Тихие шаги, настолько аккуратные, что, скорее, схожи с шарканьем. В камерах наступает тишина, гремят цепи, кто-то начинает кричать.
Мори смотрит на чудовище, им сотворенное, с широкой улыбкой и чуть прикрытыми глазами. Дазай быстро окидывает взглядом стены из потемневшего старого кирпича, обшарпанный пол, железные решетки, скрывающие за собой врагов Портовой Мафии. Вздыхает и уверенно поднимает голову, чтобы заглянуть прямо в глаза боссу. За его спиной, сунув руки в карманы, стоит Накахара. Заметив взгляд напарника, он тихо «цыкает», прислоняясь спиной к холодной стене. По кашлю Дазай обращает внимание на еще одного человека, занявшего место за поворотом в соседний коридор.
– Мори, зачем здесь Чуя и Акутагава? – он скрещивает руки на груди, чуть вздергивая подбородок. Мори еще шире улыбается, потирая руки.
– Хочу, чтобы кое-чему научились.
– Как угодно, – Осаму закатывает глаза, резко оборачиваясь.
Он все так же плавно ступает по длинным коридорам, больше не обращая внимания на напарника и ученика, которые, не особо спеша, идут за ним. Останавливается, касаясь ладонью холодной железной двери со вмятинами наружу. Усмехается, уверенно поворачивая рычаг.
Комната пыток встречает холодом и таким сильным запахом крови и металла, что словно остается в легких и на языке, при попытке что-то сказать, вздохнуть, сделать. Здесь даже моргать сложно. Дазай идет медленно, словно смакуя каждый свой шаг и приближение к
очередной своей жертве. Он перебирает пальцами ножи и кинжалы, просто так висящие на специальной магнитной балке. Ах, вместе с ними так красив был бы его труп.
На середине комнаты железный стул, окруженный незадействованными цепями. Пленник резко дергает головой, чтобы убрать с лица мокрые черные волосы, прилипшие к глазам. Его губы искривляются в дрожащей, с болью данной усмешке.
– Уйди, малец. И этих сосунков забери. Уж в знак уважения, Мори мог и не звать детей потешиться надо мной, а убить наконец!
Осаму усмехается, присаживаясь на корточки перед мужчиной. Длинными пальцами проводит по ранам на чужих ногах, оставленным от кнута. Пленник шипит, Дазай продолжает улыбаться, вычерчивая кривую линию, двигающуюся выше.
– Вообще-то, – приподнимается, заводя руку за голову мужчины, – Я последний, кого ты увидишь и будешь молить о том, чтобы нажал на курок, – с силой дергает за короткие волосы и отпрыгивает назад, когда мужчина подается вперед, чтобы укусить.
– Ай-яй-яй... Нехорошо, Исао. Тебе давно следовало рассказать все, что Мори хочет услышать. Меня бы не отрывали от чтения... Акутагава, прикрой, пожалуйста, дверь. Сейчас здесь станет шумно, – сбрасывает с плеч пиджак и бросает его в Накахару, мельком кивнув. Тот, недолго думая, вешает его на крючок и выдвигает два стула, показавшихся ему удобными.
Акутагава занимает предоставленное место неуверенно, постоянно оборачивается, чтобы успеть увидеть здесь все, и, сморщившись, отворачивается, когда замечает на полу явно вырванный зуб. Он не понимает, зачем Мори отправил его сюда. Поднимает голову и внимательно смотрит за тем, как Дазай, словно безумец, мечется от полки к полке.
– Надеюсь, ты быстро начнешь говорить. У меня сегодня намечено увеселительное плавание по той речке возле района Минамото. Да-да, того самого, где ты жил.
— Придурок, у нас намечено задание!
Осаму игнорирует крик напарника, старательно завязывая очередную петлю, которую сразу набрасывает пленнику на шею. Тот молчит, кусая губы. Сложно. Сложно поверить, что этот парень, еще мальчишка, будет проводить допрос. Он останавливается напротив, без тени той ухмылки, без намека на жалость. Просто смотрит, скрестив руки на груди, прямо в глаза. У пленного они серые, напуганные, а у Дазая темные, безжалостные, пугающие.
— То есть тот факт, что я знаю, где живет твоя семья, тебя не пугает? Значит, я был прав. Есть квартира на имя супруги. Спасибо.
Он хрустит пальцами и быстро расстегивает белую рубашку на три пуговицы. В комнате леденящий пальцы холод, а ему жарко. Жар от предвкушения разносится по всему телу какой-то приятной истомой.
Удар. Звонкая пощечина эхом раздается по комнате. За ней следует череда ещё пяти ударов, пришедшихся на лицо и живот. Исао сплевывает слюну с кровью и медленно поднимает голову на юношу.
— Сколько тебе лет, щенок? — криво усмехается, старательно выворачивая голову, чтобы вытереть рот об оголенное плечо. Прошлые «мучители» постарались так, что ранее белоснежная рубашка теперь висит на нем тряпьем.
— Шестнадцать, — Дазай пожимает плечами, снова хрустнув пальцами. — А теперь моя очередь задавать вопросы. А твоя – кричать и отвечать. Где документы, Исао?
Мужчина надменно смеется, качая головой. Осаму без толики эмоций отходит ему за спину и с силой дергает за веревку, ранее спокойно лежащую на спинке железного стула. Исао начинает хрипеть, кровь пеной течет с его губ. Парень наклоняется к самому уху и, шипя, повторяет вопрос, лишь сильнее затягивая.
Чуя из своего угла тихо предупреждает, что совсем немного осталось до окончательного удушья, и Дазай отпускает веревку так же резко, как и взял. Пленный хрипит, инстинктивно стараясь дышать и оставаться в сознании.
Дазай снова опускается на корточки и приставляет ко внутренней стороне локтя мужчины иглу. Исао расфокусированно смотрит на него, на иглу у своей руки и из последних сил хрипит, когда холодная жидкость, словно прорезающая вены изнутри, выходит из шприца. Дазай просто бросает его в угол, отходит в сторону и ждет, разматывая бинты. Он снимает нож, выглядящий чище остальных и, тихо насвистывая, царапает свои запястья. Он делает это всегда, когда хочет, так почему бы и не здесь? К тому же, не пристало терять азарт из-за того, что перестарался с игрушкой.
Исао, что не удивительно, приходит в сознание быстро.
— Что за дрянь ты мне вколол?! — слабо дергается, шипит в сторону парня и презрительно смотрит на ещё двоих, так и сидящих в углу.
— Тебе лучше не знать его состав. Зато теперь ты еще до-о-олго будешь в сознании.
Дазай боком заходит за странное черное железное строение и копошится там, стуча металлом о металл. Выходит с кочергой и ножом, красными и дымящимися.
— Познакомились? Начнем же! Где чертовы документы, Исао? — просовывает кочергу в одну из дыр на рубашке мужчины и прижигает, все с тем же безразличием наблюдая за тем, как морщится пленник.
Он держит ее до тех пор, пока мужчина хрипит, шипит и извивается, а потом отбрасывает в сторону, резко подходит и вырезает на плече свое имя, сразу же прижигая. Ему не привыкать к запаху жженой плоти, искаженным от боли лицам, крикам, иногда, кажется, почти оглушающим, но быстро проходящим. Не каждый может орать несколько дней напролет и оставаться в состоянии сказать хоть что-то.
— Хорошо. Другой вопрос. Где та чертова записка с кодом доступа в вашу ничтожную организацию?
Исао тяжело дышит открытым ртом и молчит, лишь морщится при каждом поднятии взгляда от пола.
— Что же, у нас есть два дня. Завтрашний вечер – крайний срок. Так что... Надеюсь, ты не сдохнешь от болевого шока. Мне же будет чертовски скучно без такой компании.
Осаму ловко прыгает на массивный железный стол, удовлетворенно облокачиваясь спиной о холодную кирпичную стену. Он лениво переводит взгляд на пленного. Тот может вызвать отвращение из-за своего нового внешнего вида, может испугать изнеженные глаза. Но он, его вид, в первую очередь скажет о смелости и чести.
— Твоя напарница ведь знает о местонахождении всего этого хлама, нужного моему боссу? — холодно спрашивает он, глядя в упор, не отрываясь, не моргая.
Пленный замирает всего на мгновение и этого Дазаю хватает, чтобы продумать дальнейшие действия. Исао с ухмылкой качает головой.
— Нужно ее поймать, — продолжает Осаму, переплетая пальцы на колене.
Видно, как мужчина облегченно выдыхает, как дрожит прожженный живот; слышно, как скрипят от боли его зубы и он тихо шепчет молитву, прерываясь на кашель. Правильно шепчет – все равно его не успеют спасти или облегчить мучения.
Осаму медленно поднимается и жестами приказывает Акутагаве принести ему стул и поставить напротив пленного. Исао молча следит за каждым действием своего палача, иногда хрипло кашляет.
— Хочешь воды? — Дазай садится напротив, предварительно положив что-то (чего мужчина не видит из-за веревки на шее, мешающей посмотреть да вообще сделать головой или шеей хоть что-то) на пол, и протягивает стакан. Недолго думая, Исао кивает.
Осаму придерживает его подбородок, помогая полностью осушить стакан, и отставляет его как можно дальше на пол.
— А теперь начнем веселиться.
В этот раз удар целенаправленно приходится мужчине в нос. Слышится хруст, брызжет кровь. Он не в силах удержать голову. Та мотнулась в сторону. Мужчина старательно схаркивает, чтобы быть в состоянии дышать, и чувствует толстые веревки, еще крепче пережимающие запястья. Опуская взгляд, видит, что теперь его руки окончательно сцеплены с железными ручками стула.
— Знаешь, что будет дальше? — Осаму плавно поглаживает тыльную сторону правой ладони мужчины. Тот, как может, фыркает.
— Банально и предсказуемо, щенок, — хрипло выдает он, — Будешь ломать мне пальцы?
Осаму смеется, откинув голову чуть назад.
— Ты ведь сам только что отметил, что это невообразимо скучно.
Он поднимает с пола небольшой молоток, демонстративно раскручивая его в ладони.
— Кто бы мог подумать, — шепчет он, медленно поворачивая голову к мужчине, напрягшемуся еще больше, — что от такой маленькой легкой игрушки может быть столько криков.
Если мужчине не повезет умереть в ближайшие несколько минут, то он даже представить себе не хочет, как это будет больно. Он знает, что, если останется жив, – его могут, в принципе, успеть «спасти», – то этого парня будет звать дьяволом во плоти.
Его обычные, казалось бы, карие глаза, буквально светятся от желания причинять боль, слушать крики и повторять это снова и снова. Но Исао более чем уверен, что, как последняя тварь, сдохнет здесь. От рук этого ублюдка.
Глухой удар и хруст. Осаму ударил точно по первой фаланге указательного пальца. Мужчина кричит, пытаясь вытащить руку из пут веревок, дергается и хрипит. А парень просто смотрит, как палец быстро начинает опухать, как краснеет ноготь, наливаясь кровью изнутри, и быстро бьет еще два пальца, точно так же. Пока пленный кричит, он вырезает на этом плече свою фамилию. Всё. Это окончательно и бесповоротно его игрушка. Он закончит жизненный путь мужчины здесь и даст ему путь дальше.
Исао хрипит, мычит, яростно дергается, а Осаму с улыбкой смотрит на лопнувший палец, на вытекающую из него кровь, на показавшуюся белую кость.
— И, раз уж ты просил сломать...
Поворачивается к другой руке, выворачивает ее обратной стороной, уже причиняя боль трением уставшей кожи о грубое волокно. Он заставляет мужчину сжать руку в кулак и быстро дергает. Где-то внутри сейчас порвалось сухожилие. Адская боль, слезы, дрожащие губы, но он все еще не молит о пощаде, не просит убить быстро и безболезненно, наконец отпуская. Он держится и шепчет проклятия.
— Что-то ты больно болтлив, — парень недовольно щурится, — Я с радостью вырвал бы твой язык и заставил сожрать, но нам нужны слова. Так что...
Мужчина втягивает губы, кусая их изнутри, вьется в цепях ужом и смотрит в упор, прямо в глаза мучителя. Тот резко встает.
— Акутагава, Чуя, быстро тащите щипцы и крепление для челюсти! — с грохотом отбрасывает свой стул в сторону.
— Для чего? — лениво интересуется Накахара, откровенно дремавший. Он... никогда не любил пытки. До сих пор предпочитает заткнуть уши и уснуть.
— В одной книге про суицид, которую я читал, был совет для тех, кого могут зажать в угол, вроде как мы его. Можно откусить себе как можно большую часть языка. Смерть мучительная, но куда быстрее, чем от переломанных пальцев. А у него хороший болевой порог.
Накахара напрягается, внимательно вглядываясь в лицо Исао, и недовольно дергает плечом.
Рюноске, к своему удивлению, достаточно быстро смог найти злополучные щипцы, действующая часть которых или не была ни разу вымыта, или повидала уже столько ртов на своем веку, что кровь прикипела.
Осаму дергает зуб за зубом, Исао уже просто не может кричать, он не понимает, как вообще еще остается в сознании, а живым – и подавно. Вспоминает тот шприц и медленно переводит уставший взгляд в сторону, куда это медицинский предмет был брошен.
Он чувствует, как кровь сочится из разодранных в клочья десен, мешая дышать, щипцы неприятно давят на язык, вызывая рвотные позывы, и вот, когда Исао думает, что сможет хоть так отомстить, выместив весь свой завтрак, поданный незадолго до прихода парня, на тщательно выглаженный костюм, на котором красуется лишь несколько пятен его крови, Дазай заканчивает, отходя в сторону с удовлетворенной ухмылкой. Пленный дергает голову набок и блюет на пол, чтобы месть врагу не стала направлена на самого себя.
Дазай морщится, небрежно отбрасывая щипцы на стол.
— Нужно уборщиков позвать и попросить Мори притащить сюда тех громил, чтобы они присмотрели за ним. А ты, Исао, — на пятке поворачивается к мужчине, — Жди меня завтра утром. На сегодня хватит.
Не дожидаясь реакции, он оборачивается и уходит. Останавливается лишь у двери, уже оставшись один-на-один – Чуя с Акутагавой ушли выполнять эти мелкие поручения, желая быстрее свалить.
— Или ты прямо сейчас скажешь мне, где твоя семья, подружка, документы, штаб?
— Семьи нет, подгхушка дафно сфалила, пока фы со мной фоситесь. Иди к чегхту! — и смеется, брызгая слюной и кровью, насколько возможно отклоняя голову.
— Я так и думал, — Дазай благосклонно склоняет голову. — Твое желание смерти похвально, и завтра я спасу тебя, помогу отправиться дальше, оставив всю эту чертовщину здесь.
Он уходит, не закрывая дверь. Пленнику некуда деваться, он не может даже сдвинуться с места, а открытая дверь лишь похожа на очередную издевку.
Осаму уходит, сунув руки в карманы и чуть опустив голову, а из железной комнаты №4 раздается болезненный вой, снова вызывающий желание творить, работать, убивать. Разжигающий азарт, раздирающий желанием и предвкушением душу, будоражащий кровь, вызывающий ухмылку, а потом смех, похожий на истерический или маньяческий.
***
Осаму вернулся точно так же, как и в первый раз. Он снова перебирал ножи кончиками пальцев и они мелодично перезванивались. На его губах была легкая улыбка, словно пришел на праздник. Чуи не было, а Акутагава предусмотрительно принес стул поудобнее. Пленный не поднимал головы от груди, которая тяжело поднималась. Дазай остановился на расстоянии вытянутой руки, теперь уже с ухмылкой рассматривая
свое творение. Результат его более чем устраивал, но... Все равно было мало. Хотелось слышать эти крики, звук ломающихся костей, а потом прийти в соседнюю камеру и посмотреть на то, как напарница Исао, та самая "сбежавшая" девчонка, смотрит видео пыток своего друга. Видеть перепуганные и полные слез глаза, направленные на него, буквально чувствовать в ее мимике, глазах, мычании эту немую мольбу прекратить.
Но он не послушает.
Никогда не слушал.
Это его предназначение.
Его работа.
Долг.
Стихия.
Жизнь.
Дазай наклоняется, левой рукой опираясь на колено мужчины. Он игнорирует реально зловонный запах от мужчины, который за две недели нахождения здесь забыл даже как выглядят душ и нормальный туалет. Он касается самыми кончиками пальцев его расплющенных пальцев, коричневых от засохшей крови, красной от мяса, клочьями торчащего. Раздробленные кости сверкают в этом тусклом свете.
Осаму улыбается.
— У тебя ужасный педикюр. Но не беспокойся, уж в этом-то я тоже профессионал. Чего только не приходится делать, работая с настолько серьезной организацией вместе, будучи правой рукой ее босса.
— А тебе этого... мало? — с трудом хрипит, шепелявя из-за отсутствующих зубов. Нет-нет, Дазай не вырвал все. Только половину, самую, на его взгляд, опасную. И, к сожалению, пленник уже подавлен. — Ублюдок.
Осаму чуть опускает голову, усмехаясь. Он не сломлен.
Он все еще, черт возьми, не сломлен! Эта игрушка выдержит еще пару часов! И Дазай позаботится о том, чтобы они вспоминались даже на том прекрасном свете!
— Потрясающе! — поднимает голову и с улыбкой, с восхищением смотрит в глаза мужчины. Несчастного. Забитого. Изуродованного. Но такого по-особому прекрасного. — Я просто не знаю, с чего и начать, настолько ты меня поразил!
Исао смотрит на него, как на пациента психиатрической клиники, сбежавшего погостить среди здоровых.
Дазаю не требуется много времени на поиски очередных щипцов, на этот раз поменьше в размерах. Он с улыбкой, что-то насвистывая, опускается перед мужчиной на колени. Оглаживает грязные ступни с потеками крови, отмечая синие отметины после веревок; местами есть уже затягивающиеся шрамы — памятки старой жизни, а где-то совсем недавние. Кажется, те мужчины, несмотря на приказ, все-таки били его. Это потом, потом.
Дазай проучит их чуточку позже.
Когда наиграется здесь.
Обязательно.
Он подцепляется старательно, даже как-то нежно, с ювелирной точностью, и медленно тянет. Исао откидывается голову назад, кусая губы распухшими красными деснами.
Он так устал кричать...
Мужчине кажется, что он буквально чувствует, как ноготь медленно, словно ниточка за ниточкой, жилка за жилкой, сосуд за сосудом, отделяется от пальца. Он истошно кричит, когда парень, наконец, дергает.
А потом получает удары молотком по пальцам, на которых были изничтожены лишь первые фаланги.
Исао все равно молчит. Если не брать в расчет его крики следующие десять минут.
А потом он просто устал и замолчал, что-то хрипя.
— Да ты же жрать хочешь, Исао! — и снова эта
невинная улыбка
убийцы. — Официант!
Рюноске фыркает, вероятно выражая оскорбленность, и подносит тарелку бульона и длинной тонкой трубкой.
Исао ничего не понимает, Дазай улыбается, Акутагава ретируется, морщась.
Осаму действует медленно, растягивая, причиняя больше боли и дискомфорта. Он с улыбкой проталкивает эту самую трубку в сломанный распухший нос пленного. Тот пытается брыкаться, делая больнее сам себе. Парень удовлетворенно кивает, когда все получается, и начинает аккуратно, неторопливо вливать горячий бульон через трубку.
Он читал о таком способе кормления давно. Жаль только, что не пробовал до этого момента. Эффект, стоящий его внимания, захватывает.
Даже сложно себе представить боль, испытываемую человеком, которому через нос вливают в желудок горячую жидкость. Пожалуй, сам он изощрился бы умереть, чтобы не попасть на такое шоу с собой в главной роли. И мысль о смерти портит его настроение.
Он?
Этот червь?
Этот жалкий Исао отправится
туда раньше него?
Парень дёргает уголком губы в подобии ухмылки. Что ж, видимо, он действительно не достоин успокоения.
Бульон, тем временем, заканчивается, а Акутагава убегает, элементарно не выдержав. Он знает, что его заставят посмотреть на результат, полученный учителем, знает, что это будет ужасно. Но не хочет смотреть.
А Осаму
притворяется, что его исчезновения и не заметил.
Дазай тратит два часа своего личного времени на обычный разговор с Исао. Спрашивает что-то о семье, о работе, о напарнице, о страхах и увлечениях. И ведет себя настолько непринужденно, что стороннему наблюдателю действительно могло бы показаться, что это просто дружеская встреча.
Если бы Исао не был в крови.
Если бы кругом не валялись оружие и инструменты.
Если бы Дазай сейчас не вшивал ему жуков в пятку.
Как оказалось, ног Исао уже практически не чувствует, и это было зря. Зато Дазай, как сам он сказал, поупражнялся в вышивании.
А потом он просто начинает задавать очередной десяток вопросов, заказанных Огаем. То ли Исао уже сдался, то ли подействовал порошок в бульоне, но на многие вопросы он отвечает.
На все, кроме самых важных, из-за которых все это и было. Пренеприятно.
Он измучен, добит. Что осталось? И о черт, Дазай знал последнее средство, самое изощренное, придуманное им недавно.
Он вкалывает мужчине успокоительного и оставляет отдыхать, предварительно пообещав, что вернется через несколько часов с пистолетом и подарками. Посылает воздушный поцелуй и уходит под отборные маты вслед.
Исао открывает глаза и первое, что несчастный видит, — довольная Дазаева рожа. Морщится, отводя усталый сонный взгляд.
— Какое твое зрение? — кажется, интересуется совсем мило и невинно, чуть склонив голову набок.
— Стопроцентное, — буквально выплевывает измотанный мужчина.
— Не уверен, — грубо хватает за подбородок, заставляя смотреть только на себя. — Тебе знакомо это маленькое чудо?
Исао смотрит на прозрачный мешочек в руках парня, в котором бегает крупный черненький жучок.
— Он совсем молодой, говорят. Кусачий.
— И чего это?
— Жужелица-скарит! Мило, правда?
Осаму поднимается, отряхивая запылившиеся на коленях брюки.
— И он будет итогом нашего с тобой знакомства. Увы.
Дазай достает молоток, вертит его в руке и замахивается. Исао уже даже не морщится. Он просто прикрывает глаза и начинает дышать еще тяжелее, хотя, казалось, дальше некуда, и готовится к боли. Но ее нет. Парень не стал бить. По нему. Он расщелкнул грецкий орех и принялся крошить его на кусочки поменьше. И это он дал Исао, аккуратно укладывая кусочки на распухший язык. Это лишь больше пугало.
Лучше бы, наконец, промахнулся и убил.
— Что же, начнем? — Дазай ловко достает из мешочка скарита, дует ему на голову и кладет в половинку от скорлупы ореха. Резко прикладывает к глазу мужчины, из-за чего тот дергается и хрипит.
Парень привязывает скорлупу повязкой и занимает место на кресле напротив. Нужно время.
Сначала все тихо. Дазай читает любимое произведение, иногда глядя на время, а Исао, наконец, прекращает дергаться, поняв всю бесполезность этого занятия. И первые полчаса он жалуется лишь на зуд на глазу — жук бегает туда-сюда в поисках выхода.
Зато потом, когда маленькие желваки смыкаются на его веке, Исао начинает кричать. Долго и протяжно.
Миллиметр за миллиметром, жук на протяжении двух часов выедает глаз у мужчины, который уже даже сознание потерять не может. Он чувствует все. Каждый раз, когда насекомое ухватывает еще не тронутый кусок, он хрипит, кричит сорвавшимся голосом, извивается. А Дазай... он безразлично наблюдает все время и улыбается, когда взгляд единственного оставшегося глаза, полный отвращения, боли, ненависти и отчаяния устремляется на него.
Осаму ждет лишь нескольких слов.
Ждет мольбы.
Но этот ломается иначе.
В один момент он просто перестает двигаться и кричать. Замолкает и иногда вздрагивает. Дазаю хватает десяти минут, чтобы потерять интерес и терпение. Он подходит и грубо срывает повязку. Как в замедленной съемке орех и жук падают на пол. Насекомое довольно потирает лапками и бежит, смешно дергая вымазанной в крови конечностью.
Голова пленника отклонена на стул, пустой, сломанный взгляд устремлен в потолок, изо рта течет кровавая слюна.
— Где документы? — спрашивает мягко, но в глазах те же холод и безразличие. Хотя, постойте-ка... что это там заметил Исао, буквально на мгновение? Зависть?
— У Милли. Но фам ее не дофтать. Она дефочка умная. И уше, наферное, дафно на басе, с нофым напафником.
Осаму усмехается, ловко достает пистолет и снимает с предохранителя. Дуло направлено мужчине в лоб. Парень не удивлен, видя на лице успокоение и даже толику счастья. И в этот раз он мешать не будет. Пусть радуется перед смертью.
— Я вознагражу тебя. Смерть — единственное, что точно нам дано, и я рад, что стал твоим проводником. Спасибо за эти два дня, — он кланяется и стоит так минуту, просто задумчиво рассматривая пол.
Исао что-то хрипит, похожее на ругань, угрозы, смех.
Дазай выпрямляется, наклоняет голову набок и улыбается:
— Прощай. И Милли, кстати, давно здесь. За стеной. И она видела
все.
И ехидно улыбается. Наивно было полагать, что он все-таки упустит такой момент. Перед выстрелом лицо мужчины исказилось от боли. Совершенно другой. Осаму сломал даже черепки разбившегося человека.
Он убирает пистолет куда-то под пиджак и стремительно выходит из комнаты пыток. Открывает соседнюю дверь и останавливается. Милли сидит на точно таком же стуле, тоже привязанная. Разве что ее почти не пытали. Физически. Из открытых специальным приспособлением глаз текут слезы, губы дрожат под белой тряпкой, закрывающей ее рот.
— Ты все видела? — спрашивает он мягко и медленно приближается. Девушка быстро кивает, плачет активнее и старательно пытается отклониться.
— Пойдем, — несколько движений, и вот она развязана. Но все равно молчит.
Бедняжка.
Напугана, наверное.
Малышка.
Несчастная девочка.
...
Глупая слабачка.
Осаму приводит ее в ту самую камеру и заставляет взглянуть. На громкий девичий крик прибегает Акутагава. К его сожалению. Парнишка стоит несколько секунд и бежит прочь, кашляя в позывах рвоты.
Тонкий слой крови, местами подсохшей, большой железный стул, опутанный ослабленными цепями. Одежда скорее напоминает решето, чем что-либо нормальное, ноги и руки в шрамах, ссадинах, половина ногтей на ногах отсутствует, пальцы левой руки сломаны, а правой — раздроблены в кости и мясо. Они почернели раньше всего остального. Рот открыт, все до самой груди в крови. Глаз, почти выгрызенный жуком, зияет ярким красным пятном. А в голове, прямо в центре лба, дыра от пули. Он весь в крови. Весь изуродован.
Милли закрывает рот обеими ладошками, чтобы замолчать, и быстро поворачивается к Дазаю.
— За что
так?!
— Знаешь, что такое страсть? Это когда влюбленные сдирают друг с друга одежду, не заботясь о ее состоянии и стоимости, когда стонут и царапают друг друга на пике наслаждения. Это когда ты настолько чем-то увлечен, что остальное — пустой звук, брехня, чушь, ерунда. Так вот это — моя страсть. Исао оказался своеобразной искрой. Было интересно наблюдать, что с ним будет.
А у нее везде боль и отчаяние. В глазах, мимике, жестах. Так просто? Она так легко сломалась?
Дазаю стало смешно. Он демонстративно поднял щипцы и двинулся на девушку, заставляя ее упереться спиной в стену.
— Где чертовы документы, файлы, коды? — щипцы щелкают в воздухе, недалеко от лица девушки, она визжит.
— Мне вмонтировали "зуб мудрости"! Внутри! Все там! Я верну, и скажу, где штаб, и где его семья! Я все!..
Дазай не дал договорить. Несмотря на его отношение к дамам, эту он грубо подтащил к трупу и зашипел ей на ухо:
— Он
два дня терпел
меня, чтобы не выдать тебя, семью, друзей, коллег. Он был благородным и прекрасным человеком. Мне жаль, что тебе уготована смерть, а не вечные страдания.
Девушка вырывается и отбегает, обернувшись к парню лицом. Он стреляет наобум. Попадает в живот. Пуля проходит насквозь, рикошетит и упирается куда-то в спину. Осаму уходит, даже мельком не глянув на оседающую девушку, хрипящую, неверяще смотрящую на кровь на своих ладонях.
Огай закрывает ноутбук — красная лампочка камере в пыточной коротко мигает и становится тусклее. Мужчина улыбается, положив подбородок на сцепленные вместе пальцы.
Все получилось.
Опять.
Какое счастье, что Дазай с ним за одно.
Осталось лишь принести в комнату №4 клетки с крысами, чтобы избавиться от трупов. Или на этот раз обратиться к более традиционным методам?
