Предрассветный

《Do not stand at my grave and weep, I am not there, I do not sleep...》

Мерлин, этот лопоухий болван, всегда невероятно раздражал своим оптимизмом, но видеть сейчас слезы в уголках его глаз было поистине невыносимо. - Мерлин, - вышло суховато, даже грубо. Артур с удовольствием дернулся бы или скривился для пущего эффекта, если б только мог, но все его тело словно одеревенело. Язык во рту едва ворочался, с трудом слагая отдельные звуки в слова, губы онемели. Все, что мог Артур, - бестолково шевелить ими в последней попытке сказать что-то привычно колкое и чертовски остроумное, от чего физиономия Мерлина вновь осветилась бы дурацкой ухмылкой, предвещающей какой-нибудь не слишком почтительный ответ. Короткий болезненный смешок невольно вырвался из груди, и Мерлин, очевидно, воспринял это по-своему. - Все будет хорошо, - нарочито бодрым голосом произнёс он, сцепив руки на груди Артура и отчаянно стараясь не дать тому упасть. - Ты не умрёшь, Артур. Наверное, где-то ровно посередине этой фразы ноги его и подкосились. Мерлин, намертво вцепившийся в его стремительно холодеющее тело, рухнул на траву позади него, продолжая баюкать, словно ребенка, заполошно шептать всякие глупости, и руками, испачканными в свежей грязи, бесцельно обшаривая гладкую поверхность доспеха. Целую минуту он держался почти невозмутимо, а через две все старания вновь поднять их задницы прервались приглушенным всхлипом, безо всякой жалости подавленным прежде, чем это смогло стать чем-то ужасным и непоправимым. Будь Артур в состоянии язвить, сказал бы, что Мерлин - бестолочь, и всего лишь запутался в своих же ногах. - Мерлин, - свой голос Артур услышал будто сквозь толщу воды, однако сфокусировать поплывшее зрение оказалось и того труднее. - Мерлин, остановись, прошу. Слова давались особенно тяжело, но Артур не был бы собой, если б просто позволил свинцовой голове откинуться на заботливо подставленное плечо. Не сейчас, когда Мерлин действительно нуждался в нем. Мерлин, без которого нельзя было и дня спокойно провести. Мерлин, всегда без лишних слов остававшийся с Артуром в минуты, полные тревоги. Мерлин, чье большое, переполненное светлой магией сердце никогда не сомневалось, если кому-то из близких была необходима его помощь. Мерлин, изо дня в день хранивший свою тайну, чтобы угроза выбора никогда не нависла над чувствами короля. Мерлин, его единственный верный друг, которого он, Артур, возможно, не заслуживал вовсе. И внутри что-то болезненно обрывалось, стоило Артуру взглянуть Мерлину в лицо. Тихими вечерами, когда Артур ленился заниматься делами, он украдкой изучал его, в то время как сам Мерлин был занят: эти оттопыренные уши, высокие скулы, лукавые голубые глаза с паутиной тонких складочек у уголков, по-детски пухлые губы, которые Мерлин, стесняясь, прикусывал или поджимал, когда был озабочен или недоволен чем-то. Так происходило нечасто, и если была хоть малейшая возможность, Артур без колебаний откладывал все, что могло подождать до утра, садился на постели и принимался болтать что-то по-королевски высокомерное, чтобы не выглядеть совсем уж странным. И теперь, смотря на Мерлина, цепляя взглядом трепетание длинных ресниц, болезненный блеск глаз, испачканный подбородок, едва тронутый легкой щетиной, Артур по-настоящему тосковал по этим вечерам - по выражению тщательно скрываемого удовольствия на милом мальчишеском лице. А когда дрожащие паучьи пальцы Мерлина коснулись его мертвенно-бледных щек, чувство вины с головой затопило Артура, вытесняя все. У него не было больше времени, чтобы все исправить. Он не сможет одним прекрасным вечером подойти к Мерлину и признаться, что под слоем напускного пренебрежения лежит привязанность такой огромной силы, что ему становилось страшно, когда он ненароком об этом задумывался. - Останься со мной, - надломленно прохрипел Мерлин, отпуская все свое самообладание. - Пожалуйста, Артур, останься, прошу тебя. Если бы Артур мог чувствовать свое тело, то непременно удивился бы, откуда в Мерлине взяться такой силе, с какой он сейчас сжимал его в своих объятиях, однако все, что теперь было ему доступно, - видеть только, как стремительно намокает от слез дурацкий шейный платок, как трепещут на белой шее жилки и через раз вздымается, сотрясаясь, худая грудь. - У тебя теперь будет больше выходных, Мерлин, - ему не следовало произносить это таким тоном, словно не к его сердцу с каждой секундой приближается смертоносный осколок клинка, однако соблазн в последний раз увидеть кривую ухмылку Мерлина был слишком велик. Всего долю секунды тот выглядел расстерянным, затем уголки его губ дрогнули, обнажая ровный ряд белых зубов. - Я не хочу тебя потерять, - шепнул он, сморгнув застывшую в глазах влагу, и почти что машинально потянулся к руке Артура, вжимаясь затылком в обтянутую кожей ладонь. Улыбнуться в ответ было почти таким же естественным и необходимым, как дышать воздухом. Артур лишь надеялся, что это была именно улыбка, а не кривой оскал умирающего, однако даже если так и было, Мерлин не подал виду. Этого было достаточно. Когда мир прекратил бешено вращаться и замер в одной точке, Артуру стало намного легче отпустить себя, видя, что Мерлин не бьется в истерике, поливая его реками слез. Хотя, возможно, это было позже, - Артур не смотрел на него к тому времени, уткнувшись стеклянным взглядом в предрассветное небо и рассеянно прислушиваясь к неразборчивому нежному бормотанию над самым ухом. - Спасибо, - как можно тверже откликнулся Артур, чувствуя, как его затапливает горячая волна благодарности с соленым привкусом сожаления на чужих губах, влажно прижавшихся к его ледяному лбу, и что одно слово не способно выразить все то, что скопилось в нем за долгие годы. И в следующее мгновение яркий солнечный свет беззвучной вспышкой поглотил хмурое небо.