Внешность обманчива

В первый раз Ларри слышит это от собственных экспонатов: точнее, от тех, которые охраняет. Тогда как раз привозят новую временную экспозицию — «Пуританская Америка», и какая-то шустрая девчушка, лет тринадцати, не больше, в первую же ночь удирает осматривать новые территории и попадает в египетский зал. Ак придерживает её там до прихода Ларри, развлекая всякими байками. А потом, будучи доставлена на место, девчушка взахлёб говорит своей суровой матери: — Мам! Тут, оказывается, такой фараончик на втором этаже! Такой прекрасненький! «Угу, — мрачно думает Ларри. — Как рассвет». А девчушка продолжает трещать: — У него такая юбочка, и глазки подкрашенные, и вообще он такой миленький! — Миленький? — рявкает мамаша. — В юбочке и с подведёнными глазками? Настоящие мужчины не ходят в юбочках и не красят глаза. Это недостойно. И снова погружается в свои размышления, плотно сжимая губы. Ларри усмехается про себя: недостойно! Ну да, конечно: ненастоящий мужчина, куда там. То, что перед этим мужчиной, владыкой огромной страны, когда-то почтительно склонялись жрецы и воины — не говоря уже о правителях сопредельных государств! — это мы в расчёт не берём. Потому что не знаем. Ларри вспоминает слышанную где-то фразу о том, что часто кругозор знаний у людей сужается до точки, и они называют ее точкой зрения. Видимо, это как раз тот самый случай. Ларри пожимает плечами, ухмыляется и идёт дальше делать свою работу. *** Второй звоночек раздаётся, когда вся честная компания смотрит в холле какой-то боевик. Макфи расщедрился и поставил возле ресепшена здоровенную плазму, скорее всего — для рекламных роликов или научных фильмов. Но по ночам на этой плазме так здорово гонять кино! Вот и сейчас: все расселись кто где, а на экране главный герой сражается голыми руками аж с тремя злодеями, и вот-вот выйдет победителем, потому что... — Великий Осирис! — внезапно говорит Акменра. И даже вскакивает. — Ну кто, кто так делает? — Можно подумать, ты умеешь лучше, — зубоскалит Джед. Он раздосадован, ему помешали смотреть такую захватывающую сцену с дракой! — Ак, ты мирный мальчик, так что лучше не мешай. — Мирный, — кивает Акменра, снимая корону. — Пока на меня не идут войной. Ларри, поставь паузу, пожалуйста? А потом оглядывается и манит к себе одного из воинов Аттилы, крепкого молодого парня. И вот тут Ларри становится не по себе. Потому что гуннский воин на голову выше и вдвое шире в плечах, а уж по весу... Однако Ларри послушно щелкает пультом, фильм останавливается, и Акменра говорит что-то молодому воину на ухо. Тот улыбается, кивает... и идёт на фараона с поднятыми руками и довольным лицом. И то правда: когда ещё удастся совершенно легально отколошматить этого зазнайку, которого даже вождь Аттила слушается беспрекословно? Дальше Ларри не успевает толком понять, что происходит: но секунд через десять воин Аттилы мешком валится на пол. Акменра протягивает ему руку — мол, вставай — и говорит что-то ещё, вроде как — «Не ушибся?» Растерянный гунн поднимается, некоторое время моргает, приходя в себя, а потом наклоняет голову, приветствуя победителя. Аттила с остальными подчинёнными довольно ревут: несмотря на то, что наваляли как раз их соратнику. Акменра надевает корону обратно и говорит ошалевшему ковбою: — Жалко, Джед, ты... по весовой категории не проходишь. Тебе я бы мог показать бросок через спину. Полезная вещь! Так вот, этот, который в кино, делает неправильно, потому что когда на тебя идут сразу трое... Ларри, отмотай, пожалуйста, минут на пять назад? Дальше следует лекция о теории рукопашного боя, которую Ларри слушает с открытым ртом, хотя, честно говоря, из самой теории не запоминает ни хрена. Потому что откровенно пялится на мирного мальчика в юбочке и с подведёнными глазами: добрыми, улыбчивыми, светлыми. Ларри уже недели две знает, как туманятся эти глаза в моменты, о которых обычно не рассказывают в компании. Но интересно, гуннский воин успел разглядеть, каким стальным становится взгляд фараона перед битвой? *** В третий раз Ларри даже пугается, потому что это и правда страшно. Прежде всего — своей неожиданностью. Да, они с Акменра идут гулять, как обычно, причём, что называется, в цивильной одежде: Ларри даже представить себе боится, что будет, если во время прогулки как-то повредятся драгоценные артефакты — одежда и украшения, над которыми Макфи трясётся как припадочный и состояние которых проверяет ежедневно по прибытии на работу. Акменра сперва усмехается, когда Ларри просит его переодеться, но после вопроса «ты представляешь, сколько стоит одна твоя корона, и сколько шкур с меня снимут, если кто-то сорвёт её с тебя и убежит?» — соглашается. — Только ради твоего спокойствия и безопасности, — говорит он, влезая в ненавистные джинсы. И потом они вместе гуляют по набережной, разговаривая о вроде бы отвлечённых вещах, и даже не замечают, что давно переплелись пальцами и идут, держась за руки. Но в конце набережной находятся те, кто это видит. — Опа! — звучит чей-то хриплый голос поблизости. — Какая парочка! А ну-ка, подите сюда, прекрасные, нам есть о чём с вами потолковать!.. Из темноты показываются трое. И обступают, не давая пройти. Один протягивает руку и хватает Ларри за воротник. Ларри дёргается, пытаясь заслонить Акменра, но поздно: двое других, которые хотели взять в клещи худенького большеглазого мальчика, закрутить ему руки за спину и побить ногами, уже очень об этом пожалели. Потому что Акменра быстро суёт руку под куртку — и Ларри с удивлением и ужасом замечает у него в руке короткий египетский кинжал. Экспонат номер две тысячи сто восемнадцать, пятая витрина: холодное оружие времён Древнего царства. А теперь один из нападавших верещит, тряся порезанной ладонью. Второй держится за щеку, сквозь пальцы тоже проступает кровь, и не разберёшь в темноте, то ли пальцы порезаны, то ли щека. А третий, который пытался удержать Ларри за шею, внезапно взвизгивает и сгибается пополам: кинжал проходит буквально в миллиметре от бедра. — Будем считать, что я промахнулся, — говорит Акменра холодным и властным тоном. — Но если ты ещё раз протянешь свои руки, я уже не промахнусь: ты истечёшь кровью здесь, у меня под ногами. Всё ясно?.. Троица обалдело кивает — и мгновенно испаряется, как и не было их. Пока никто рядом не завопил: «Полиция, убивают, спасите!» Ларри приходит в себя... и молчит. А потом бормочет: — Ак? Зачем ты взял оружие на улицу?.. — Перестраховался, — отвечает фараон как ни в чём не бывало. — Я теперь перестраховщик. Как ты. Наверное, это передалось как-нибудь? Шутку про передачу личностных свойств разными забавными путями Ларри не подхватывает: у него нет сил. Сейчас, когда всё закончилось относительно мирно — относительно! — он прокручивает в голове, что могло бы быть, если бы Ак размахался своим артефактом из витрины чуть более серьёзно. Но Акменра словно читает его мысли: — Не волнуйся. Я же просто их напугал. — А убить бы... мог? — Смотря по обстоятельствам, — улыбается Акменра, и от этой улыбки Ларри пробирает дрожью по позвоночнику. — Ранить — точно мог бы. Обездвижить — тоже мог. И убить... наверное, да: если бы возникла угроза жизни. — Твоей? — ляпает Ларри, не подумав. — Твоей, — снова мягко улыбается Акменра. — И скажи спасибо, что я не взял хопеш из соседней витрины. Просто его сложнее под курткой спрятать! Ларри зажмуривается: перед глазами снова стальной блеск кинжала — и стальной взгляд фараона. — Ты и с хопешем... можешь? — Могу, — Акменра пожимает плечами. — Я потом тебе покажу... если захочешь. Ларри вздрагивает: — Нет уж, спасибо. — Пойдём, — Акменра обнимает его за плечи. — Пойдём, Хранитель Бруклина, не переживай. *** В четвёртый раз начинается всё с того, что Ник, за которым Ларри, как и обещал, заезжает к вечеру, сидит, насупившись, в углу своей комнаты и говорит странно напряжённым голосом: — Не поеду я сегодня ни в какой музей. Ларри подходит и пытается посмотреть Нику в лицо. И наконец замечает большой «фонарь» у сына под глазом. — Ники? Ты что, подрался? — Если бы, — видно, что мальчишка изо всех сил крепится, чтобы не зареветь. — Точнее — меня побили! Ларри понимает, что выспрашивать подробности сейчас — дело гиблое. И предлагает: — Давай отвлечёмся. Поедем в музей, там весело. — Хорошо, — бесцветным голосом говорит Ник. Но как только Джед спрашивает: «Эй, мелкий Гигантор, что это у тебя с лицом?» — разворачивается и выбегает из зала диорам. Его догоняет Акменра и уводит к себе. Ларри выдыхает с облегчением: сам он не знает, что сказать сыну, вот правда. Потому что сам не раз бывал в детстве в таких ситуациях, и так и не нашёл выхода. Ни одного. Работа захватывает Ларри по самую макушку, и спохватывается он только тогда, когда пищит таймер: полчаса до рассвета. В египетском зале, как ни странно, слышится хохот, и Ник заговорщицки подмигивает фараону на прощание. А потом снова приходит в музей. И снова. И снова. Они с Акменра о чём-то шепчутся, а потом пропадают часами на погрузочной площадке. Ларри не возражает: он даже рад, что Ак и Ник договорились между собой как друзья. А через неделю Ларри вызывают в школу, и классный руководитель говорит: — Ваш-то! Один троих отделал. — Как... отделал? — Ну, не то чтобы очень, — учитель гордо усмехается: похоже, он сам рад за Ника, и весьма. — Налетели тут на него, на одного втроём. Так он одному в глаз заехал, другому плечо вывихнул... а третий сбежал! И знаете, они теперь так уважительно на него смотрят! Ларри хмурится и едет на работу с решительным видом: но вся его решительность испаряется на пороге египетского зала. Акменра и Ник сидят на краю саркофага, и Акменра говорит: — Главное — применять эти знания для защиты и самообороны, а не для нападения и агрессии. Поначалу для всех ты мирный мальчик с добрыми глазами, и те, кого ты любишь и кто любит тебя, пусть таким тебя и знают. До тех пор, пока тебе или твоим любимым не начнёт грозить опасность. Ник оборачивается на звук шагов, видит отца — и только тогда отвечает, хихикнув: — Ясно! Я понял!.. И тут же убегает куда-то: наверное, снова играть с рыцарями в футбол. А фараон усмехается, видя напряжённое лицо Ларри: — Всё в порядке. Ты научишь его тому, что умеешь ты. Я научу его тому, что умею я. В том числе и затем нас с тобой двое, понимаешь? Ларри не понимает. Он стоит с отвисшей челюстью и пытается сообразить, что ему только что сказали. Вот этот самый мальчик сказал, мирный и улыбчивый, который готов на многое, чтобы защитить тех, кого любит. *** А в пятый раз они встречаются с Аком лицом к лицу в рукопашной схватке, и когда умотавшемуся Ларри с седьмого раза удаётся устоять на ногах, Ак хлопает его по плечу и говорит: — Вот сейчас я за тебя спокоен. Понимаешь, в бизнесе бывают всякие... ситуации. Давай теперь против хопеша попробуешь? И Ларри с удовольствием пробует, чувствуя, как подчиняется тело и словно звенят натянутые мышцы; и когда уже ему удаётся опрокинуть фараона наземь, становится так радостно: даже несмотря на то, что, скорее всего, Ак банально поддался. По крайней мере, всю их схватку в его глазах не было того самого стального холода. Они просто развлекаются: мало ли, в жизни пригодится.