун льнул к нему со всей присущей нежностью и лаской. — Хён? — едва слышно спросил он. — Да? — Давай уедем? — Сехун замолкнул на мгновение и начал теребить край одеяла в руках. Чанёль перестал выводить странные узоры на его теле. — Куда-нибудь далеко-далеко отсюда. Чтобы ты почувствовал, что жизнь без этой дряни лучше. Возьми с собой гитару, только самые необходимые вещи, я сделаю то же самое. И мы вместе уедем. Я обещаю, что буду рядом. Увези меня из этого города, увези себя из этого города. Увези нас, пожалуйста. По статистике лишь двум из десяти зависимым удается спастись и начать жить обычной жизнью. Чанёль давно вычеркнул себя из списка тех, кто сможет или уже смогли, давно смирился и принял, что никогда не вернется. Его жизнь превратилась в сущий ад, где по вечерам наступает ломка и все внутри требует новой дозы, а ночью накрывает так сильно, что эйфория становится единственным чувством. И Чанёль все еще не понимает, как Сехун не бросит такого никчемного человека, которого и человеком-то назвать можно с большой натяжкой. Чанёль губит жизнь Сехуна. По статистике лишь двум из десяти зависимым удается спастись и начать жить обычной жизнью. Может быть, стоит все прекратить и оставить Сехуна в покое? Позволить ему жить своей жизнью и не тянуть за собой в бездну? По статистике лишь двум из десяти зависимым удается спастись и начать жить обычной жизнью. А может быть, у Чанёля есть шанс стать одним из этих двоих? Одним из счастливчиков, которые возвращают свою жизнь себе? — Увезти куда-нибудь, где всегда тепло, Сехун-а? — Да, где всегда тепло.