***
— У вас сегодня чудная прическа, госпожа Эйрд! — Учтивая улыбка ненароком появилась на моём лице, когда на улочке я увидела хозяйку местного поместья. Она была великолепной, статной женщиной — казалось, ничто не проходило мимо её мудрого, чуть прищуренного взгляда. На прогулке со своей дочерью свои густые светлые волосы она собрала в обыкновенный, чуть растрепанный на ветру пучок, не страшась дорожной пыли и любопытных взглядов. Дамам её возраста и положения весьма неприлично было показываться без шляпки или платка, но она будто бы специально шла наперекор всем правилам своей лёгкой походкой. — Ты тоже хороша, Тереза. Не хочешь с нами прогуляться? — Дама улыбнулась мне уголками губ. Я остановилась, как вкопанная. То есть сама Кэрол Эйрд, так звали эту женщину, позвала меня, обычную дочку местного лекаря, прогуляться? Я понимала, конечно, что это было желание показать миру, как она смеется над его правилами, но и отказать тоже не смела. Дальше мы шли втроём — её славная дочка, всё расспрашивавшая меня о лекарственных травах, которые я собирала на утренней заре, о лесных феях и старенькой лошади моего отца, молча улыбавшаяся своим мыслям Кэрол и я — темноволосая неловкая девчонка двадцати лет отроду, тщетно пытающаяся осознать себя рядом с этой богатой, властной женщиной, одетой в расписное прогулочное платье с красным шелковым шарфиком на плечах. — Так что твой отец собирается приготовить из тимьяна, который ты собрала? — Кэрол доброжелательно взглянула меня, ожидая ответа. Мимо нашей странной компании проходили изумленные зеваки, проезжали на подкованных лошадях мужчины, торговки по углам затихали, а она, как ни в чем не бывало, шла дальше. — Он собирается сделать настойку, в основном против кашля, простуды и болей в животе. Помогает просто отлично. — Тогда не будешь ли ты любезна и мне принести эту настойку, когда всё будет готово? Говорят, впереди нас ждут холодные ночи. — Изящные, тонкие пальцы с блестящими кольцами опустились мне на плечо, заставив моё тело вздрогнуть. Будь я проклята, если она это заметила. — Буду благодарна тебе и твоему отцу. И заплачу двойную цену, не переживай! — Кэрол звонко рассмеялась, достав кошелек. — Сразу! Это был солнечный августовский день, дети марали губы и одежду соком сочных ягод, бегали друг за другом с деревянными саблями, женщины тонули в повседневных заботах, а я, чувствуя себя потерявшей ниточку с реальностью, еще не понимала, что этот день обрушит на мою жизнь небесный свод.***
Я задыхалась от кашля в своей убогой тюремной камере, умоляя бога прикончить меня от обычной лихорадки быстрее, чем это сделали бы публично, на смех всем жителям этого города. Они постоянно требовали крови и зрелищ — озлобленные на свою бедную жизнь, они искали хоть какой-то выход своим кошмарным эмоциям, пожирающим их рассудок. Но я знала так же, что еще больше восторгало их сердца, но даже не надеялась на это чудо.***
— Нынче осень выдалась мерзлой, правда? Вот, возьми это, я не хочу, чтобы по ночам тебе было холодно. — Кэрол стояла в дверном проходе, держа меховое покрывало. В дрожащем свете свечей её лицо казалось мне ангельским, а вечная беспечная ухмылка сменилась доброй улыбкой. Я сидела в гостиной с огромным столом, сложа руки на колени с нетерпением ожидая, когда она вернется. Пару минут назад эта дама вышла, крайне таинственно сказав, что у неё есть для меня небольшой подарок. — Ты же знаешь, я не могу это взять. Что подумают люди? А отец?.. — На мои глаза навернулись слёзы, ком в горле мешал нормально говорить. Никто никогда так не заботился обо мне, как Кэрол, которая уже несколько месяцев предпочитала проводить время только со мной, отказывая в важных для её семьи приёмах и поездках. С конца августа я считала себя небольшим развлечением в руках этой загадочной женщины, которая запретила называть её на «вы», но разрешала сколько угодно гулять с её дочкой, твёрдо отвечая всем любопытным лицам, что теперь я — няня в её поместье. Но теперь я совсем ничего не понимала, кроме того, что если всё это однажды закончится и Кэрол исчезнет из моей жизни — я потеряю рассудок. — Никогда не переживай о том, что подумают другие. Переживай о том, что подумаю я, Тереза. Ох, милая моя Тереза. — Кэрол подошла ближе, накинув тёплое покрывало на мои плечи. Я, изрядно озябшая, мысленно поблагодарила её за это. Но дальше всё полетело кувырком с огромной каменистой скалы, её губы опустились на мою макушку, заставив меня громко выдохнуть, затем её рука провела по моей щеке. Я подалась навстречу этому движению, выпрямившись, как струна, от странного напряжения, растекающемуся по моему телу. Оно появилось не впервые — такое случалось, когда Кэрол позволяла себе вольности: например, громко расхохотаться над моей дурацкой шуткой, легонько толкнуть меня в плечо, прошептать на моё ухо какую-то колкость о прохожем, которого она знала. В общем, когда эта своеобразная женщина выходила за мои условные границы, я выходила из своего нормального состояния, не надеясь на что-то большее. Но сейчас она будто бы тоже не хотела себя контролировать. — Кэрол… — Только и успела я выдохнуть, как она легко повернула мою голову к себе и поцеловала в губы.***
— Ужасный озноб вернул меня в место, где я провела уже несколько дней. Я не хотела бороться, кровь из носа и рта даже не просыхала на каменном полу и единственное, чего бы я хотела еще хоть раз — это недолгий поцелуй моей милой, сумасшедшей Кэрол.***
— Ведьмам не место в этом городе! Вон! Вон! Вон! — Яростные голоса и крики с улицы разбудили меня в середине ночи. Выглянув за шторку, я обомлела: десятки мужчин с факелами стояли прямо напротив, кидались камнями в стекла, кричали и бранились. С чего бы? — Солнышко, ты в порядке? — Испуганный голос отца, поднимающегося ко мне в комнату, растревожил меня с большей силой. Наспех натянув на ночнушку накидку, я кинула последний взгляд на своё теплое покрывало и босиком выбежала к отцу. — Если не Дьявол, то кто бы еще помог тебе делать твои замудренные припарки, а? Даже если ты здесь не при чем, старик, то мы-то знаем, что твоя дочурка точно замешана в тёмных делах. Думаешь, мы не видели следов в лесу? Она бродит там целыми днями, не общается ни с одним молодым парнем, не хочет ничего, ни семьи, ни детей! Как ты думаешь, легко ли было сделать выводы? Легко, вашу мать! Выводите её! Отец горько плакал, глядя на то, как двоё крепких мужчин тащат меня прочь из дома. Он знал, что охота на ведьм продолжалась, но продолжал надеяться, что всё обойдется, если он просто будет помогать людям вместе со мной. Но люди — такие существа, злобы в которых хватило бы на весь свет.***
Этой ночью мне не удалось умереть. Зажимая себе горло ослабевшими руками, я пыталась забыться, представить эту смертельную агонию, которая не заставит этих зверей ликовать, а Кэрол — видеть мою смерть. Я знала, что она будет там. Знала, что ей отвели почетное место среди судей, которые единогласно выдвинули против меня нелепый приговор. Они ценили её — за заслуги мужа, который погиб на войне, за её решения, которые действительно меняли жизнь города к лучшему. Принимая тот или иной вызов, она никогда не руководствовалась эмоциями, по крупинкам измеряя правильность своего поступка. Остальные мужчины, скрипя зубами, не могли не принимать того факта, что она была полезным членом городского совета. Дети любили её, женщины восторгались ею, мужчины уважали её. Но какой бы сильной она не была — она бы ничего не изменила. Этот факт делал мне куда больнее, чем петля виселицы, в которой я скоро откажусь.***
— Тереза, взгляни, что это за растение? — Кэрол удивленно наклонилась над небольшим фиолетовым цветком. — Это же безвременник! — Я ахнула, подойдя ближе. Действительно, редкостью было встретить в нашем лесу растение, цветущее только осенью. — Тебе нравится? — Очень красиво. И…Символично, правда? Всё может возникнуть без времени. Даже любовь. — Она подняла сосредоточенный взгляд на меня, легко улыбнувшись моим покрасневшим щекам. Я не смогла ответить только потому, что ответ был мне ясен, как день. Но что-то заставило меня выпалить слова, которые серебряными шариками ударились в моей голове. — Я люблю тебя. — Я знаю, Тереза.***
— Площадь была полна жадных взглядов на чумазых лицах. Чуть подальше стояли женщины, сочувствуя моей участи, дети бесновались вокруг, то и дело показывая на мрачную виселицу. Я стояла на выщербленной площадке, не отрывая взгляда от Кэрол. Та, явно заметившая это, в свою очередь оглядывала всё вокруг, каждый камень на дороге, взлетающих птиц, но не посмела даже посмотреть на меня. Кажется, внутри меня всё обваливалось снова и снова, овраги заполнились мертвыми крысами, но умирать я уже не боялась. Боялась лишь того, что моей дорогой Кэрол придется на это смотреть и не подавать виду. — Вы сознаетесь в том, что совершали противоречащие христианским учениям деяния, Тереза Беливет? — Нет. — Не знаю, откуда столько уверенности в голосе. — Вы соглашаетесь с тем, что опорочили честь вашего отца, Уилла Беливета, своими грязными поступками? Как вы могли так поступить со столь уважаемым человеком, вашим родным отцом? — Грузный, облысевший судья с реденькой бородкой перешёл на повышенный тон. Шансов у меня не было, так что всё равно, что говорить. — Нет. — Тогда ваше последнее слово? — Он ухмылялся, довольный, что сегодня бросит этой грязной толпе кость для обсуждений и толков. — И этого у меня для вас тоже нет. Палач толкнул меня в спину ближе к виселице. Толпа ликовала, освистывая меня, выкрикивая ругательства. Я стояла, чувствуя трение веревки на худой шее, уже не глядя на Кэрол. Нет, не в такой ситуации. Я умру, зная, что единственным человеком, которого я любила, была эта упрямая женщина… — Она моя. Отменить приговор. — Громкий женский голос заставил гудящую толпу застыть с открытыми ртами. Площадь затихла, даже дети непонимающе уставились на высокую женщину со светлыми волосами, что стояла посреди площадки. — Но… Но вы же женщина, госпожа Эйрд! — Судья недовольно привстал, ссутулившись от своего же веса. По площади пронеслись смешки. Неужели это снова случилось?.. — Да, я женщина. А еще я член городского совета, один из пяти, у кого есть право изменить один закон единогласно за время своего членства. И вчера вечером я его изменила, так что традиция «женитьбы из толпы» теперь распространяется и на женщин. И мне неважно, что сегодня же вы его исправите на то, как было. — Я не верила своим ушам. Моя дорогая, моя искорка Кэрол стояла здесь и рисковала всем, что у неё было, ради одной никчемной меня. — Но эту девушку вы немедленно освободите и отпустите. Традиция исполнена. Просьба оглашена. — Кэрол замолчала, оставив после себя гробовую тишину. Главный судья в тихой ярости жестом указал палачу снимать меня с постамента. Когда он сделал это, я бросилась к женщине, что теперь смотрела на меня пронзительными голубыми глазами, в которых застыли слёзы. Но не успев сделать и пары шагов, мои ноги подкосились. Тогда она подошла и подняла меня, не обращая внимания на грязь и вонь, которую я источала. — Она уходит со мной, и если кто-то из вас против, я хочу услышать аргументы. Ежели таковых нет, прошу вас покинуть площадь. — Такого сурового, холодного голоса я еще не слышала. Но это была моя Кэрол, идущая рядом, поддерживающая меня за тонкие плечи. — Аргументов нет, госпожа Эйрд. Но теперь ваше членство в совете останется под большим вопросом. Кэрол бросила взгляд на судью, что угрожал ей, и нагло ухмыльнулась. Теперь ей было всё равно: какой бы ни была цена, она спасла жизнь человеку, которого любила.