Two of us: судьба или случайность?

      В детстве нам всем рассказывали сказки об Истинных парах. Это были красивые истории, в которых хотел оказаться каждый. Но наш мир давно перестал быть таким: он научил нас быть практичными, в чем-то циничными, а главное – он заставил нас прекратить мечтать.       Сейчас историй об Истинных парах, которые встречают друг друга в реальности, практически нет. Те, кому это удается – горстка счастливчиков, и то, которые остаются под сомнением, а истинные ли они на самом деле. Но так как весь мир уже давно смирился с реалиями жизни, никого уже не волнует эта идея фикс – найти истинного – сейчас совсем другие приоритеты, цели и желания. Мир стал слишком материальным.       А я не переставал мечтать – я верил, что встречу того самого Истинного, о котором в детстве мне говорили родители. Я даже представлял, каким он будет: хрупким, невысокого роста, с большими глазами, пушистыми длинными ресницами – в общем, стандартный образ омеги, которым нас также «пичкают» с детства, не давая понимания всего многообразия и индивидуальности каждого человека. Но когда я встретил Его, все мои стереотипы рухнули, оставаясь лежать у моих ног, а я этого даже не заметил, легко перешагивая их обломки: он был высоким, даже чуть выше меня, хрупким его с первого взгляда точно не назовешь, единственное, с чем я не ошибся, так это большие глаза, которые утягивали за собой своей загадочностью, и длинные пушистые ресницы, обрамлявшие эти омуты тайны. А еще его имя – оно так мягко перекатывалось на языке, что его хотелось снова и снова повторять – Чанмин, Чанмин, Чанминни. А затем неизменно хотелось добавить к этому имени «мой»…       Он с неохотой подпускал к себе новых людей, отпускал язвительные комментарии и не любил говорить о том, что чувствует или думает. Он был осторожен с новыми людьми, появлявшимся в его жизни: он не хотел разочаровываться в них, в своем выборе, а, следовательно, и в себе… Поэтому у него было не так много друзей (возможно кому-то покажется, что их было слишком мало), но они были настоящие, искренние, и ему этого было достаточно. И смотря на них, таких свободных, понимающих друг друга с полуслова, со своим личным миром, в котором были лишь они, я понимал, что именно так выглядят счастливые люди – счастливые быть с близкими людьми рядом, и этого им хватало. От меня же он был закрыт на тысячу замков, а мне так хотелось почувствовать хоть кусочек этого чувства, исходящего от Чанмина, окунуться в него и увидеть в глазах этого парня не настороженность и холодность, а настоящее тепло и радость.       Впервые я увидел его из окна студенческого совета. Это была последняя осень моего обучения, а я был президентом этого самого студсовета. В тот день было слишком много бумажной работы, что в глазах уже рябило от цифр, тело затекло от неподвижности, и я решил немного размяться, побродив по кабинету. Я подошел к окну, окидывая взглядом двор университета: я любил изредка наблюдать за студентами – каждый занят своими делами, кто-то счастлив, нежась под последними лучами осеннего солнца, кто-то печален, будучи недовольным своей отметкой; кто-то проводит время в компании, а кто-то одиноко подпирает ствол дерева или сидит на скамейке, копаясь в телефоне или перечитывая лекции – все мы разные, с разными мирами, желаниями и мечтами, но наши жизни пересеклись здесь, в этом университете, а ведь мы могли никогда и не встретить этих людей. Могли пройти рядом и не узнать, что вот, например, у этой девушки очаровательные ямочки, когда она широко улыбается; а вот тот парень, на первый взгляд выглядящий холодным, отстраненным и даже немного пугающим, на самом деле очень мягок внутри: он прячет от холода в своей куртке маленького котенка, которого подобрал у ворот университета и теперь его лицо освещает скромная улыбка, а глаза заботливо заглядывают в ворот куртки, чтобы убедиться, что котенку удобно. Разве мы бы это узнали, просто пройдя мимо?       Мы носим тысячи масок, иногда даже теряя себя настоящих, но некоторых людей мы хотим увидеть так глубоко, так открыто, что ладони потеют от волнения от одной мысли об этом, пальцы подрагивают от желания приоткрыть чужое лицо от очередной маски, ты закусываешь губу, замирая от предвкушения, а там еще одна маска, но она уже более настоящая, нежели предыдущая, с трещинками и отголосками искренних эмоций, и ты понимаешь, что тебе еще узнавать и узнавать этого человека, но тебя это не пугает – наоборот, ты этого хочешь, ты к этому стремишься, ты просто падаешь в этого человека с головой. И это не страшно, потому что для тебя нет ничего более правильного, чем это падение, этот полет в неизвестность.       Я перемещал свой взгляд с одного студента на другого, пока не остановился на высоком парне, который медленно шел, уткнувшись в книжку. Он был в черных штанах и темной джинсовой рубашке, а за спиной был рюкзак. У него были слегка длинноватые черные волосы, которые скрывали часть лица, придавая ему некой загадочности – такая прическа была распространена в то время – мода, что с нее взять.       Я не знаю, что меня привлекло в нем, но я смотрел на него, подмечая про себя мелкие детали, которые мог рассмотреть на таком расстоянии. Вот он длинными тонкими пальцами аккуратно держит уголок страницы, дочитывая на ней последние строчки, и переворачивает ее, поднимая свой взгляд к началу, а я, затаив дыхание, жду, изменятся ли эмоции на его лице с переворотом этой страницы. Мне хотелось увидеть живость этого спокойного лица. Была ли это маска или это он настоящий?       Он остановился посреди дороги, замирая на месте, и я понял, что сейчас идет кульминация истории, отчего он не мог упустить ни одного слова, ни одной эмоции персонажа – он боялся потерять эту волшебную атмосферу, созданную воображением автора. Я будто с ним переживал это напряжение, волнение, любопытство, что мой взгляд загорался предвкушением финала, хотя я даже не знал, о чем эта история. Я вплотную подошел к окну, прикладывая ладонь к холодному стеклу, будто это могло мне помочь стать ближе. В эту секунду я хотел оказаться рядом с ним, заглянуть за плечо, увидеть его глаза, в которых бы отражался тот же огонек интереса, что и в моих…       А затем этот момент был прерван, когда на этого парня налетел со спины другой, сгребая его в объятиях. Я видел, как парень с книжкой сначала испугался от неожиданности, выныривая из созданного книгой мира, а затем, узнав в налетевшем на него, как я понимаю, друга, он моментально изменился в лице: его выражение сменилось с испуганного на недовольное с прожилками некой злости. Но вглядываясь в его лицо, я видел, как дрогнули его губы в улыбке, и я понял, что эти недовольство и злость напускные. Я видел, как шевелятся его губы, как он поспешно убирает свою книгу в сумку, не переставая что-то говорить, и я был на все сто процентов уверен, что это было ворчание в сторону своего непутевого друга за подобную выходку. Складочка между бровей не исчезала, пока он говорил, а затем он просто оставил своего друга на дороге и двинулся дальше. Я видел потерянность на лице второго парня, а затем он догнал друга, закидывая свою руку ему на плечо (что было не очень удобно, так как тот был слишком высок для него) и что-то весело начал рассказывать. Я усиленно вглядывался в лицо своего неизвестного, но заинтересовавшего меня парня, и увидел, как он старался удержать это недовольство на лице, но, не выдержав, он прыснул со смеху, а в его глазах горели огоньки озорства. Это было так потрясающе, так ярко, что я даже опешил, что из такого холодного, безэмоционального на первый взгляд парня может исходить столько живых неподдельных эмоций. Вот тогда я и понял, какими же толстыми могут быть маски, чтобы можно было спрятать этот яркий огонь; а еще я осознал, что в этом мире бывают люди, которые могут тебя заинтриговать лишь за один мимолетно брошенный взгляд в их сторону - и всё, это конец, потому что больше ты не сможешь его отвести от него. В эту секунду я захотел узнать этого парня, мягко отгибать края его масок одну за другой, увидеть его абсолютно разным, исследовать его изнутри, посмотреть на мир его глазами, почувствовать его заинтересованный взгляд на себе, услышать голос, и коснуться его ладоней своими. Мне хотелось узнать его всего.       Чтобы добиться хотя бы части этих желаний, чтобы иметь право хоть изредка касаться тонких пальцев, сжимать чужое плечо в знак поддержки и заглядывать в глубокие карие глаза, не встречая там надменности и арктического холода, пришлось пройти очень длинный и тернистый путь, который был наполнен настороженностью, недоверием, игнорированием, избеганием, грубыми фразами и просьбами оставить в покое. Каждое такое слово, каждый отказ больно ранил меня, выбивая из колеи, что иногда мне казалось, что надежды уже нет, что мне никогда не пробить эту толстую крепость, возведенную самим Чанмином, чтобы защитить себя от боли и предательства людей. В дни, когда я уже не мог легко улыбаться в ответ на отказы, когда слова болью отзывались внутри, и у меня не было сил пробовать снова, я лежал на своей кровати, смотря в потолок, без желания двигаться, а внутри что-то медленно угасало, последними языками пламени обжигая мою душу, а в голове металась мысль, что надо всё прекратить, отступить, сдаться, чтобы не чувствовать этой медленной пытки безответных чувств. Если изначально я хотел лишь приблизиться к Чанмину, стать не одним из сотен прохожих, а кем-то более значимым для него, стать другом, чтобы чувствовать то тепло, радость, молчаливое доверие, которое было между Мином и его друзьями, то чем больше я следовал за Чанмином, чем больше узнавал о нем, подмечал про себя мелкие детали, связанные с ним, тем сильнее я влюблялся, что не мог уже прожить и дня, хотя бы не увидев его в толпе студентов издалека – мне было мало стать его другом, мне было мало его самого.       На некоторое время я даже пытался отстраниться от Мина, старался не искать его глазами, не ждать случайных встреч в коридорах университета, не думать о нем, не вспоминать черты его лица или изгибов фигуры, но стоило мне прикрыть глаза, как его образ медленно вырисовывался из памяти, я слышал его голос, смех, видел его частые привычки, которые успел изучить за всё это время – в такие моменты я понимал, что этот человек просто высечен во мне, и, несмотря на эту боль безответности, я был рад, что человеком, которого я любил до ярких искр счастья внутри, был именно Шим Чанмин и никто другой. И тогда, лежа в сумраке комнаты на своей кровати, я ощущал, как внутри меня снова возрождается феникс надежды и желания борьбы – борьбы за свое счастье. Я чувствовал, как он расправляет свои крылья, щекоча мою тоскующую душу, заставляя ее воспрянуть и снова поверить.       Сейчас, просыпаясь по утрам рядом с Чанмином, смотря, как он жмурится от падающих на его лицо солнечных лучей и прячется в моем плече от них, как прижимается ко мне ближе, я понимаю, что всё было не зря – всё, что у меня есть сейчас, стоило тех испытаний. Я смотрю в глаза Мина, вижу в них раскинувшийся океан тепла и нежности, заботы и озорства, любви, и боюсь представить, что когда-то мог сдаться и не увидеть этого прекрасного зрелища, не ощутить этого фейерверка эмоций, который мягким светом искрится во мне рядом с Чанмином.       Обнимая его со спины на кухне, пока он готовит, я вдыхаю его запах, а мое сердце шепчет, что это оно самое – самое нужное и дорогое; подхватывая его под бедра и сажая на столешницу, чувствуя при этом, как его руки обвиваются вокруг моей шеи, ноги скрещиваются на моей пояснице, а его тело напрягается в предвкушении продолжения, я ловлю себя на мысли, что это самое волнующее чувство, которое я когда-либо испытывал.       И таких деталей тысячи – тысячи мелких моментов из повседневной жизни, которые заставляют меня улыбаться, щекочут меня теплом изнутри и заставляют чувствовать себя счастливым. Разве мог я когда-нибудь подумать, что настолько отличающийся от меня человек, будет настолько идеально сочетаться со мной, дополнять меня, и что без него я уже буду чувствовать себя живущим лишь наполовину.       Эти мысли, воспоминания сегодня с самого утра кружились в моей голове. Я не мог перестать об этом думать даже на работе. Несмотря на то, что сегодня был выходной день, мне пришлось с утра съездить в офис, чтобы подготовить документы к понедельнику. Как только бумажные вопросы были улажены, я с неким предвкушением в душе, подкрепленным этими мыслями и воспоминаниями, спешил домой – туда, где меня всегда ждут. Что интересно, в один из дней я поймал себя на мысли, что всегда называю домом то место, где находится Чанмин, и не важно, была ли это комната в общежитии, номер в отеле или съемная квартира – если там был Чанмин, это место по определению становилось домом, и лишь спустя время я понял, что мой настоящий дом – это сам Чанминни.       По дороге домой я решил забежать в нашу с Мином любимую кофейню, чтобы купить кофе и булочек, которые так нравились ему. Уверен, сейчас Чанмин с тряпкой в одной руке и шваброй в другой уже носится по квартире, приводя ее в идеальный порядок и не переставая при этом бормотать недовольство по поводу моей неаккуратности. Это картинка, всплывшая в моей голове, сразу вызвала у меня непроизвольную улыбку, а внутри всё потеплело.       В первое время, когда мы стали жить вместе, было очень сложно: Чанмина буквально трясло от негодования из-за любой моей оплошности в виде выдавленной не с той стороны зубной пасты, оставленных крошек на столе и полу, от моих забегов в обуви по квартире, забытых носков под кроватью – и много-много других мелких ситуаций, которые выводили из себя Чанмина. Я действительно старался соответствовать его высоким требованиям, но всё же это было очень сложно для меня. Но спустя время некоторые мои плохие привычки, под воздействием недовольных взглядов и молчаливых упреков со стороны Мина, были вытравлены, и это уже можно было считать победой. Однако и Чанмин в определенный момент нашей совместной жизни смирился с моей забывчивостью, рассеянностью и некоторой неаккуратностью, и для меня это было настоящим знаком искренности и глубины чувств Чанмина ко мне, который смог принять во мне все мои недостатки, несмотря на то, что изначально они были абсолютно неприемлемы для такого педантичного человека, как Мин.       Сейчас же он всё равно ворчит по мелочам, но это уже больше по привычке, и нет той обиды, которая возникала ранее: тогда у него создавалось впечатление, что я специально не выполняю его просьб и назло ему продолжаю крошить на столе, заливать пол в ванной и не ставить аккуратно обувь в прихожей – но постепенно он пришел к пониманию, что я делаю это неосознанно и очень стараюсь исправиться, чтобы не расстраивать его. И он в свою очередь тоже старался подстроиться под меня: по три раза проверял, не забыл ли я необходимые вещи или документы, напоминал, чтобы я не ел острую еду, так как это плохо для моего желудка, молчаливо поправлял мой галстук и аккуратно убирал мелкие крошки с уголка губ. Мой Чанминни всегда наблюдает за мной, даже больше неосознанно, нежели специально, чтобы в нужный момент поддержать меня, направить в чем-то или просто придать мне уверенности, молчаливо говоря, что он рядом, что он видит только меня, и что он не сомневается во мне. Думаю, немногие за всю свою жизнь ощущают подобное чувство поддержки, заботы и некой защищённости, а я практически осязаю его, чувствую эти мягкие обволакивающие прикосновения и понимаю, что пока у меня есть это, нет ничего, что могло бы меня остановить.       Теперь же я люблю иногда прерывать его уборку мимолетными поцелуями, прикосновениями невзначай, а порой, не выдерживая, я прижимаю Чанмина к себе, крадя глубокий поцелуй. Обожаю смотреть на его покрасневшие губы после поцелуя, на его глаза, в которых загорается огонек желания, сводящий меня с ума, и в такие моменты уборка надолго затягивается. После, конечно, Мин еще ворчит, что из-за меня он не убрался, что теперь уборки еще и прибавилось, но мы оба знаем, что он ничуть не против таких вот «перерывов». Но вот когда он в плохом настроении, то лучше вообще не высовываться из своего убежища, если хочешь выжить.       Я зашел в заведение, и меня сразу окутал запах кофе, который наполнял мои легкие, щекотал в носу и так и манил, возбуждая аппетит. Эта кофейня не сильно отличалась от десятка других, находящихся в округе, но неизвестно почему, мы с Мином с первого посещения ощутили здесь некую атмосферу, подходящую нам двоим, и мы полюбили здесь бывать время от времени.       Я двинулся сразу к кассе, где меня с приветливой улыбкой встретила девушка. Я сделал заказ и расплатился, перекидываясь ничего не значащими фразами с ней и с официантами, которые быстро перемещались от кухни и по залу. Нас с Чанмином уже знал здесь весь персонал, хотя первое время Мин морщил нос, бурча что-то о том, что я слишком общительный и яркий, отчего люди тянутся ко мне, а он, будучи закрытым человеком, старающимся не привлекать лишнего внимания, «страдает» от этого чрезмерного общения с малознакомыми людьми.       Многие люди, которые мало нас знали, всегда по началу сильно удивлялись, узнавая, что мы являемся парой: настолько разными во всем мы являемся с Чанмином– начиная от бытовых мелочей и заканчивая гранями наших личностей, но продолжая общаться с нами, люди видят, что на самом деле, несмотря на такие сразу бросающиеся в глаза различия, в самых главных, важных моментах, жизненных принципах и ценностях – именно внутренним состоянием и миром мы с ним полностью совпадали. Это было удивительно, и от того еще более прекрасно.       Позже Мин всё же расслабился и стал немного легче воспринимать тот факт, что рядом с нами бывает слишком много людей, которые хотели бы пообщаться с нами. Единственное, что не изменилось, так это то, что в толпе наших знакомых он неосознанно ищет меня, старается быть поближе, в зоне досягаемости – его это успокаивает. И меня, честно говоря, тоже. Поэтому я очень часто прикасаюсь к Чанмину: невзначай провожу пальцами по его рукам, поглаживаю его худые колени или кладу ладонь на его спину, лишь бы почувствовать его тепло. Будь моя воля, я бы не отпускал его руки из своей ладони, я бы обнимал его за талию, прижимая к себе, и слегка касался бы губами открытых участков кожи шеи, но для Чанмина такие проявления чувств на людях были слишком откровенными, выставляющимися напоказ, и он этого не принимал. Он считал, что это должно быть наедине, между любящими людьми, потому что это только их чувства, только их мир, который они должны вместе беречь. И я поддерживал его в этом намерении, просто иногда мне хотелось бы показать, насколько я счастлив быть с этим парнем, и чтобы никто даже не думал, что может претендовать на место его альфы, потому что оно принадлежит только мне.       Я взял в руки стакан с кофе, который так любил Чанмин, и бумажный пакет с булочками, улыбнулся и кивнул баристе в знак благодарности и получил искреннюю улыбку в ответ. Я развернулся в сторону выхода из кофейни, до сих пор находясь в своих мыслях, и в эту секунду меня будто поразило молнией. Я замер на месте, не веря, что это происходит со мной: меня окутал такой вроде родной, но давно забытый, словно из другой жизни, волнующий запах. Он наполнял меня всего, кружил голову, заставлял сердце биться быстрее. Мой внутренний альфа низко зарычал, так и говоря «мой». Я был так растерян, мои мысли спутались, и я, словно загипнотизированный, не мог отвести своего взгляда от вошедшего парня, понимая, что этот умопомрачительный запах исходит от него. И как только эта мысль мелькнула в моей голове, пазл сошелся – я понял, что передо мной стоит мой истинный омега. Он был воплощением всех моих ранних фантазий: невысокий, хрупкий, с большими чистыми глазами черного цвета, его волосы были насыщенного цвета темного шоколада, а на вид ему было около 24-25 лет – его хотелось оберегать, прятать в своих объятиях, вдыхать его запах…       Наши взгляды встретились, и я увидел, как его глаза распахнулись в удивлении и понимании, кто стоит перед ним. Он глубоко вдохнул мой запах, не отрывая своего взгляда от меня. По моей коже побежали мурашки от этого зрелища, от этой встречи, этой связи. Мои руки словно ослабли, и я поставил кофе и булочки снова на стойку, боясь не удержать их в подрагивающих от волнения пальцах.       Я стоял в этой кофейне, вдыхал этот аромат, а в голове остались лишь мысли, что в этой жизни мне больше ничего и не надо, лишь бы этот омега был рядом, был моим. Мне казалось, что я не смогу дышать, если не буду ощущать этот запах, не буду чувствовать тела его владельца рядом – это было бы подобно смерти – смерти моего альфы. Я вдыхал и не мог насытиться им. Не могло быть ничего более прекрасного, чем этот миг встречи – будто в этой жизни я достиг самого главного, смог ощутить настоящий вкус жизни. Вернее, ее запах. Всё, что было до этого, до этой встречи, до этого омеги казалось ничего не значащим, не важным. В моих глазах он был прекрасен, был идеален.       Весь мир вокруг отошел на второй план, потерял свою значимость: я видел лишь Его – такого беззащитного, нужного, притягательного. Я вдохнул его запах снова, прикрывая глаза на миг от удовольствия, чтобы еще острее почувствовать этот запах, и понял, что этот до боли знакомый запах, что кружит голову и заставляет кровь бурлить в венах, оседает в легких, делая меня чуточку счастливее.       Внезапно я почувствовал, как внутри что-то так неприятно кольнуло в районе сердца, отрезвляя мой разум на секунду. Я не мог понять своего замешательства, а в голове мелькнула мысль, что несмотря на этот божественный запах, он всё равно не тот, что мне по-настоящему нужен. Я снова втянул в себя запах, пытаясь отвлечься от этой непонятной реакции, наполнить себя им, забыться и почувствовать себя крайне счастливым, но боль от этого небольшого укола начинала, не переставая, ныть, и тут я начал понимать, что в этом с ума сводящем запахе чего-то не хватает. Я пытался найти то не соответствие, которое он у меня вызывает, найти, что именно в нем не так, ведь минуту назад я был уверен, что ничего лучше я никогда не ощущал. Так что же происходит сейчас? Я чувствовал себя потерянным, ничего не понимающим ребенком, который упускает самую суть – нечто настолько важное, что невозможно потерять. Я погружался всё глубже в себя, пытаясь найти ответ.       Перед взором встал сначала совсем расплывчатый, неясный образ. Я видел лишь очертания фигуры вдалеке, но, даже смотря через эту мутную призму, я неосознанно понимал, что это силуэт дорогого мне человека. Под ложечкой засосало от этой догадки, а я всё сильнее вглядывался в этот образ, пытаясь его поймать, узнать, кто же этот человек, который волнует меня настолько, что даже запах моего истинного омеги не может стереть его из моей памяти. Образ становился четче и ближе, и вот я уже видел родные улыбающиеся глаза, один из которых становился чуть меньше второго, а мое сердце волнительно отбило стук при этом воспоминании; видел губы, форму которых больше никогда не встречал у других людей, и понимал, как же я люблю их целовать, люблю видеть, как они растягиваются в улыбке, как двигаются, когда он что-то с увлечением рассказывает; видел тонкие ключицы, плечи и грудь с россыпью маленьких родинок, чье расположение мог повторить с закрытыми глазами; исследовал губами едва заметное родимое пятно под подбородком; слышал родной смех, томный шепот, что звал меня по имени… Это мой Чанминни.       Я открыл глаза, не сразу понимая, где я нахожусь и куда исчез мой Чанмин, и сразу наткнулся на непонимающий взгляд черных глаз, в которых совсем недавно я утопал, теряя себя. В эту секунду всё стало на свои места: я в нашей с Мином любимой кофейне и я встретил своего истинного. Но сейчас, смотря на этого мальчишку, что настолько взволновал меня мгновение назад, я понимал, что, несмотря на нашу «предначертанность», на этот притягательный запах и полное соответствие моим ранним фантазиям, это не то, что мне по-настоящему нужно.       Мой внутренний альфа рычал, отвергая мои мысли, кидался на стенки моего внутреннего я, вцеплялся когтями в мою плоть, пытаясь ее изорвать, чтобы высвободиться, чтобы не потерять… Он рвался к этому юноше, хотел его сделать своим, потому что он и так «принадлежал» нам по природе. Да, его хотелось оберегать, прятать в своих объятиях, вдыхать его запах… Но не любить… Может, это было так,потому что мое сердце уже было занято одним ворчливым, язвительным, упрямым омегой, одно присутствие которого в моей жизни делало меня счастливым; а может потому, что моя мечта о встречи истинного уже исполнилась… Исполнилась несколько лет назад в мою последнюю осень обучения в университете.       Я понимал, что всё мое тело сопротивляется одной только мысли, что я хочу отказаться от истинного омеги, от того, кто был создан для меня, а я для него… Раньше мне казалось, что когда люди не находят своих истинных, то они остаются внутренне одинокими на всю жизнь, даже если они встречают других людей, но сейчас я понимаю, что истинность здесь не при чем – главное, встретить по-настоящему своего человека.       Мы не животные, чтобы жить на инстинктах, чтобы любить только тех, на кого нам укажет природа. Да, возможно эта совместимость сыграла бы роль в сближении с этим парнем – да не возможно, а точно, и, вероятно, я бы был счастлив. Но счастлив по-другому – не так, как сейчас, не так, как с Чанмином – и почему-то от этой мысли всё так неприятно сдавливало внутри, что хотелось сделать глубокий вдох, чтобы разорвать сковывающие путы. Я влюбился в Чанмина не за его сущность или запах, я полюбил его просто потому, что он настоящий, искренний, и я это видел за всеми его масками.       То единственное, что смогло меня удержать в сознании, что не дало мне раствориться в этом незнакомом парне, оказавшимся моим истинным, – это Чанмин: одних только мыслей о нем, воспоминаний и образов оказалось достаточно, чтобы даже такая сильная привязанность на уровне инстинктов не смогла стереть этот волнующий трепет, эту необъятную нежность, которую я испытывал к Мину. Разве не это есть подлинная истинность? Разве это не любовь? Если нет, то я тогда даже не знаю, что я чувствую к этому необыкновенному, ни на кого не похожему, закрытому под слоями масок и открытого лишь с самыми близкими и любимыми парня. И меня не пугает эта неизвестность чувств, их природа – меня волнует лишь то, что они есть, я их ощущаю, и я счастлив от осознания этого. И сейчас, смотря на своего истинного омегу, я четко понимал, что мой настоящий истинный ждет меня дома.       Парень сделал несколько шагов ко мне, подходя ближе, и его запах еще сильнее окутал меня, заставляя ноги подгибаться от слабости перед ним, но при этом я не терял головы окончательно, потому что меня удерживала мысль о Чанмине.       - Привет. – робко улыбнувшись, произнес парень.       - Привет. – я сдержанно улыбнулся в ответ.       - Меня зовут Минкён. А… Вас? – с заминкой спросил он, заглядывая мне в глаза. Везет же мне на слог «Мин» в имени – это шутка судьбы – не иначе.       Эти любопытные черные глаза, в которых разгорался огонек радости от встречи, с долей смущения заглядывали в мои, и я понимал его – его детские мечты сбывались наяву прямо сейчас, он уже успел нафантазировать наше совместное яркое будущее, однако я не мог воплотить его в жизнь.       - Меня зовут Юнхо. – ответил я, а мальчишка расплылся в милой улыбке. – Минкён-ши, – продолжил я, а он весь превратился в слух, устремляя на меня свой вопросительный взгляд, – я понимаю, что такие встречи происходят крайне редко, даже практически не происходят. – мальчишка понимающе закивал, а я продолжил, тщательно подбирая слова, – Это действительно удивительно, что с нами это произошло, но… – я сделал паузу, собираясь с духом, перед тем, как сказать то, что должен был. Я не хотел разрушать чужие мечты и никогда не мог и подумать, что именно я буду тем, кто разочарует своего истинного, кто не сможет ответить взаимностью при встрече, но и обманывать его я не хотел, – Я не твой истинный.       Минкён удивленно смотрел на меня, затем он нахмурился, обдумывая, но не понимая моих слов.       - Но… – в замешательстве начал он, – ведь мы оба понимаем, что Вы – мой истинный. – чуть прищурив глаза, проговорил он, словно говоря тем самым, что его не обманешь этими словами. Но я и не лгал.       - В общем понимании – да, – согласился я, – но по-настоящему – нет. – Ответил я, выделяя второе слово, и сам понял, насколько запутанно это прозвучало. Минкён недоуменно и обескуражено смотрел на меня. Думаю, в этот момент он усомнился в моей адекватности, поэтому я попытался объяснить свои слова. – Я имею ввиду, что по природе мы с тобой действительно являемся истинными, но на самом деле я уже встретил своего настоящего истинного.       - Я… не понимаю. – спустя длительную паузу проговорил мальчишка, поднимая на меня глаза, и в них я видел растерянность, неверие и страх: он боялся той мысли, что я отказываюсь от него. И это действительно было так, но отказывался я от него не потому, что он мне не понравился, а потому что я уже никого не видел и не хотел видеть рядом с собой кроме Чанмина. – Ведь я Ваш настоящий истинный и Вы этого не отрицаете. – он пытался до меня достучаться, показать, что мы предопределены друг другу, а я, смотря на его попытки, на его желание всё изменить, понимал, что мне больно видеть его таким. Мне было жаль его расстраивать, говорить «нет», «не люблю» – даже кончик языка немел, в нежелании произносить эти слова. Мой внутренний альфа просто выл от осознания этого, а сердце трусливо стучало, словно хотело убежать от этого внутреннего разрыва между альфой и человеком. Но я знал, что делаю всё правильно.       - Понимаешь, – я осторожно обхватил его хрупкие плечи своими руками и слегка нагнулся к нему, чтобы наши глаза были на одном уровне, – можно любить и без всех этих истинных-неистинных, без этой предопределённости пары и прочих сказок. Можно просто любить другого человека: просто потому что он такой, какой есть, и ты любишь его, видишь только его, и ты готов отказаться от предначертанного тебе человека только потому, что уверен, что ты его уже встретил. – я замолчал, всматриваясь в его глаза и ища там понимания. Он смотрел на меня в ответ, и я видел, что ему тяжело давалась мысль, что можно отказаться от истинного, встретить которого уже считается великой удачей, ради какого-то другого человека. Я пытался найти кусочек понимания, но пока этого не получалось. – Прости меня, Минкён-ши, что я не могу тебе ничего дать в этой жизни... – я с грустью смотрел на него, а сердце обливалось кровью от осознания моего выбора, но я в нем не сомневался. – И, думаю, что и в следующих жизнях, если таковые будут, я не смогу отпустить своего любимого человека. Я верю, что позже, ты обязательно поймешь меня. – Я с надеждой заглянул в его глаза, пытаясь передать ему эту уверенность. – Желаю тебе встретить настоящего истинного, ради которого можно будет отказаться от всех, ни о чем не жалея. – Я обнадеживающе улыбнулся ему, немного сжав ладонями плечи парня, и отпустил его, невзначай проводя ладонями по его рукам в последний раз. – Прощай, Минкён-а. – сказал я и обошел его со стороны, направляясь к выходу из кофейни. Уже на крыльце меня догнал официант и отдал мне забытый мной кофе и булочки. Я растерянно поблагодарил его и проводил удивленным взглядом его спину.       Очутившись на улице, я глубоко вдохнул свежий воздух, на задворках сознания только сейчас окончательно понимая, что только что произошло: я мгновение назад встретил своего истинного, о котором мечтал, и отказался от него ради Чанмина. Сначала я почувствовал, как сердце предательски сжалось от боли, перехватывая дыхание – не так легко отпустить то, что было создано, чтобы принадлежать тебе. Я чувствовал, как нити между мной и Минкёном натянулись до предела, давая мне последнюю возможность развернуться, зайти в кафе и изменить наше с ним будущее… Но я знал, что по-настоящему я желаю совсем не этого.       Я стоял возле кофейни, чувствуя, как внутри всё тянет от боли, от привязанности к этому удивительному мальчишке, который сейчас остался там один на один со своими мыслями, с осознанием, что от него отказался его истинный альфа – и мне было страшно представить, что он сейчас чувствовал. Я лишь надеялся, что позже он поймет меня, поймет, что я сделал правильный для нас обоих выбор, и что я не отказался от него, а выбрал другой путь – не путь, предрешённый природой, а дорогу, избранную сердцем.       Невидимые нити между нами натянулись, задрожали, слегка звеня – я ощущал это напряжение, слышал этот звон и чувствовал тянущую боль внутри: создавалось впечатление, что вместе с этими нитями оборвется и моя жизнь. По моему телу пробежала дрожь, я обхватил себя руками, роняя на землю кофе и булочки, зажмурил глаза от фантомной боли, которая прошибла мое тело. Казалось, что кто-то хочет вырвать мне сердце со спины. Рука этого незнакомца прошла сквозь мою плоть, обхватила своими когтистыми сильными пальцами мое сердце и сжало его, заставляя кровоточить. На моих ресницах выступили капли слез, рука моего мучителя потянулась назад вместе с моим сердцем, с губ сорвался болезненный выдох, и… нити оборвались. Я резко распахнул глаза, тело повело немного в сторону, и я оперся рукой о стену здания, чтобы совсем не упасть, и приоткрыл рот, желая наполнить легкие воздухом. Я глубоко вдохнул воздух, жадно ловя его губами, и только после этого я понял, что сейчас я могу свободно вздохнуть, не ощущая больше этой нестерпимой боли. Внутри меня мой альфа тихо проскулил, пряча морду в своих лапах и прикрывая глаза от тоски. Я разделял его боль, ощущал ее томление под сердцем, но не мог ничего сделать, не мог сломать себя и отказаться от Чанмина – что угодно, но только не это. И мой внутренний альфа это также понимал, поэтому отступил, принимая мой выбор – у нас только одна истинная омега – и это Чанмин.       То сковавшее ранее внутренности неприятное чувство отступило, скрылось во мраке моей фантомной боли, исчезая вместе с ней, и я теперь не только знал, но и почувствовал, что я сделал правильный выбор –правильный еще с первой встречи с Чанмином.       Я приложил руку к своей груди, прислушиваясь к биению сердца, к имени, которое оно выбивало – имя, к которому когда-то в прошлом я мечтал добавить «мой». Сейчас же я не только мог это произносить, глядя в глаза этому человеку, но и мог чувствовать каждой клеткой своего тела, каждый день и каждую минуту ощущать, что он действительно мой, и я – его в ответ. Я уверенно сделал шаг вперед, уголки моих губ приподнялись в улыбке, а внутри разлилось тепло и удовлетворение от выбранного пути. Не было сожалений, не было страха. Я хотел быстрее увидеть Чанмина, обнять его, вдохнуть его запах (самый волнующий и родной) и, наконец, поцеловать его – поцеловать своегоистинного омегу.       «А что, если сейчас Чанмин также встретил своего истинного?» – меня будто стукнули обухом по голове. Я оцепенел от этой мысли, улыбка застыла на моем лице, превращаясь в маску, а всё тело сковал страх: страх потери. Я боялся даже допустить мысль о том, что это действительно может случиться и что Мин встанет перед выбором: и я не хотел думать, кто станет этим счастливчиком. Перед моими глазами пробегала «другая» жизнь Чанмина: с другим альфой, в другом доме; с другими воспоминаниями, другими отношениями, с другой любовью…       Мне стало так до безумия страшно, что мне казалось, будто эта «другая» реальность неминуема. Меня бросило в холодный пот от мысли, что Чанмина может не быть рядом со мной; что его будет заставлять смеяться совсем другой мужчина; что обнимать его буду не я; тонуть в глубине его карих глазах будет его истинный альфа – и, к моему ужасу, это снова не я, и я боялся, что выбор будет не в мою пользу. Внезапно я почувствовал себя настолько одиноким в этом необъятном мире, который с легкостью поглотит меня, а я этого даже не замечу, потому что без Чанмина, я уверен, мне будет абсолютно безразличен этот мир и будущее в нем. Это было настолько яркой мыслью, что она прожгла мое сознание, и я как никогда ясно понял, как сильно мне нужен Мин; как сильно я боюсь его потерять.       Я поспешил к своей машине, с каждым шагом ускоряя темп, в конце концов, переходя на бег. Руки подрагивали от волнения, ладони потели, а по спине пробегал неприятный холодок. Я должен был увидеть Чанмина сейчас, должен был понять, что этот страх нереален, должен был сказать, насколько сильно я люблю его и боюсь потерять, боюсь отпустить, даже если потребуется.       Я гнал от себя эти мысли, нажимая на педаль газа, пытаясь ускорить момент нашей встречи. Я спешил домой – туда, где меня всегда ждут, и, надеюсь, будут ждать всегда. Подъехав к дому, я взлетел по лестнице на верхний этаж, не желая ждать лифта, потому что боялся, что не выдержу хотя бы минуты ожидания, что даже она может стать необратимой точкой в моей счастливой жизни.       Распахнув дверь, я быстрым шагом направился вглубь квартиры в поисках Чанмина. Сердце отбивало ритм на каждый шаг, уши заложило, а в голове крутилась мысль, что Мин уже встретил своего истинного, и здесь его больше нет. Дыхание застряло где-то в горле, не срываясь с губ, глаза бегали по комнатам, пытаясь найти родную фигуру, а руки так и подрагивали от волнения. Я понимал, что, возможно глупо так паниковать, накручивая себя, но, с другой стороны, я же встретил своего истинного, так почему же этого не может случиться с Чанмином?       Заглянув в самую дальнюю комнату, я с облегчением выдохнул: вот он мой Чанмин стоит около полок, протирая их салфеткой от пыли. Он с удивлением в глазах оборачивается ко мне, сталкиваясь взглядом со мной, а я быстро сокращаю между нами расстояние, заключая его в крепкие объятия. Я чувствую, как тело Мина напряглось от неожиданности, от моего непонятного поведения и некого безумия и страха в глазах, но я был просто рад, что он всё еще здесь, в нашем доме, в моих руках. Я зарылся носом в изгиб его шеи и глубоко вдохнул запах его кожи – вот он мой идеальный, до боли родной запах, вкуснее которого я никогда не ощущал – запах моего истинного омеги. Я держал его в своих руках и боялся отпустить, словно он мог просочиться сквозь них, оставляя меня одного в этой совсем пустой и холодной без него квартире. И в таком же одиноком и пугающем мире.       Мин сначала замер в моих объятиях, не понимая причин моего порыва и не зная, как себя повести сейчас, но он положил свои ладони на мою спину, приобнимая меня в ответ и поглаживая по ней, принося мне успокоение своими прикосновениями, и это было самым правильным ощущением за всё это утро.       - Юнхо, что-то случилось? – осторожно спросил он, не переставая мягко водить своей ладонью в районе лопаток, а мне казалось, что в этом месте сейчас вырастут крылья от осознания того, насколько я счастлив, что когда-то встретил этого парня. Я знаю, что немного испугал его своими действиями, но мне необходимы были эти объятия в этот момент, чтобы не потерять: не потерять ни его, ни себя. Я отрицательно помотал головой, не доверяя своему голосу. Мне лишь хотелось замереть в этом миге вместе с Чанмином, наслаждаться его присутствием, его прикосновениями, его голосом, слышать его дыхание, чувствовать биение его сердца своей грудью и знать, что он только мой, и я – единственный, кого он видит рядом с собой. – Тогда с чего такие…сентиментальности? – подбирая слова, спросил Мин. Он хотел понять мое странное поведение, а я не знал, хотел ли этого я.       - Мне нельзя без причины обнять тебя? – севшим голосом вопросом на вопрос ответил я, пряча улыбку в изгибе его шеи. – Или я недостаточно часто это делаю? – я провел кончиком носа по его шее к уху, чувствуя тепло его кожи, заполняя свои легкие его запахом: Чанмин – это, наверно, всё, что по-настоящему мне нужно.       - Можно и делаешь ты это не редко, – слегка смущенно ответил Мин, а я почувствовал, как кончики его пальцев едва ощутимо сжались на моей спине, и почему-то от этой маленькой детали тепло разлилось по моему телу: несмотря на то, что мы уже несколько лет вместе, до сих пор бывают моменты, когда Мин смущается от вроде бы невинных вещей – и каждый раз это вызывает у меня необъяснимый трепет. – Просто меня немного удивило твое поведение в этот раз.– немного сконфуженно продолжил Чанмин, и я понимал, что он имеет ввиду. - Просто я… - я замолчал, не зная, как правильно объяснить свой порыв: нужно ли говорить о встрече с Минкёном или просто отшутиться? Во мне шла борьба противоположных мнений, но, с другой стороны, почему я должен что-то скрывать от Чанмина? Тем более эта встреча на многое открыла мне глаза, и я сделал свой выбор и, как оказывается, уже давно. «Это ведь мой Чанмин – он всегда меня понимал и в этот раз поймет» – подумал я и решился, – Я тут подумал… что было бы, если, например, один из нас встретил своего истинного… - с заминками проговорил я, и замолчал, собираясь с духом для последнего рывка. – Кого бы ты выбрал? – задал я самый главный и самый тяжелый вопрос. Я зажмурился в ожидании ответа, хотя понимал, что слова и реальность могут сильно разниться, но в словах Чанмина я всегда был уверен. Мое сердце замедлило бег, ладони вмиг вспотели, я чуть сильнее сжал рубашку Мина на спине, боясь его отпустить.       - Ты встретил истинного? – в лоб спросил меня Мин, и мое тело напряглось от этого вопроса, а я набрал в легкие воздуха, но так ничего и не сказал: в голове была полная каша, и из всего вороха мыслей я не мог выбрать подходящую. – Я понял, можешь не отвечать.– спокойно (даже слишком) прозвучало со стороны Чанмина спустя паузу. Я чувствовал, как его тело словно заледенело, заострилось: не хватало лишь шипов, которые бы он выпустил в желании защититься… Защититься от меня. Его руки плавно провели последний раз по моей спине и опустились вниз: это был как будто жест смирения с его стороны, который больно ударил меня по сердцу. Я понял, что из-за моего молчания Мин пришел к выводу о том, что я уже сделал свой выбор, и он был не в его пользу. И что сейчас я пришел, чтобы поставить точку в наших отношениях. Внутри неприятно кольнуло от мысли, что Чанмин настолько уверен, что я не выберу его, что он готов отступиться сразу, заведомо зная, что проиграет в этой битве. Но ведь всё абсолютно не так! И я не хотел, чтобы Мин так думал, чтобы он чувствовал, будто для меня есть кто-то лучше, чем он.       - Да, встретил. – подтвердил я, крепче обнимая Чанмина, боясь, что он не даст мне договорить и исчезнет из моих рук. – Встретил его, пока покупал нам кофе в нашей кофейне. – я не знал, зачем объяснял всё так подробно, но мне хотелось рассказать ему, что это было абсолютно случайно, что это помогло мне многое понять в нас, поделиться тем, что даже в тот момент именно мысли о нем оставили меня в сознании и показали мой истинный выбор.       - Тогда… – тихо сорвалось с его губ, – время сказать «прощай»? – спросил он, но его вопрос не совсем звучал таковым: это больше походило на логичный в данной ситуации вывод. Я немного отстранил его от себя, чтобы, глядя в его глаза, возмутиться, что он предложил это, что даже подумал о том, что нам нужно расстаться из-за этого. У меня дыхание перехватывало от негодования, но стоило мне посмотреть на него, как я вздрогнул от его вида: он словно стал тоньше, хрупче от произнесенных им же самим слов; в его глазах раскинулось смирение, которое омывалось едва выступившими слезами, а на губах появилась мягкая, понимающая улыбка. Я понимал, что он хотел быть сильным в этот момент, хотел расстаться тихо, с теплотой в сердце, оставляя нам самые счастливые воспоминания, не омраченные тяжелым разрывом и выяснением отношений, но мне причиняло это нестерпимую боль – такой Чанмин медленно терзал мою душу, заставляя ее дрожать от переживаемых чувств. Я никогда бы не хотел увидеть такого Мина снова: надтреснутого, покорно принимающего мысль о разрыве и, чтобы уменьшить мое чувство вины, спокойно предлагающего расстаться – перечеркнуть всё, что было между нами, лишь потому, что я встретил истинного. Неужели у него всегда была мысль, что это всё временно, что как только я его встречу, то между нами всё закончится?       - Ты думаешь, это конец? – я не стал сразу говорить, о том, к какому решению я пришел: я хотел понять мысли Чанмина. Он сделал небольшой шаг назад, освобождаясь от моих объятий, а я ощутил пугающую пустоту без него в моих руках.       -А ты хочешь сказать, что нет? – вопросом на вопрос ответил он, открыто смотря мне в глаза. – Ты готов отказаться от истинного, о котором мечтал всю жизнь? – задал он риторический, по его мнению, вопрос и замолчал.       - Да, готов. – твердо ответил я, уверенно смотря ему в глаза.       - Не говори чепухи, – слегка повысив голос, вспылил Мин. – Мы оба знаем, как сильно ты желал встретить его!       - Да, это так. – спокойно согласился я, хотя кровь бурлила от слов Чанмина, несмотря на их правдивость. – Но встретив его, я понял, что на самом деле я встретил своего настоящего истинного уже давно и провел с ним вместе самые счастливые несколько лет и, надеюсь, что проведу с ним и всю свою жизнь рядом. – Я осторожно коснулся его кончиков пальцев своими, медленно поднимаясь к центру его ладони и, в конце концов, переплел наши ладони вместе, не чувствуя сопротивления с его стороны. – Главное, согласен ли ты провести со мной оставшуюся часть жизни? – с надеждой в голосе спросил я, смотря в его глаза. Он удивленно смотрел на меня в ответ, словно не верил в то, что я ему говорил, а я начинал волноваться из-за его молчания, поэтому продолжил, отводя взгляд в сторону, не выдерживая его внимательных глаз, – Или может ты так надолго не загадывал или вдруг думаешь, что встретишь своего истинного в будущем, поэтому не сможешь дать мне ответ сейчас…– торопливо говорил я, но резко оборвал сам себя, переводя дыхание и поднимая на него уверенный взгляд, – но я хочу сказать, что я буду бороться за тебя, даже если ты встретишь его. – я замолчал. Возникла непонятная, слегка удушающая тишина, а я чувствовал, что должен сказать до конца то, о чем думаю. – Иначе я буду сожалеть всю свою жизнь, если отпущу тебя, не попробовав удержать. – В этот момент я был максимально откровенен с Чанмином; мне казалось, что он смотрит вглубь меня, в самые потайные уголки моей души и видит то, что даже я сам не до конца понимаю.       Мин потянул меня на себя, не расцепляя наших переплетенных рук, а второй рукой обнял меня за шею, кладя ладонь на мой затылок, и поцеловал меня. Я с жадностью ответил на его поцелуй, обхватывая его талию второй рукой и прижимая покрепче к себе. Я целовал его губы, которые податливо раскрывались мне навстречу, чувствовал, как он льнет ко мне, как его пальцы путаются в моих волосах, ощущал тепло его ладони в своей и понимал, что это и есть его ответ – самый лучший ответ на мой вопрос.       Мы отстранились друг от друга, тяжело дыша. Его пухлые губы покраснели от поцелуя, глаза блестели, переливаясь теплом и счастьем на глубине, и это было самым прекрасным зрелищем для меня! Я не удержался и еще раз коснулся его губ своими, и еще раз, и еще… Я мог бы стоять так с Чанмином вечность, ощущать его рядом с собой, прикасаться к нему – наверно, это и есть мое личное счастье.       Я переместил ладонь с талии на его щеку – мне хотелось чувствовать тепло его кожи под подушечками пальцев, хотелось касаться этого любимого лица. Я поглаживал его скулу, заглядывая ему в глаза и получая теплый взгляд в ответ. Мы стояли в тишине, но теперь она была совершенно другой: уютной, убаюкивающей, согревающей, разделенной только на нас двоих.       Я мягко прикоснулся к его губам своими в невинном поцелуе, а затем, мазнув губами по его щеке, уткнулся носом в изгиб его шеи, вдыхая любимый запах. Губы пекло от поцелуя. Я прижался ими к теплой коже Чанмина, ощущая, как по ней побежали мурашки. Я улыбнулся сам себе от понимания, что, несмотря на столь длительные отношения, Мин до сих пор испытывает некий трепет от моих прикосновений, жаждет их. Я спустился губами к ключице, останавливаясь на аккуратной метке, которую я оставил на третьем году наших отношений. Мы долго шли к этому серьезному шагу, потому что метка не проходит быстро и бесследно: да, запах альфы ослабевает со временем в ней, если ее не обновлять периодически, пока он не исчезнет совсем, но сама метка остается как напоминание о людях, чувствах, о решениях и их последствиях. Позже она бледнеет, становясь малозаметной, но не исчезает. Поэтому, чтобы решиться на нее, нужно быть либо по уши влюбленным, либо безрассудным – ведь, по сути своей, это проявление полного доверия своему партнеру, своему альфе, при этом омеги в этом плане беззащитны: они не ставят на нас никаких меток, помимо запаха, который со временем ослабнет. Поэтому, если омега позволила своему альфе поставить на себе метку, значит она дала свое согласие, если и не провести всю оставшуюся жизнь с ним, но как минимум показать, что она готова попробовать. Бывает, конечно, разное: и омеги уходят от своих альф, которым ранее позволили поставить метку; есть омеги, поставившие метку из любопытства или которым поставили насильно – всё бывает, но когда это происходит осознанно, доверчиво, то это делается с надеждой на будущее – на счастливое совместное будущее. Поэтому мы с Чанмином не хотели торопиться, хотели быть уверенными в нашем решении, хотя, признаюсь, я ждал этого, надеялся, что когда-нибудь Мин позволит мне прикоснуться к нему так, чтобы показать миру, что у этого омеги есть альфа и никто не смеет претендовать на него.       Честно говоря, решение о метке было слегка спонтанным и абсолютно неожиданным для меня, несмотря на то, что я искреннего этого желал. В тот день Чанмин вернулся с работы задумчивым, немного рассеянным и крайне молчаливым: в последние дни у него бывали похожие состояния – это было связано с работой, так как я знал, что сейчас у них был большой нестандартный проект; однако в тот день он был совсем другим – я это чувствовал. Я пытался задавать осторожные вопросы, чтобы узнать причину этой задумчивости, но эти вопросы словно не долетали до Мина, и он продолжал пребывать в своей прострации. Это вызывало во мне чувство тревоги, некой неопределенности и настороженности. Внутренне я понимал, что сейчас что-то происходит: что-то, что ускользает от меня, оставляя неприятное чувство непонимания, но при этом оно может многое изменить.       Именно с этим чувством тревоги и волнения я ложился спать. Я лежал на кровати, следя за перемещениями Чанмина: он медленно, не обращая ни на что внимания, на автомате складывал вещи после стирки, выравнивал предметы на полках, а затем задумчиво раздевался и укладывался рядом со мной. Я молча наблюдал за ним, а внутри всё неприятно дрожало. Мин лег рядом, укутавшись в одеяло, и взял в руки книгу. Его тонкие длинные пальцы, которые когда-то заворожили меня, снова аккуратно переворачивали страницы, его глаза пробегались по тексту, но я чувствовал, что на самом деле он не вникает в суть истории, находясь глубоко в своих мыслях, а делает это чисто на автомате, чтобы занять себя чем-то. В это мгновение мне показалось, что сейчас мы с Чанмином находимся на перекрёстке дорог и лишь от нас зависит, какой путь мы выберем, и будет ли он для нас одним или каждый пойдет по своему… Мне стало так страшно от мысли, что рядом со мной не будет Чанмина: просто не будет рядом человека, который во многом является основой моего мира, который я строю, меняю, перестраиваю – и он – это одна из немногих констант, которые поддерживают меня, мой мир, мою жизнь. А потерять его – это значит обратить свой мир в пыль, обрушить его до основания.       Я вплотную придвинулся к Чанмину, мягко обхватывая его пальцы, которые переворачивали очередную страницу книги. Мин замер, смотря на наши руки, и перевел на меня непонимающий взгляд, приподнимая бровь и выражая тем самым молчаливый вопрос. Я полностью обхватил его ладонь своей, тем самым вынуждая Мина закрыть и отложить книгу. Он ожидающе посмотрел на меня, а я даже не знал, что именно я хотел сказать. Я набрал воздуха в легкие, приоткрыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но в голове было абсолютно пусто, слова не складывались, и я лишь продолжал смотреть на Чанмина – на человека, которого видел каждый день, с кем засыпал и просыпался – и понимал, что хочу до конца своих дней видеть только его рядом с собой.       Я протянул вторую руку к его лицу, касаясь его скул, провел кончиками пальцев по его щеке, следя за своими действиями, и остановился, поднимая свой взгляд и встречаясь с глазами Мина, в которых поселилось ожидание.       - Тебя что-то беспокоит, верно? – задал я вопрос, начиная издалека. Я надеялся, что это даст мне время и возможность найти то, что меня волнует, что пугает в этот момент.       - С чего ты взял? – вопросом на вопрос ответил Чанмин, вглядываясь в мои глаза и слегка отодвигаясь от меня, тем самым вынуждая отнять меня свою руку от его лица.       - Потому что я вижу, что с тобой что-то не так. – медленно, немного растягивая слова, пояснил я. – И, я уверен, это не связано с работой.       - А почему нет? – снова уходит от ответа Мин, а тревога внутри меня нарастает. – Ты же знаешь, что у меня на работе сейчас сложный проект – это может быть причиной моего состояния. – пытался привести логические доводы Чанмин, и это действительно было наиболее вероятная версия, однако я чувствовал, что дело не в этом – что здесь, всё намного глубже, намного важнее.       Я замолчал, словно обдумывая слова Мина, а на самом деле я рассматривал его, запоминал каждую его черточку, хотя и знал их все наизусть. Сколько раз я наблюдал за этим человеком? Сколько его изучал, открывал его для себя снова и снова? Сколько времени я любовался им, что запомнил каждый изгиб, каждую эмоцию, каждый взгляд и жест? Сколько раз я его целовал, чтобы запомнить вкус его губ; вдыхал его запах, чтобы наполнить свои легкие; слушал его голос, его смех, чтобы всё это легко всплывало в моей памяти? Сколько?.. Десятки, сотни, тысячи, миллионы раз – неважно. Важно лишь то, что Чанмин просто стал неотъемлемой частью меня самого, без которой я просто не видел смысла своего существования.       - Сегодня ты другой. – произнес я, смотря ему в глаза. – Мне кажется, что… – я тщательно подбирал слова, пытаясь как можно точнее выразить то, что думал, – внутри тебя происходит нечто важное, отчего… – я снова замолчал, не зная, что же произойдет, когда Мин разрешит внутри себя все вопросы и как мне стоит об этом сказать, а он так настороженно и в то же время с грустью смотрит на меня в ответ, в ожидании окончания моей фразы, – наверное, зависим мы? – наконец, проговорил я и посмотрел на Чанмина. Он выглядел удивленным моими словам. Его губы приоткрылись в попытке что-либо сказать, но он так и не решился ничего произнести. Я начинал всё сильнее нервничать от этой неизвестности, от этой тишины. Я опустил взгляд вниз на свою руку, что бессознательно комкала одеяло от нервозности, а вторая рука так и не отпускала ладони Чанмина, словно я боялся, что отпустив сейчас, я потеряю его навсегда.       - Как ты думаешь, – разрезал тишину своим тихим с ноткой грусти, которую я не понимал, голосом Чанмин, – наша с тобой встреча – это судьба или случайность?       Я оторвал свой взгляд от наших переплетенных рук и посмотрел на Мина: он прикусил свою нижнюю губу в задумчивости и неуверенности, а в его глазах затаилась растерянность и некая… тоска?Я не мог точно сказать, что за эмоция скрылась в его взгляде, но то, что она его мучила – было неоспоримым фактом. Я хотел разогнать эту грусть, искоренить эти мучившие его мысли, лишь бы он снова тепло мне улыбнулся. Я с затаённой нежностью, осторожностью обхватил своей второй рукой его свободную ладонь, провел по его тонким пальцам своими, боясь разрушить эту хрупкость и причинить боль.       - Я никогда не сомневался и сейчас не сомневаюсь ни на йоту в нашей встрече. – проговорил я, всматриваясь в глаза Чанмина, открывая свое сердце, чтобы он мог убедиться в искренности моих слов. Он с надеждой смотрел в ответ, словно молчаливо просил меня его не отпускать, а я и не собирался: ни сейчас, ни когда-либо еще. – Я не знаю, судьба это или случайность, да мне это и не важно, – продолжил я, немного крепче сжимая ладони Чанмина в своих в подтверждение слов, – главное то, что рядом с тобой я чувствую, что я живу. – я мягко улыбнулся, немного смущаясь таких пафосных слов, но это действительно то, что я чувствовал. – Ты особенный для меня, Чанминни. – я придвинулся к нему вплотную, чтобы ощущать запах его кожи, его теплое дыхание. – Ты делаешь меня счастливым. Каждый день. И я хочу верить в то, что и я являюсь для тебя хотя бы частью того, кем ты являешься для меня. – я впервые пытался описать всю глубину своих чувств к Чанмину словами, и, признаюсь, мне это давалось сложно, потому что всю ту гамму чувств, которую я испытываю к нему, невозможно облечь в слова. Но я надеялся, что смогу донести хотя бы крохи своих истинных мыслей до Мина, смогу прикоснуться своими словами к его душе. – И мне страшно, Чанминни, что сегодня в твоих глазах поселилась непонятная тоска. – признался я, а на его глазах выступили слезы. Я растерялся от этого зрелища, но решил сказать до конца всё то, о чем думал. – Я хочу тебя защитить, Чанмин-а, помочь, но если ты будешь молчать, будешь закрываться от меня, я… – я не мог подобрать подходящего слова, которое могло объяснить мое бессилие, беспомощность, страх перед этой неизвестностью, и мне казалось, что его и не существует. – Я слишком сильно люблю тебя, Чанминни. – проговорил я, словно это всё могло объяснить. Из глаз Мина сорвались первые слезы, он сглотнул ком, и с его губ сорвался облегченный выдох, а на губах проступила мягкая улыбка. Он потянулся ко мне, расцепляя наши ладони и обнимая меня за шею. Его пальцы так привычно зарылись в мои волосы, губы податливо раскрылись навстречу моим, и я ощутил их мягкость вперемешку с солоноватым привкусом слёз. Это было самое правильное, самое теплое чувство за весь сегодняшний день. Внутри меня тревога отступила, в темноту, но не исчезла насовсем, а притаилась в ожидании подходящего момента. Но сейчас мне было на это наплевать, мне было абсолютно всё равно на весь мир, потому что на самом деле он был сейчас в моих объятиях, отвечал на мои поцелуи и еле слышно выдыхал мое имя, пуская по моему телу мурашки.       Чанмин отстранился немного от меня, чтобы заглянуть мне в глаза: он словно что-то искал в них, а я застыл в ожидании. Прошло несколько долгих мгновений прежде чем в его глазах распустился цветок тепла, а на губах начала блуждать счастливая улыбка. Он обнял меня, укладывая свой подбородок на мое плечо. Я обвил его руками в ответ, пряча свое лицо в изгибе его шеи, чтобы наполнить себя родным запахом – запахом своего дома, своей омеги. Мы молчали, наслаждаясь этими уютными минутами тишины, и в этот миг я чувствовал, что я самый счастливый человек.       Я повалил нас на кровать, чтобы иметь возможность смотреть на него, запоминать, и прижал его к себе, чувствуя касания его теплой кожи к своей. Мы лежали и смотрели в глаза друг друга, ища ответы на свои не заданные вопросы и, что удивительно, находили их. Это было моментом нашего единения, абсолютного понимания и гармонии. Никогда ранее я не чувствовал ни с кем ничего подобного, и, не думаю, что кто-то другой мог бы подарить мне нечто хотя бы отдаленно напоминающее это чувство.       Я нежно коснулся губ Чанмина своими в невинном поцелуе, еще раз и еще. «Люблю» – так и проскальзывало между поцелуями, а Мин сладко отвечал на них.       - Поставь метку, – тихо попросил он меня. Я даже не сразу поверил, что правильно услышал его. Я заглянул в его глаза с затаенным вопросом в своих, а внутри задрожал огонек надежды, что это не сон. – Метку. – повторил Мин, слегка улыбаясь, но я видел его волнение на глубине глаз – для него это был по-настоящему важный шаг, и я знал это как никто другой.       - Ты уверен? – низким голосом спросил я, а по коже Чанмина пробежала стая мурашек от моего голоса, что заставило меня внутренне улыбнуться. Мин уткнулся своим лбом в мой, кладя свою ладонь на мою щеку.       - Как никогда. – ответил он уверенно. – Потому что это ты. – смущенно улыбнувшись, добавил он, а кончики его ушей покраснели от такого признания. Вот так просто мой Мин мог одной своей фразой заставить меня ощущать фейерверк счастья внутри. Он редко говорил «люблю», но его поступки, его молчаливая забота и подобные таким слова говорили намного больше, нежели слова признания.       Я навис над Чанмином, до сих пор не веря в происходящее – в то, что мой любимый человек настолько мне доверяет, настолько верит в меня, что хочет, по-настоящему хочет, провести со мной остаток наших жизней. Не это ли любовь? Не это ли истинное счастье?       Я смотрел на Чанмина, который лежал подо мной, запоминая навсегда этот момент, эту минуту, этот вечер. Он лежал, открыто, доверчиво и в то же время уверенно смотря на меня в ответ. В его глазах танцевали искорки счастья и озорства, на губах играла мягкая улыбка, адресованная лишь мне одному, его тонкие пальцы касались моих скул, я чувствовал жар его тела под собой, и желал остаться в этом миге навечно. Вообще остаться с Чанмином навечно.       Я повернул голову в сторону, чтобы коснуться губами его пальцев, не отрывая своего взгляда от глаз Мина.       - Ну, давай же. – тихо поторопил меня Чанмин, - Или… – протянул он, – ты не уверен? – на его губах не переставала играть улыбка, однако он сам от своих же слов напрягся: испугался, что возможно всё именно так.       - Я лишь хочу запомнить этот миг, – прошептал я, касаясь его губ. – Я думал, что более счастливым, чем ты делаешь меня сейчас, быть уже невозможно, но, – я оперся на свой локоть, а другой рукой аккуратно убрал прядь волос со лба Мина и провел кончиками пальцев по его щеке, – но я ошибался: я счастлив, что ты выбрал меня, Чанминни, как своего альфу, как своего мужчину, и я, поверь, сделаю всё, чтобы ты никогда не пожалел о своем выборе. – уверенно говорил я, смотря ему в глаза.       - Не пожалею, – прошептал он в ответ. – И ты, – сделал он паузу, – не разочаруйся, что встретил меня.       - Никогда. – проговорил я и запечатлел на его губах чувственный поцелуй. Я скользнул губами по его щеке, провел ими по его тонкой шее, под кожей которой взволнованной бился пульс, и остановился на ключице, которая выглядела невероятно хрупкой, беззащитной, невинной. В эту секунду я как никогда ярко ощутил, что сейчас я стану первым и (я сделаю для этого всё возможное и невозможное) последним альфой в жизни Чанмина – стану мужчиной, которого выбрал Шим Чанмин.       Я поцеловал то место, где хотел поставить метку, и слышал, как выдохнул Мин, мысленно себя подготовив. Я обнажил клыки и как можно аккуратнее погрузил их в кожу, чтобы не причинить лишней боли. Чанмин втянул в себя воздух сквозь зубы и сильно сжал пальцами мои плечи. Я нежно зализывал ранки от клыков, ощущая солоноватый вкус крови. Я оторвался от метки и посмотрел на нее: она аккуратно обхватывала тонкую ключицу, громко заявляя всем, кто ее видел, что у ее владельца есть пара – есть альфа, с которым он уже связал свою жизнь.       Я поднял свой взгляд к глазам Чанмина и увидел в них спокойствие, тепло, свернувшееся на глубине, и свободу – свободу от тоски, которая недавно там плескалась, от сомнений, что преследовали и от мыслей, что отравляли.       - Я люблю тебя, Чанминни, – тихо проговорил я, чтобы не нарушить таинство этой ночи, – просто потому, что это ты.– повторил я его недавние слова. Они словно стали нашей клятвой, и, я думаю, она по-настоящему подходит нам. Мин потянулся ко мне, обнимая меня за шею и утягивая в поцелуй. Эта ночь была волшебной. Впрочем, как и любая другая, которую мы проводим вместе.       Я вынырнул из воспоминаний и поцеловал метку, до которой дошел поцелуями. Я думал о том вечере, о словах, которые мы говорили тогда – ведь мы же действительно смогли их подтвердить: каждое слово, каждую клятву…       - Это больно, Юнхо, да? – прервал мои мысли тихий голос Чанмина. Я поднял на него непонимающий взгляд, а он уточнил, – Отказываться от истинного.       Я глубоко вдохнул и выдохнул.       - Да. – ответил я, не тая. – Ты… – я замолчал, только сейчас по настоящему понимая значение той ночи. – уже это испытал тогда, верно? – с грустью спросил я, хотя уже знал ответ. Оказывается, уже тогда я мог потерять Чанмина, мог исчезнуть, стоило только ему сказать «прощай». В тот день он встретил истинного, встретил свою судьбу, которую мог изменить в одно мгновение: мои сегодняшние кошмары о «другой» жизни Чанмина могли стать реальностью уже давно. А я только сейчас осознал, насколько сильный мой Мин, насколько сильны его чувства ко мне, что он смог отказаться от предназначенной ему пары, пережить эту боль и ни разу не сделать мне больно своими словами об этой встрече. Чанмин кивнул в ответ на мой вопрос, а я уткнулся лбом в его плечо, сгорая от тысячи разных эмоций.       - Прости, что не понял раньше. – прошептал я, – Прости, что не оказался по-настоящему рядом. – я замолчал, потому что горло сковало сожаление, стыд и чувство вины. Мин обнял меня в ответ, проводя ладонью по моей спине, словно говоря: «Всё в порядке. Не жалей ни о чем и не чувствуй вины. Это был мой выбор». Я так и слышал эти слова от Чанмина, хотя он не произнес и звука, но я знал, что он думает именно так. И я был ему благодарен за это. – Спасибо, Чанминни. Спасибо, что рядом, что выбрал меня. – я поцеловал его в шею и поднял свой взгляд к его лицу. В его глазах я видел понимание, заботу и волнение – и там абсолютно не было ни упрека, ни разочарования или обвинения, которых я боялся увидеть или почувствовать. Был лишь мой Чанмин.       - Я ни разу не пожалел о нашей встрече. – проговорил наконец Мин, а я затаил дыхание. – И я счастлив, что я не одинок в этом чувстве. – закончил он, а на моих губах появилась скромная улыбка.       Чанмин говорил то, что на самом деле чувствовал и я сам. Мы молчали, потому что сейчас не нужны были слова. Мы смотрели друг на друга, наслаждались теплом наших тел, которое ощущалось даже сквозь ткани наших одежд. Я держал его в своих объятиях и ясно понимал, что на самом деле человек влюбляется не в лица, не в фигуры, он влюбляется в морщинки у глаз, в изгибы губ, в тонкие ключицы, подрагивающие пальцы… И я полюбил Чанмина не потому, что он красив (хотя это неоспоримо), я влюблялся в него постепенно, шаг за шагом, с каждым взмахом ресниц, мимолетным взглядом, с каждой смущенной улыбкой; я влюблялся в его смех, в его узкие ладони, которые так идеально подходили моим, в прохладу его кончиков пальцев, проводивших невзначай по моей коже; я трепетал от его прикосновений, от его томного шепота, от припухших губ и невинных поцелуев; я любил его острые коленки, его родимое пятно под подбородком, ямочки на пояснице и выступающие позвонки, тонкие по сравнению с моими запястья и не такие широкие как у меня плечи, которые я обожаю обнимать, подмечая про себя, как он становится хрупче, а от того драгоценнее в моих объятиях; я питал необъяснимую нежность к его острым лопаткам, к тонким изящным ключицам, на которых виднелась моя метка, к длинным аристократичным пальцам, которых я любил касаться губами, любил проводить носом по изгибу его шеи, зарываться в его волосы носом. Я любил наши теплые вечера, некоторые из которых были наполнены лишь уютной тишиной, а нам и не нужны были слова в такие моменты; обожал дни, в которые мы затевали веселую возню, догоняя друг друга по квартире, побеждая друг друга в играх и ставя щелбаны за проигрыши; и я с головой утопал в моментах нашей близости, терялся в ощущениях, растворялся в Чанмине – всё: каждый миг, который я делил с Мином, был неповторимым, был особенным, был любимым. Многие думают, что с началом отношений, каждый из пары теряет свободу, отчего люди в какой-то степени боятся их заводить – и это действительно так: каждый теряет часть свободы, но взамен он приобретает нечто другое, и каждый должен решить для себя, что именно для него значат эти узы. После нашего с Чанмином знакомства я стремительно потерял свою свободу – свободу быть собой, когда со мной нет рядом Чанмина.       Мин считает, что поступки говорят намного больше, чем слова, и в этом наши мнения с ним совпадают, однако я уверен, что некоторые вещи всё же следует говорить только вслух, шепотом, касаясь губами тёплой кожи уха, поэтому я придвинулся к Чанмину так, чтобы сказать ему, словно по секрету, то, что сейчас шептало мне сердце:       - Я полюбил тебя тогда, несколько лет назад, Чанминни, люблю по сей день и буду любить до самого конца, – тихо проговорил я, – потому, что это ты. – повторил я нашу клятву из той ночи. Чанмин замер в моих руках, а затем сильнее прижался ко мне в ответ, обнимая и утыкаясь носом в мое плечо: он помнил наши обещания и молчаливо разделял их снова вместе со мной, наполняя мое сердце теплым счастьем и заставляя меня не переставая улыбаться и сжимать его в своих объятиях.       Я всю жизнь не переставал мечтать – я верил, что встречу того самого Истинного, и, встретив его, я окончательно понял, что встретил настоящего истинного задолго до этой встречи. Мы в первую очередь люди, а уже потом альфы, омеги и беты, и любить мы должны как люди и выбирать своих спутников жизни также должны самостоятельно. Внутренне я был уверен, что даже с Минкёном я не был бы и вполовину счастлив, каким являюсь сейчас, обнимая Чанмина.       Наше счастье – в наших руках, и мы сами – творцы своих судеб: пройдя вместе с Чанмином длинный путь в наших отношениях, преодолев немало преград, я понял правдивость этих высказываний. Я знаю, что нам предстоит пройти еще долгий путь, который будет наполнен новыми испытаниями, а также новыми бесценными счастливыми моментами, которых, однозначно, будет больше, просто потому, что они будут разделены с Чанмином, но я верю, что этот путь будет длиться как можно дольше. Дольше, чем несколько жизней. Дольше, чем вечность.

***

      - Так, и где всё-таки мой кофе и булочки? – со смешком спросил меня Мин, с искорками озорства на глубине глаз, нарушая установившуюся тишину в комнате. Я удивленно посмотрел на него, выныривая из своих мыслей, а затем рассмеялся, переплетая наши с Чанмином пальцы. Меня словно отпустило: всё напряжение, сомнения и тревоги растворились – не ушли во мрак, а исчезли, оставляя после себя свет и тепло. Чанмин подхватил мой смех и мы, переглядываясь, продолжали смеяться и каждый из нас чувствовал, что это новое начало нашего мы.