Нежнее одуванчика

Заведомо достаю из сумочки наушники и надеваю их, чтобы лишний раз не вызывать у прилипчивого охранника безудержного желания пообщаться. Устало передвигаю ноги и пытаюсь выдавить из себя вежливую улыбку в ответ на его широкую белозубую. Завидев меня, он, как обычно, выбегает из своей рабочей будки и прытью несется вперед, чтобы придержать для меня входную дверь. Скупым кивком благодарю, не удостоив парня и взглядом, и без зазрения совести начинаю цокать высоченными каблуками уже по мраморному холлу элитного жилого комплекса. Странный он, работает здесь больше полугода, а все еще надеется на то, что никогда ему не обломится. Хмыкаю от этих мыслей и смотрю в сторону лифта. Интересно, с каких пор в этот дом впускают кого ни попадя? Шаг замедляется, и я прищуриваюсь, чтобы навести фокус на громко спорящих о чем-то парней. Шум от каблуков отвлекает белобрысого, и он резко поворачивается, впиваясь в меня взглядом. Дерзкий, сразу видно по его вызывающей ухмылке и оценивающему взгляду, которым он меня буквально сканирует. Нахал. — Хен, ну пожалуйста, не оставляй его… — хнычет второй, темноволосый, но, заметив меня, сразу опускает взгляд и говорит уже намного тише, — в моей комнате, умоляю. Божий одуванчик — единственное, что приходит в голову, и это почему-то кажется мне… милым? Расстояние между нами сокращается, я интуитивно выпрямляюсь, по привычке напустив на лицо гримасу величественного безразличия. По правде, очень не хочется заходить в кабину лифта вместе с этими цыганами и их пожитками, в виде двух безразмерных чемоданов. Но, к счастью, места там предостаточно, и я, не желая тратить время попусту, захожу в кабину последней, поворачиваясь к пыхтящим над своими вещами парням спиной, тут же нажимая нужную мне кнопку. — О, это наш этаж! — тихо шепчет одуванчик, так, чтобы я не услышала через наушники, которые, к слову, не подключены к плееру. — И такая цыпочка живет по соседству! — гиенит белобрысый, но тоже тихо. Видимо, духу не хватает сказать что-то подобное в лицо. Раздраженно закатываю глаза, наблюдая за их физиономиями в отражении стальных створок лифта. Чувствую, как ноет лодыжка, которую я неудачно подвернула, выходя из машины недавно, и замечаю, как белобрысый аккуратно тянет руку вперед. Секунда, и к моей заднице касаются его шаловливые пальцы. От возмущения я сильно зажмуриваюсь и мысленно даю наглецу в морду, но на деле, неспешно вытянув из ушей затычки, разворачиваюсь к одуванчику. — Э.. это не я! — он нервно сглатывает, и я замечаю родинку на его носу, которая ему чертовски идет. — Как тебя зовут? — спокойным, даже ласковым тоном говорю я, становясь напротив него. — Т.. тэхен, — мычит он, вжимаясь в стенку лифта. — Дай мне свою руку, Тэхен, — коварно улыбаюсь и беру неуверенно протянутую им ладонь. Нежно глажу чуть шероховатую, обветренную кожу, затем прижимаюсь к нему и завожу его руку назад, припечатывая ее к своей упругой заднице, — вот так надо делать, милый, запомнил? Пару секунд в упор смотрю на перепуганного до смерти одуванчика, затем перевожу безразличный, колючий взгляд на белобрысого и внутренне ликую — его кислая мина сделала мой вечер. Повисшая в тесном пространстве гробовая тишина позволяет мне почувствовать себя победительницей, и я, вызывающе заправив прядь волос за ухо, провожу пальцами вдоль шеи и разворачиваюсь, потому что в следующий миг створки лифта открываются.