Бетельгейзе

«Мой корабль сегодня садится на мель Позволю звезде мне в руки упасть»

      Когда Лея слышит об Эмилин Холдо, она первым делом вспоминает не красноречивого сопротивленческого вице-адмирала, готового бросится в любое пекло за своим генералом, — а худощавую долговязую гаталентскую девчонку с растрёпанными зелёными волосами и в совершенно нелепого вида наряде, что сливается в яркое пятно.       Эмилин проносилась мимо ураганом оттенков, — её видок вполне мог вызвать припадок у какого-нибудь бедолаги, страдающего эпилепсией. А когда Холдо надевала свои очки, то и вовсе был сущий кошмар, — розовые линзы в ужасающей формы оправе, в которых голубые глаза делались фиолетовыми, — она, пусть и странная, но вполне человеческая юная девушка, становилась похожей на какое-то существо явно не из их Галактики. Эмилин говорила труднопонимаемыми фразами, — видно, дар разглагольствовать в платформе с репульсором у неё с рождения, — и смотрела сквозь те устрашающие очки так, что Лее становилось даже немного не по себе. Холдо красила ногти лаками разнообразных цветов, — когда она жестикулировала костлявыми руками, казалось, будто неведомая птица с неизведанной тропической планеты машет цветастыми крыльями. Что такая эпатажная девица вообще делает в младшей легислатуре Сената? Лее было трудно это понять, но в то время, как юной Органе хотелось примкнуть к Альянсу, а родители категорически запретили, её поддержала именно Эмилин. Не выдала и не отвернулась, не бросила пару бессмысленных метафор, — выслушала и помогла. Она встала с Леей на одну сторону.       Кругозор чудаковатой Холдо оказался куда шире, чем вообще можно было представить: та рассуждала о таком, что обычному человеку и в голову бы не пришло, — например о том, насколько симпатичны аквалы, неймодианцы или, чего доброго, мууны и даже хатты, — «хотя, я не уверена, что с хаттами можно иметь дело, они в большинстве своём бандиты и убийцы». — Вот ты, Лея, плюёшься, а подумай, сколько ласки могут подарить мягкие руки лонеранцев!.. — говорила Эмилин, мечтательно улыбаясь, пока Лея жмурила нос от одной только мысли, что человек вообще может относиться к лонеранцам так. — Если смотреть в небо с одной планеты всю жизнь, всех звёзд не увидеть, — лишь пожимала Холдо угловатыми плечами. — Оторва, — подытожила Лея. — Ну что ты так, — смеялась Эмилин, — я просто смотрю в душу, а не на огромные клыки, слизь или мех.       Она и вправду умела смотреть в душу. Эмилин утешила Лею, когда Органе случилось переживать за возлюбленного. — Звёзды в ресницах не помогут, — сказала Холдо, и, увидев, что Органа её не совсем поняла, пояснила, — слёзы. Не расстраивайся, Лея, созвездия благоволят тебе.       Эта чудная полагалась на астрологию чаще, чем следовало бы: — Всё будет хорошо. Рука близнеца сияет сегодня ярче.       Хоть разок взглянув на Эмилин, можно подумать, что она замкнутая себе на уме эксцентричка, ошарашивающая всех окрест внешним видом и повадками, — и совсем не разглядеть в ней самоотверженного верного друга, чей совет хоть и не каждому понятен, но не менее мудр от этого.       «Рука близнеца», видимо, потухла или исчезла, — с гибелью Кира Домади, Лее казалось, потухли все звёзды в Галактике. А чего ещё думать, когда история первой любви заканчивается подобным образом? Слова Эмилин помогли прийти в себя: — Бесконечный свет звёзд никогда не угаснет, а вот ты можешь, если поддашься печали. Не дай погаснуть своему огню, — Холдо обняла Лею, прижав к худой груди.       Она пообещала быть рядом всегда и вопреки, — но до Леи далеко не сразу дошло, что подруга имела в виду. — Благодари судьбу, что твои чувства оставались светлыми, радостными и разделёнными, — Эмилин говорила как-то печально-отстранённо, — мне такого не видать. Моя любовь даже не догадывается.       Действительно не догадывалась, — десять лет. До того момента, как Органе вновь удалось толком поговорить с Холдо.       Они встретились спустя целых десять лет, после всех перепалок между Империей и повстанцами, когда Новая Республика созвала Сенат заново. Лея разглядела среди разношёрстного народа высокую женщину в длинном ярком узорчатом платье и с волосами цвета заката, — новая причёска не помешала узнать Эмилин. Она теперь больше походила на сенатора, — неизменно-цветастый наряд струился, подчёркивая худобу, на руках блестели браслеты в виде линий созвездий, а волосы аккуратно уложены. Нет тех очков, что снились Лее в кошмарах, — и скрывали волшебную синеву глаз Эмилин. Холдо с головы до пят будто волшебная, не от мира сего, — оставалась такой и наверняка будет до конца жизни.       После короткого разговора что да как, Лея пригласила подругу поужинать через три дня на Хосниан-Прайм.       Они проводили время за беседой и изысканными яствами; Холдо предложила выпить красного хоснианского вина, — тогда Органе пришлось признаться, что она на втором месяце беременности. — Так вот отчего Рука близнеца так ярко светит, — заключила Эмилин. — До сих пор увлекаешься астрологией? — усмехнулась Лея. — Я всегда полагаюсь на сложение созвездий: они дарят ценное наставление на любой путь. Кроме любви, — на тонких губах Холдо замелькала полуулыбка, — здесь дорог слишком много, запутаться в них несложно.       И вправду, — Эмилин может выбрать кого угодно, и ему или ей бы несказанно повезло. Лее вдруг вспомнился один их разговор, и она тут же поинтересовалась: — Так в кого ты была влюблена тогда? — Ты всё-таки не догадалась.       Лея поражённо молчала, когда Холдо добавила: — Мне оставалось лишь завидовать после твоих рассказов, как Кир расплетал тебе косы. Ему завидовать.       Да, выбор перед Эмилин огромный, она не ограничивалась ни расой, ни полом, — вот тебе и мон-каламари, и талзы, да те же лонеранцы, — но выбрала Лею. Та не знала, что и сказать, — только пообещала, что её отношение к подруге не изменится.       В руках юной Холдо не было дрожи, в глазах не виделось ревности, смущения или желания, — разве что желание быть верным другом. И она останется, — обещала же.       Когда пришла пора прощаться, Эмилин, положив Лее руки на плечи, сказала: — Всегда слушай своё сердце, дорогая. Пускай созвездия укажут тебе верный путь, а твои светила не померкнут, — и, медленно приблизившись, легонько поцеловала в лоб, — всегда и вопреки.       Через почти что тридцать лет Холдо будто похудела ещё сильнее, вытянулась ещё выше, — но она по-прежнему выглядела как настоящий сенатор, даже когда приняла звание вице-адмирала в Сопротивлении.       Платье в пол цвета розовой дымки, добавляющее ещё больше роста, нежно-лиловые волосы, — теперь Эмилин напоминает Лее цветок, маленький цветочек звездоцвета посреди чёрной космической бездны. Вице-адмирал всё такая же самоотверженная, но гораздо более предусмотрительная: она придумала план спасения повстанцев.       Но для себя спасения не нашла.       Сопротивление стремительно угасает, умирает, превращаясь в пустоту посреди мертвенной тишины. Жизнь и так коротка, — и никогда нельзя предугадать, когда она оборвётся, став куда короче, чем ожидаешь.       Эмилин идёт на это добровольно.       Она сжимает руку Леи в своих тощих ладонях, — удивительно, откуда в них столько силы? Откуда в её сердце столько отваги? — Ну же, не смотри так, — а она улыбается так беззаботно, словно перед ней не стоит того сложного выбора, преследующего Холдо вечно, — кто-то же должен подарить вам шанс. И не надо звёзд в ресницах, Лея, они светят холодно и безрадостно.       Когда шаттлы покидают «Раддус» и несутся к Крейту, крейсер разворачивается на таран ко вражескому флагману, — Эмилин Холдо проявляет свой исключительный гений. Белая полоса, как прорезь в полотне, рассекает «Превосходство» и ещё дюжину разрушителей, а Органа чувствует, как всколыхнулась и тут же затихла Сила в том месте, где прежде была девчонка с разноцветными волосами и одеждами. Теперь она у своих созвездий, и Лея не сомневается, что те наставят на правильный путь, — голосом Эмилин.       Лея знает, — Эмилин будет ждать её среди звёзд. Всегда и вопреки.